Сегодня в Российской Федерации ни одно ведомство не располагает точными данными о количестве беспризорных мальчишек и девчонок. Даже государственной статистики о количестве беспризорных детей на текущий день нет. По разным подсчетам, оно колеблется от 2 до 5 миллионов человек.
Что же за причины толкают людей к тому, чтобы бросать собственных детей и равно-душно взирать на голодных детишек на улице? Слов нет, жить нынче нелегко, но в той же Казани количество баров, казино и ночных клубов неуклонно растет, так что столица Татарстана по этой части скоро сможет успешно конкурировать с Лас-Вегасом. Да и по числу супербогатых граждан наша республика далеко не на последнем месте в России… Однако осчастливить сироту, взяв его в свою семью, торопятся немногие. Газета “Известия”, например, сообщила недавно, что 85 процентов сирот усыновляется иностранцами, и только 15 – россиянами. Данные Генпрокуратуры несколько утешительнее – за последние годы российские сироты усыновлялись россиянами и иностранцами примерно в равных пропорциях.
И только одна часть России не замечена в передаче своих детей в заграничные семьи: по непроверенным данным, за последние десять лет официально не был усыновлен за границу или передан в детский дом ни один ребенок из Чеченской республики. А уж в каких условиях живет там мирное население (ну не боевики же, в самом деле, воспитывают сирот!), рассказывать, думаю, никому не надо. Выходит, не в обнищании дело?
| В 20-е годы прошлого столетия газета “Комсомольская правда” писала: “Детская беспризорность – наследие прошлого, усиленная империалистической и Гражданской войной, интервенцией, голодом”. Публиковались и статистические материалы. В то время в Российской Федерации насчитывалось около 200 тысяч беспризорников, ночевавших в подвалах и на чердаках домов. Кроме того, еще около 250 тысяч ребят находились в детдомах и сиротских приютах. К концу 2002 года, по данным Российского детского фонда, количество беспризорных детей в России достигло 700 тысяч человек, что сопоставимо с числом беспризорников в СССР после окончания Великой Отечественной войны. |
– Мы как раз собирались к ним наведаться, а то уже несколько месяцев не заглядывали, – сказала она. – И вас с собой прихватим. Лучше на нашем “уазике” ехать. До Муллино хорошая асфальтовая дорога ведет, зато по самой деревне просто так не пробраться – положить асфальт до зимы не успели.
Деревня Старое Муллино – не из больших: 132 жителя, половина из которых – пенсионеры да 32 ребенка. Правда, в последнее время молодежь возвращаться начала – в городе несладко, а на селе как бы трудно ни было, но с голоду никто не умирает. Однако новых домов в деревне – раз-два и обчелся, так что панкратовский “коттедж” выгодно выделяется. И новенькой крышей, и чистыми, прозрачными окнами, и ухоженным садиком перед входом.
…Встречать нас высыпала вся семья – от мала до велика: по случаю приезда гостей малышне разрешили “просолить” садик. Привезенные представительницей отдела соцобеспечения игрушки большой кучей высыпали на ковер в детской, и ребятня принялась разбирать их – кому что нравится, а сладости Людмила тут же незаметно убрала в кухню: “У Сашки такой диатез с одной карамельки откроется, что всю ночь не уснет”.
Сопровождаемые хозяйкой, отправляемся на экскурсию по дому. Спальни ребят, кухня, детская – все поражает чистотой и уютом. Немалое подсобное хозяйство – корова, овцы, утки, куры.
– Как же вы успеваете еще и за всем этим следить? – удивляюсь я.
– Ну, я же не одна, мне дети помогают, – говорит хозяйка. – И потом, хозяйство – это насущная необходимость. У нас оно большое: корова, телята, куры, индюшки, тридцать три сотки земли. Все продукты свои. Городское мясо мы не признаем, молоко, творог-сметана купленные для нас тоже не существуют. На нашу ораву много надо. И лукавить – мол, не устаю – не буду. Да вы и не поверите, конечно…
Наша беседа продолжилась за чашкой чая – в деревне без угощения вас не отпустят, так уж принято.
– Мы приехали сюда шесть лет назад, когда решили создать семейный детский дом, – рассказывает Людмила. – Идеей создания опекунской семьи загорелась, как только вышел закон об усыновлении и опекунстве. По специальности я педиатр, так вроде бы все карты в руки. Правда, непосредственно в педиатрии поработать не удалось – у меня четырнадцать лет фельдшерского стажа плюс семь лет врачом в реанимации. Но знания-то все равно есть. Я и сегодня работаю врачом общей практики в Биляр-ской районной больнице.
– Я была уверена, что вы освобожденная мамаша…
– Не скрою, было такое желание – уйти из медицины совсем, чтобы заниматься толь-ко своим детдомом. Характер не совсем медицинский – все очень близко к сердцу принимаю, а реанимация, сами понимаете, это не “ухо-горло-нос”, там такое каждый день… Устала очень, да и здоровье сдавать начало. Так что мечтала заняться только детдомом. Но не получилось: врач – профессия пожизненная.
– А почему именно здесь решили устроить свой детдом, а не в Казани, например?
– Казань мы исключили сразу – дети должны расти на свежем воздухе, подальше от городской суеты. А Муллино… Я здесь родилась, выросла. Нам предлагали и в Алексеевском остаться, и Александровку, и Билярск. Но дома, как говорят, и стены греют. И потом, была еще одна, важная и грустная причина: тогда у меня здесь очень тяжело болел, умирал от рака отец. А последний год он вообще никаким вра-чам не верил, только меня подпускал.
