Индикатором развития страны принято считать прогресс в общественно-политической, экономической и культурной сферах. Но не он один является признаком состоятельности той или иной общности людей. Движение вперед – это еще и использование опыта предков, способность чтить память, заботиться об их могилах. Но если с прогрессом у нас вроде бы порядок, то с памятью об ушедших явно что-то не то.
Взглянем на сегодняшнее кладбище, причем неважно – сельское оно или городское. Просевшие могильные холмы, ограды с облупившейся краской, надгробные плиты со следами, оставленными охотниками за цветным металлом… И это – лишь видимая часть проблемы. Многие ее неприглядные подробности, такие, как покупка “могило-места”, незаконные “подхоранивания”, мародерство, большинству из нас неизвестны.
Утверждать, что все места погребения выглядят подобным образом, наверное, неправильно. Есть на кладбищах своеобразные культурные оазисы, по виду которых ясно: здесь родственники погребенных не пожалели ни сил, ни средств. Но почему-то такие могилы воспринимаются не как норма, а являются, скорее, некоей достопримечательностью. И комментарии вызывают соответствующие – от завистливого “деньги девать некуда” до осуждающего “это ж как надо было нагрешить, чтоб такие похороны отгрохать”.
И все-таки мне, например, было стыдно за казанские кладбища перед гостями республики, съехавшимися на 1000-летие столицы. Хорошо хоть большинство из них огорожены сплошными заборами. Если, взглянув на сегодняшние места захоронения, попробовать сформулировать отношение современного горожанина к ним, точнее, чем у Высоцкого, не получится: “Вот молодец, этот самый усопший, вовсе не требует лишних хлопот”. Причина это или уже следствие нынешнего бедственного положения кладбищ – об этом остается только догадываться.
Официальным лицом, которое могло бы внести ясность в этот вопрос, является генеральный директор муниципального унитарного предприятия “Ритуал”. Но общаться по этому поводу с прессой он отказался. Рядовые же работники “Ритуала” пояснили, что похоронная служба к могилам не прикасается, занимаясь лишь уборкой территории кладбища: зимой очищают аллеи от снега, летом – косят траву. Следить за состоянием могил обязаны родственники или иные имеющие отношение к погребенному лица.
Между тем, как гласит объявление, вывешенное на одной из оград, “захоронения, находящиеся в неухоженном состоянии, могут быть признаны бесхозными”. Кто определяет степень “неухоженности” захоронений? Ответить на этот простой вопрос в “Ритуале” никто не решился. Вот и получается, что бабушка преклонного возраста, с трудом передвигающаяся по квартире и по понятным причинам не имеющая возможности часто посещать кладбище, рискует однажды и вовсе не увидеть родственной могилы. Стало быть, упрекать людей, запустивших могилы, в беспамятстве не совсем правильно.
А может, гены виноваты?
Кто-то полагает, что кладбища были, есть и будут “городами мертвых”, а людям в первую очередь нужно заботиться о живых. Но тогда возникает вопрос: почему в тех же Бресте или Минске погосты выглядят не в пример ухоженнее? Казанский историк-краевед Анатолий Елдашев считает, что погост или некрополь – это прежде всего нравственное лицо нации.
– В начале ХХ века, – заметил он, – в черте города насчитывалось около двух десятков кладбищ. Например, рядом с Зилантовым монастырем захоронено не менее трех тысяч человек. И таких мест немало. Можно сказать, весь центр Казани стоит на костях. Только знают об этом, в основном, краеведы.
То, что кладбища “давно ушедших дней” утеряны и забыты, с долей условности еще можно назвать естественным процессом. Однако почему же к кладбищам так безразлично относятся и при их “жизни”?
Анатолий Михайлович, отвечая на этот вопрос, опять заговорил о нашей ментальности.
