Распространенное мнение, выраженное в поговорке "Любовь приходит и уходит…", ласкает слух. Скорый отказ от человека, с которым вдруг стало нелегко поладить, всегда можно оправдать. Потому-то мне было так удивительно открыть, что любовь – не удовольствие. Она не то, с чем хорошо проводить вечера, красиво смотреться рядом, а в случае неудобства или надоедливости можно убрать с глаз долой. Она – более сложное и многоцветное чувство. Это открытие я сделала, прочитав эссе "Работа любви" известного философа и культуролога современности Григория Померанца.

Чтобы стало более понятно, о чем говорит Померанц, расскажу немного о себе. Меня, когда особенно остро переживаю любовь к какому-либо человеку, одновременно охватывает огромный страх, что в какой-то момент я могу забыть об этом чувстве (даже ненадолго) и закрыться от любимого. А потом еще раз забыть, забыть иначе – разлюбить. А забыть всячески помогает современный город с обилием информации. Согласитесь, Ромео, спускаясь с балкона Джульетты, мог надолго уединяться, имел весьма благотворные условия для расцвета любви. Другое дело – молодой горожанин, из автобусной толчеи попадающий в уличную, выслушивающий за день много людских мнений – правильных и неправильных, вопросов, на которые он бесперебойно вынужден отвечать – на лекции, на работе, в магазине. Необходима сильная воля, чтобы сохранить глубину чувства в такой суете. И сохранить не на день и не на год, а на пресловутое "навсегда". А иначе – зачем?

Так вот, вся книга Померанца "В тени Вавилонской башни" и оговариваемое мною эссе "Работа любви" – о том, как учится автор хранить верность однажды принятому решению, совершенному поступку. В книге нет практических рекомендаций и тем более нравоучений, потому что человек пишет о себе настоящем, а не о недостижимом книжном идеале.

В книге горизонталь исторической мысли дополняется вертикалью, то есть глубиной чувства. Такое сочетание благотворно и для ума, и для сердца читателя. Оказывается, тем, что сегодня под словом "любовь" чаще всего подразумеваются отношения между мужчиной и женщиной, мы обязаны культуре. Поэты из века в век прославляли именно порывы любви-страсти. А о родительской любви, к примеру, пели меньше…

Померанц обращается к античной традиции. "Фукидид отмечает как странность, как индивидуальную черту Перикла то, что он каждое утро, уходя из дома, целовал свою жену Аспазию. Греческий эрос совсем не предполагал нежности, по крайней мере, у мужчин". Аналогии автор находит в мусульманском суфизме и в индийской традиции бхакти. А из ветхозаветной "Песни Песней" цитирует строки: "Ибо сильна, как смерть, любовь, свирепа, как преисподняя, ревность; стрелы ее – стрелы огненные; она – пламень всесильный".

Но мне в книге особенно ценно постоянное обращение автора к собственной жизни. Человек этот, пострадавший во времена сталинских репрессий, перенесший смерть горячо любимой первой жены, становится близок и интересен с первых страниц – даже непосвященному. Он не таясь говорит обо всех сильных любовных потрясениях, выпавших на его век. О том состоянии после потери, когда остается "только сознание, что во мне есть способность к большой любви, такой, о которой поэты пишут, а в жизни почти не бывает".

Сначала, по Померанцу, необходимо поверить в реальность любви. И главное здесь – пример. "Мне рассказывала женщина о незабываемом следе любви, оставленном в ней отцом и матерью. Каждый день, проведенный без жены, отец считал вычеркнутым из жизни".

Семья – это сложное испытание. "Обычная семейная жизнь, без заложенной в ней духовной пружины, казалась мне ловушкой, и, может быть, действительно была ловушкой. Я не хотел обыденного семейного счастья".

"Любовная лодка разбилась о быт…" Не из-за того ли, что в нас прочно засел стереотип, что семья – это нечто скучное, оседлое и традиционное, по сути – только земное, для продолжения рода и ряда материальных, моральных и физических затрат… Не из-за этого ли так страшно (после того как рассеялись первые романтические иллюзии), что называется, "потерять свободу", "связать себя"?

"Работа любви не прекращается ни в праздники, ни в будни. Без этого праздник кончится похмельем, а будни все поглотят".

Очень симпатично мне в связи с этим сравнение женщины с музыкальным инструментом: когда человек обучен игре, он может из одного инструмента всю жизнь извлекать разнообразные звуки. А если это Дон Жуан, умеющий только стучать по клавишам, то ясно, почему он ничего не исполняет и в гневе отбрасывает инструмент.

Померанц признается, что его эссе о любви пропитаны идеями немецкого поэта начала XX века Райнера Марии Рильке, который и придумал словосочетание "работа любви".

Первая идея – о превосходстве женщин, взявших всю работу любви на себя, оставив мужчинам самую легкую долю (наслаждение). "Разве мы не могли бы сделать попытки хоть немного развиться и мало-помалу, постепенно, взять на себя всю долю работы в деле любви?" Думаю, что немногие мужчины задаются подобным вопросом.

Вторая идея – то, что "такая любовь не нуждается во взаимности, в ней самой заключается и призыв, и ответ на него".

Третья – что любящий всегда выше любимого. "Плохо живется тем, которых любят, и всегда им грозит опасность. Ах, если бы они побороли себя и стали любящими! Любящие находятся вне опасности… В них тайна приобретает единство, в них она не распадается на части…"

А еще речь Померанца перемежается стихотворными строками его жены, поэта Зинаиды Миркиной, которая пишет о любви:

И простите мне еще одну цитату из этого удивительного труда:

"Работа любви – это собирание себя под образом любви, чтобы не оставалось никакой почвы для столкновения самолюбий, для раздражения, срывов, ссор. А если нечаянно случится ссора – спохватиться и собраться и помириться еще до вечера, со всеми поводами ссоры, потонувшими в любви, на той глубине, где есть только любовь".