Человек отличается от животного кроме всего прочего еще и тем, что ему бывает стыдно за свои поступки. А вы помните свой поступок, за который вам впервые в жизни было по-настоящему стыдно, за который вы краснеете до сих пор? С этим вопросом мы обратились к читателям.
Наталья Зерцалова, начальник отдела Минземимущества РТ: Это было на первом курсе университета, мы сдавали первый госэкзамен по археологии, принимал его ныне покойный профессор Халиков. Почему-то наша группа не очень любила этот предмет, и мы – 22 студента – решили ничего не учить, но каждому распределили вопросы, чтобы подготовить на них шпаргалки. Так и сделали. И вот заходят первые пять человек, причем все комсомольские активисты, и я в том числе. Сидим, вроде как готовимся. После трех минут профессор нас вычислил и говорит: “Я знаю, что вы ничего не учили, не надо ни меня, ни себя обманывать. Конечно, я не буду вам портить дипломы, но пятерки все равно никому не поставлю. Те, кто ходил ко мне на занятия, получат “четверки”, а кто не ходил – “тройки”. Так и сделал, и все без экзаменов получили кто “четверки”, кто “тройки”. Мне он поставил “хорошо”, потому что я посещала его занятия. За эту “четверку” стало так стыдно до слез и обидно, что я впервые в жизни изменила своим принципам, поддалась чувству стадности, что оскорбила взрослого человека. А сейчас вспоминаю, что лекции-то профессора Халикова были очень интересны, и проводил он их в музее археологии Казанского университета, и самого его мы уважали…
Алексей Виноградов, предприниматель, прихожанин церкви Косьмы и Дамиана (Набережные Челны): Для простого смертного покаяние, а таковым неизбежно становится любое признание в неблаговидном поступке, акт интимный. И совершается оно в присутствии одного человека – священника (в традиционном обществе) или случайного собеседника. Советская мораль с ее приматом самокритики, объявленной “движущей силой”, шла вразрез с человеческой психологией. Это надо признать. И поэтому, отвечая на ваш вопрос, я позволю себе скрыться под вымышленной фамилией.
Настоящий “грех” случился у меня в первом классе. На перемене хулиганистый сосед по парте совершил мелкую пакость. Напрочь забыл, в чем она заключалась, но следы ее не удалось замаскировать, когда прозвенел звонок. Учительница Елена Матвеевна, обращаясь к классу, спросила: “Кто это сделал?”. Как водится, возникла пауза. Она затягивалась. И тут встал я и звонким голосом отчеканил: “Это сделал Малаханов!”.
“Спасибо, Леша”, – поблагодарила Елена Матвеевна, но при этом как-то странно на меня посмотрела. Смысл ее взгляда я понял лишь годы спустя, но неловкость почувствовал сразу.
Сейчас стало модно рассуждать на тему повального “стукачества” в стране в 50-е годы прошлого века, о том, что в школах чуть ли не культивировалось доносительство. Не знаю, как было в больших городах, но в рабочем поселке, где прошло мое детство, наушничанье не поощрялось. Хотя Елена Матвеевна смотрела в сторону всего класса, допытываясь, кто устроил проказу, она, конечно, обращалась прежде всего к шалуну и ждала, чтобы он набрался мужества сам сознаться в проступке. И чем старше я становился, тем острее испытывал чувство стыда за свою давнишнюю “принципиальность”. Даже не перед одноклассником, превратившимся в конце концов в заурядную шпану, а перед Еленой Матвеевной, которой не дал полностью реализовать ее педагогический прием.
В свое оправдание могу лишь сказать, что уже в зрелом возрасте однажды меня вызвали в партком предприятия, где я работал, для “откровенного разговора” о делах в коллективе. А они, надо признать, шли неважно. В частности, из-за того, что мой руководитель – добрый малый, но без характера, пристрастился к бутылке. Меня так и подмывало об этом сообщить. Бродила подлая мыслишка: его уберут, а меня назначат. Но я вспомнил Елену Матвеевну и сдержался. Как впоследствии выяснилось, в парткоме были прекрасно осведомлены о “слабости” шефа. И вообще, словоохотливость в вышестоящих инстанциях, возможно, иной раз и способствует продвижению по службе, зато всегда ведет к моральным потерям. Благодаря полученным еще в раннем детстве урокам Елены Матвеевны мне удалось их избежать.
Антонина Дмитриева, домохозяйка (г.Заинск): Был такой грех. Даже сейчас, когда вспоминаю, краской покрываюсь. Может, глупый такой поступок, но стыдно было. Мы жили очень небогато. Каждая копейка на счету. Какое там купить мороженое детям! На хлеб бы хватило. И вот получила мама зарплату, положила ее на полочку в платяном шкафу. Я была, может, в классе первом. Одним словом, вытянула я, как сейчас помню, желтый такой рубль. Пировала весь день. Я столько съела мороженого, что заболела. К утру подскочила температура, стало очень плохо. Мама за всеми этими переживаниями даже не заметила пропажу рубля. Хотя, говорю же, каждая копеечка на счету у нас была. Сидела у моей постели и плакала. А я лежала в постели и тоже плакала, но от того, что украла деньги, от того, что получила вот такое наказание. И я вам честно скажу: с той поры даже на дороге деньги увижу – не подберу.
Николай Чурин, секретарь политсовета партии “Единая Россия” (Алексеевский район): На первый взгляд, проступок, на всю жизнь оставивший след в моем сердце, вроде бы и пустяшный. В далеком 1975 году, будучи учеником девятого класса средней школы, случайно уронил со стены портрет В.И.Ленина и разбил в рамке стекло. В те годы вряд ли бы меня кто-то сурово наказал. Но дело в том, что, когда разбирались, кто это сделал, я, секретарь комсомольской организации, так и не признался в содеянном и до самого окончания школы мучился угрызениями совести. Ведь все, что было связано с именем Ленина, для нас было свято.
Вспоминая об этом теперь, невольно задаю себе вопрос: почему же сегодня мы так неосторожно, бездумно травмируем старшее поколение многочисленными разоблачениями? Не лучше ли делами доказывать преимущества нового строя? А события минувшего столетия пусть рассудит история.
Наиля КЛЕВЛЕЕВА.