Все российское общество, без преувеличения, потрясла трагедия, случившаяся недавно в Челябинском танковом училище. В результате издевательств старослужащих солдат Андрей Сычев, проходивший здесь срочную службу, лишился ног и несколько дней находился на грани жизни и смерти. Это заставило многих вновь обратиться к такой острой армейской проблеме, как неуставные взаимоотношения.
По мнению одного из работников Татарстанского военного комиссариата, попросившего не называть его фамилию, преступление в Челябинске приобрело такой резонанс лишь потому, что о нем начала говорить пресса. Сами же сотрудники Татвоенкомата ставятся в известность о судьбе военнослужащего, призванного из республики, лишь в том случае, если он дезертировал из части или погиб. О том, что тот или иной наш солдат совершил по месту прохождения службы преступление или пострадал от той же дедовщины, в военкомате ничего не знают, и статистики такой не ведется. Известно лишь, что как минимум за 2004 и 2005 годы фактов гибели призывников из Татарстана по причине неуставных взаимоотношений не зарегистрировано.
Учитывая, что ребята, призываемые с территории нашей республики, в основном служат за ее пределами, семьи татарстанцев сегодняшние проблемы российской армии воспринимают очень близко к сердцу. Ведь, по данным социологов, именно дедовщина является главной угрозой, которую видят в армии для своих детей их родители. На второй план отступает даже служба в “горячих” точках.
Некоторые считают, что главным фактором, способствующим распространению неуставных взаимоотношений в Советской армии в 60-х годах, был переход с трехгодичного на двухгодичный срок срочной службы. Однако думаю, что дело не в этом.
Когда-то Георгий Жуков сказал, что Великую Отечественную войну выиграли он и сержанты. Вот как раз по этому основному низовому командирскому составу в результате армейских реформ Никиты Хрущева и был нанесен нокаутирующий удар. До этого сержантами служили в основном взрослые “дядьки-контрактники”, почти постоянно (даже ночью) находящиеся с личным составом, имеющие жизненный опыт и неизменный авторитет у солдат-срочников. В ходе реформы в целях экономии средств все они были из армии уволены, а их место заняли желторотые пацаны, вчерашние школьники, прошедшие лишь полугодовую подготовку в “учебке”. Для “деда”, прослужившего, скажем, полтора года, сержант-“полугодок” никакого авторитета, естественно, не представлял. Таким образом, вся структура сложившихся взаимоотношений в низовом звене армии в те годы была сломана. Уставные взаимоотношения больше не работали. Дисциплина в войсках резко упала. Но свято место пусто не бывает, и на смену уставным отношениям постепенно пришли неуставные, в результате чего главными в казарме стали те, кто дольше прослужил, независимо от нашивок на погонах. Чисто внешне все вроде бы наладилось, но это было обманчивое благополучие. На самом же деле с годами болезнь прогрессировала, принимая все более уродливые формы. На определенном этапе из-за нехватки личного состава в войска начали призывать и судимых граждан, которые привнесли в армейский быт тюремные обычаи.
В пораженных дедовщиной частях действует следующая схема: только что пришедший новичок работает и выполняет обязанности по службе за себя и “за того парня” (а то и за нескольких). Спасительной для него является единственная мысль: через год уже он займет ведущее место в армейской иерархии.
Разорвать эту цепь “наследования” привилегий очень сложно, так же, как и пережить первый год службы. Эта схема является противозаконной, неуставной уже по своей сути, так как в любом случае предполагает насилие над первогодками, в том числе и физическое. Следует учитывать, что в армию призываются еще незрелые в психологическом отношении 18-летние пацаны, вчерашние дети, которые, попадая в экстремальную ситуацию, часто “ломаются”, ожесточаются и пытаются на втором году службы выместить на новеньких все, что довелось испытать им самим на протяжении первого года. И здесь зачастую невиданная жестокость проявляется даже теми, кого “на гражданке” считали вполне вменяемыми, вежливыми и воспитанными ребятами.
Умалчивание же офицеров о фактах неуставных взаимоотношений во вверенных им частях, безусловно, является фактом вопиющим, но в условиях существующей системы, увы, вполне объяснимым. Полы в казарме вымыты, кровати аккуратно заправлены, пыль вытерта, весь личный состав выстроен на поверку – примерно такую картину видит каждое утро офицер, пришедший в роту, где властвует дедовщина. Так может продолжаться годами. Офицеры получают очередные звания, уходят на повышение, и вряд ли кому-нибудь из них захочется вскрывать этот нарыв. Тем более когда знаешь о последствиях: в случае обнаружения неуставных взаимоотношений могут “полететь головы” у всей цепочки командования – от командира взвода до командира округа. В лучшем случае они отделаются различными взысканиями. А ведь у всех семьи, дети, наконец, карьерные устремления…
Во времена моей службы наша часть была одной из самых образцовых в гарнизоне, ее всегда отмечали, хвалили, ставили в пример. Однако все изменилось после обнаружившихся фактов дедовщины в одном из ее подразделений: часть тут же стала плоха абсолютно по всем показателям – начиная от спортивной подготовки личного состава и заканчивая “отвратительным оформлением” наглядной политической агитации. Соответственно изменилось отношение и к офицерам. При такой системе “поощрения” борьбы с дедовщиной мало кто из командиров отважится выносить сор из избы.
В действительности же выявить наличие неуставных взаимоотношений в той или иной части не так уж и сложно. Иногда достаточно лишь осмотреть тела новичков. Есть и другие признаки, по которым можно безошибочно все понять даже родителям военнослужащих. Стоит внимательно приглядеться к повседневной форме молодых солдат, содержимому их тумбочек и сравнить все это с принадлежностями старослужащих. В свое время я был свидетелем того, как замполит гарнизона смог выявить дедовщину за минуту, лишь сравнив “возраст” ремней старослужащего и молодого солдата (новый ремень последнего был у него “дедом” отобран взамен на старый). Как говорится, было бы желание…
Президент России Владимир Путин после случая в Челябинске заявил, что допускает введение в войсках военной полиции, которая занималась бы проблемой неуставных взаимоотношений. Но примерно ту же самую роль в частях сейчас выполняют так называемые “особисты” (представители органов безопасности в армии). Однако деятельность их до сих пор в этой сфере была малоэффективна – “стучать” у нас считается грехом особо тяжким. И остается только гадать, что тому виной – годы сталинских репрессий или элементы тюремного уклада, заимствованные армией.
А между тем дедовщина и в советские годы, и сегодня присутствует не только в воинских частях, но и в некоторых общежитиях училищ и техникумов, в интернатах, детских домах, других заведениях, так что явление это – не только специфически армейская проблема.
В сложившейся ситуации против дедовщины может быть лишь один рецепт: как можно более быстрый перевод войск на контрактную основу, а в частях военнослужащих срочной службы – введение должности сержанта на контрактной основе. Причем зарплата здесь должна быть такая, чтобы солдат обучал и воспитывал не полууголовный и полуграмотный командир отделения. Кроме того, необходимо исключить наказание офицеров, если они в своем подразделении сами вскрыли факты неуставных отношений. Только в случае таких реформ наша армия сумеет избавиться от зла, преследующего ее на протяжении вот уже нескольких десятилетий.