– После волны разрушений кладбищ, прокатившейся в 30-50-е годы, в том числе и по нашей республике, места захоронений практически не восстанавливались, – сказал он. – На них потом начали разворачиваться стройки, возводиться кварталы многоэтажек. Нельзя сказать, что таких мест в городе много, но все же они есть. Называть их, я думаю, не стоит, многие жильцы и сами знают, что их дома стоят на месте кладбищ. А сколько дорог проложено по бывшим погостам? Или еще пример – улица Ульянова-Ленина, откосы оврага рядом с которой выложены булыжником. Если присмотреться, то среди булыжника можно увидеть фрагменты надгробных плит второй половины XVIII века с сохранившимися на них письменами. То есть эти плиты в свое время раскололи и использовали в качестве строительного материала.
Не место красит человека?
Существует еще одна серьезная проблема. Это истощение потенциала действующих казанских кладбищ и нехватка места для организации новых. Из 28 городских кладбищ, находящихся на балансе коммунального предприятия “Ритуал”, действуют сегодня 11, еще на 15 разрешено захоронение только в родственные ограды. Короче, мест все меньше.
Нехватка земли под кладбища – проблема всех крупных городов. И в большинстве случаев она решается одинаково – под кладбища отводится земля, что подешевле. Как правило, далеко за городом. Для большинства горожан, не имеющих личного транспорта, посещение могилы на таком кладбище превратится в весьма проблематичное занятие – сначала купи билет на пригородный (или даже междугородный) автобус, изрядно в нем потрясись, а потом еще доберись обратно… Словом, если столь запущены кладбища, находящиеся в черте города, то можно представить, как со временем будут выглядеть удаленные погосты.
Однако есть вариант, дающий возможность использовать полузакрытые или закрытые кладбища. Это предоставленное законодательством право захоронения в родственные ограды. Чтобы похоронить новопреставившегося рядом с родственником, но без расширения площади ограды, нужно представить документы, подтверждающие родственную связь. Поскольку вопрос это деликатный, внимание к справкам, по идее, должно быть особым. Однако не секрет, что в подобных ситуациях не обходится без исключений из правил. Особенно если скорбные хлопоты выпадают людям деятельным, пробивным и щедрым. Такие кому угодно докажут, что не человек красит место, а как раз наоборот.
Жительница Казани Элеонора Мартовна (имя изменено по ее просьбе), придя в один из дней на Арское кладбище навестить могилу своей бабушки, обнаружила на ее месте совсем свежее захоронение незнакомого ей человека.
– Я была настолько потрясена, – призналась она, – что поначалу даже не могла сообразить, что же мне делать. Потом, немного отойдя от шока, пошла в администрацию, которая находится там же, на кладбище, и попросила мне все объяснить. Там ответили, что пришел пожилой мужчина и выразил желание похоронить свою маму рядом со своей бабушкой. И указал на могилу моей бабушки.
– Что же, – поинтересовался я, – ему на слово поверили?
– Похоже на то, – говорит Элеонора Мартовна. – Но через десять дней могила моей бабушки была восстановлена и даже крест установили прежний.
“Лишние хлопоты” вовсе не лишние
То, что наш ритуальный сервис находится в зачаточном состоянии, – факт бесспорный. В Казани, например, гроб из ценных пород дерева, катафалк и живой оркестр – верх того, на что могут рассчитывать самые требовательные клиенты. Даже доставка гроба с телом к месту погребения до недавнего времени была заботой родственников умершего, потому как данной услуги просто не было в реестре. Так что в реформировании, причем существенном, нуждается вся региональная сфера ритуальных услуг. С ними люди сталкиваются нечасто – быть может, два-три раза в жизни, поэтому на “плюсах” и “минусах” в этой сфере внимания не концентрируют. Но в том, что данный вид деятельности – это бизнес, который будет существовать всегда, сомнений нет – ведь каждый рано или поздно станет клиентом одного из похоронных бюро.
Среднестатистическому жителю республики похороны обходятся в сумму от 3 до 10 тысяч рублей. Но есть люди, готовые выложить за то же самое несколько сотен тысяч. И часто спрос на изыски ритуального сервиса спросом и остается. Потому как отсутствует предложение. Нельзя сказать, что конкуренция на рынке ритуальных услуг высока. Так, в Казани несколько фирм, занимающихся изготовлением ритуальных принадлежностей, предлагают практически одно и то же. А до 90 процентов из покинувших этот мир рискуют совершить последний путь на проржавевшем, с осыпающейся краской “пазике” или “УАЗе”.
Стандартный набор, что и говорить, но почему-то обидно за него. Особенно на фоне предложений некоторых российских и заграничных ритуальных бюро. Например, Новосибирский крематорий предоставляет возможность отправить на околоземную орбиту капсулу с несколькими граммами праха умершего. Или даже доставить капсулу на Луну. Обойдется это в сумму от 1000 до 13 000 долларов. А одно из похоронных бюро швейцарского города Кур предлагает превратить пепел усопшего в… голубые бриллианты. Для изготовления бриллианта весом в 1 карат требуется 100 граммов пепла и 2-3 недели времени. По окончании процесса камень подлежит огранке, и им может быть инкрустировано памятное для родственников умершего украшение. Причем такой бриллиант обойдется не дороже среднего надгробного памятника.
Впрочем, о чем это мы? До “космических” ли нам погребений, если не решены многие сугубо земные проблемы похоронного дела? Скажем, Казани нужен крематорий. Нельзя сказать, что идея эта новаторская – довольно часто, по мере истощения ресурсов кладбищ, о крематории говорят как о все более доступном и реальном способе альтернативного погребения умерших. И не появился он пока в Татарстане из-за свойственной нам восточной ментальности, несмотря на уже западноевропейские взгляды.
Между тем со строительством крематория решится сразу несколько задач. Во-первых, для организации колумбариев (мест захоронения урн с прахом) потребуется гораздо меньше площади, не говоря уже о стенах скорби, которые и вовсе требуют минимальных “земельных” затрат. Может, такие расчеты и покажутся кому-нибудь кощунственными, но существующее положение дел, когда участки земли под могилы покупаются за огромные деньги, хотя они гарантированы государством бесплатно, а на самих кладбищах царят нищета и неразбериха, выглядит намного кощунственнее. Во-вторых, кремация дешевле традиционного вида похорон. Если, по словам самих работников сферы ритуальных услуг в Казани, более-менее приличные похороны можно организовать, уложившись в сумму 10 тысяч рублей, то непосредственно кремация стоит около двух тысяч. А уж что делать с прахом – захоронить в колумбарии, развеять высоко в горах или же держать урну дома на камине – пусть каждый решит сам. Преимущество кремации очевидно и для выходцев из бывших союзных республик, чье последнее желание зачастую заключается в том, чтобы их похороны состоялись на родине. Осуществить это желание, имея компактную капсулу с прахом, а не цинковый гроб, намного проще и уж тем более дешевле. Наконец, появится возможность организовать достойные похороны и у людей малообеспеченных.
В России всего с десяток городов, имеющих кремационные комплексы, количество же погребенных методом кремации не превышает 7 процентов. Тогда как в мире насчитывается не менее 14 тысяч крематориев. Наиболее широко кремация практикуется в Японии, там кремируют практически 98 процентов умерших.
Известно, что ни одна из трех основных представленных в нашем регионе конфессий не одобряет, а где-то даже прямо запрещает кремирование тел умерших. Но ошибочно было бы утверждать, что все проживающие в Татарстане русские – обязательно православные, так же как все татары – мусульмане, а евреи – бесспорно иудеи. По крайней мере, если бы все обстояло именно так, наши погосты и некрополи не находились бы в столь жалком состоянии. Стало быть, ссылаться на неодобрение священнослужителей не совсем правильно. Ведь речь не идет о полном закрытии кладбищ. О кремации говорится лишь как об одной из дополнительных услуг, право на которую, кстати, закреплено в федеральном законодательстве. Об услуге, которая, вполне может быть, поможет не только привести в порядок погосты и некрополи, но и изменить отношение к “тому самому усопшему”, который до сих пор, к великому сожалению, “не требует лишних хлопот”.