Да и мужу необходим был покой. Ему ведь здорово досталось – Афган прошел, а после армии, вместо того чтобы подобрать работу поспокойнее, пошел в уголовный розыск. И после одной серьезной операции, закончившейся травмой, его комиссовали. В последнее время с Володей трудно было общаться, настолько он стал невыдержанным. Но в нем было столько положительных мужских качеств, что они с лихвой перекрывали недостатки. Порядочность – главное качество в мужчине, на мой взгляд, и руки золотые…
– А с ребятишками как у него складывались отношения?
– Тут-то как раз все было нормально. С детьми он всегда ладил, общий язык находил с самыми трудными подростками. И мою идею о детском доме подхватил “на ура”. Первых наших опекаемых – двух братьев и сестру Зариповых он высмотрел…
Матери ребят тогда уже не было в живых, а вот отец по причине беспробудного пьянства был лишен родительских прав (через два года после того как дети поселились у Панкратовых, он умер. – Авт.). Когда оформляли документы на опекунство, инспектор по делам несовершеннолетних честно предупредила Людмилу: дети запущенные, мальчики стоят на учете в детской комнате милиции. За старшим такие художества числились… В общем, инспекторша предложила Руслана в интернат для детей с девиантным поведением определить. Но Панкратовы тогда решили не разлучать детей.
– Не страшно было в семью, где двое детей, брать по общим меркам испорченного подростка? Любая мама старается исключить из круга общения сына таких приятелей, а вы в дом… Чему хорошему он мог научить ваших детей?
– Он и “научил”. Правда, Кристина тогда уже большая была, так что на нее повлиять трудно было. А вот Максимка, двенадцать ему было, курить попробовал в первую же неделю общения. Словечек нахватался таких, что только держись. А уж как дрались пацаны первое время… Один оказался выход: разогнать их по разным комнатам. Они вдруг выяснили, что друг без друга им скучно…
Прижились Зариповы не сразу, к тому же пришли в новую семью с неохотой. Точнее, с недоверием. Для обиженного ребенка весь мир – враги, от которых нужно обороняться. Руслан замкнулся, Лиля просто людей боялась, из нее слова было не вытянуть. Ромка – младший, рычал на всех, как волчонок. Говорят, любовь пробивает любые преграды. Но психологи утверждают, что тут главное – не врать, не сочинять: мол, вы нам как родные, мы вас так же любим. Не так же, но любим. И об этом не говорить надо, а показать. Зариповы впервые увидели изнутри жизнь нормальной семьи – где все друг другу помогают, жалеют.
Тропинку к мальчишечьим сердечкам пробил Владимир: то щели в стенах дома проконопатить, то машину ремонтировать – все вместе. Не беда, что молоток в руках держать не умеешь, главное – старайся. Так, слово за слово…
– Труднее всех было со старшим, – вспоминает Людмила. – У него же в тринадцать-то лет уже и наркотическая, и алкогольная зависимость была. Ну, с токсикоманией чуть проще – все-таки в деревне возможностей меньше, чем в городе. А вот с алко-голем… Но я сразу сказала: выпьешь – уедешь в город, в интернат. Однажды, ему уже семнадцать лет было, каюсь, я его даже поколотила. Умудрился выпить где-то с приятелями, да и заснул на крыльце дома. А я не могу уснуть, когда хоть одного из детей дома нет. В общем, промаялась я до полуночи и отправилась его искать по деревне. Вышла – Руслан на крыльце спит. А подмораживало уже сильно. И вот я реву, всех переполошила, выскочили, затащили его в дом. От злости я его “плечиками” – вешалкой для одежды несколько раз стукнула. Руслану это, конечно, как слону дробина, он и не почувствовал, наверное. Правда, все следующее утро ходил извинялся. Это – единственный подобный случай был. Сейчас Руслан живет в Казани, у них же наследство от родителей осталось – квартира трехкомнатная. Запущенная очень, в ней пожар был. Но одну комнату Руслан отремонтировал. Все лето он у нас живет, я не против. Только с условием – не гость, наравне со всеми работать будешь. С детства учу: алкашей и дармоедов здесь не будет, пока я в этом доме хозяйка.
Сейчас Руслан, Лиля и Рома зовут ее по имени-отчеству – Людмила Геннадиевна. А за глаза – в школе, в разговорах с друзьями – мама.
Кстати, именно “наследственная” квартира сыграла свою роль при выборе Панкратовых – брать детей под опеку или усыновлять.
– При усыновлении по закону все имущество переходит усыновителю, – рассказывает Панкратова. – Но нам и так хватило слухов о корыстности намерений взять ребятишек из приюта, так что не хотелось слыть разбогатевшей за счет детей.
Удивительно, но в благие цели у нас почему-то и вправду очень слабо верят. Сейчас это дело прошлое, так что сказать можно. Когда в деревне узнали, что здесь будет организован семейный детский дом, то слухи поползли чудовищные: то предполагали, что Людмила уморила на прежнем месте работы множество пациентов и сбежала от ответственности, то будто бы ее муж – бывший милиционер – жутких нарушений натворил и тоже спрятаться решил в деревне. В общем, у кого на что фантазии хватило.
– Кроме того, – добавляет Людмила Геннадиевна, – при усыновлении дети должны были бы поменять отчества и фамилии. А захотели бы они стать Панкратовыми? Руслан, например, наверняка уперся бы – он у нас стопроцентный мусульманин, все обряды соблюдает. Да и мать с отцом они помнят, нельзя же лишать их корней. Из моих малышей у меня только Дашенька удочеренная, все остальные – под опекой.
Однако у младших обитателей дома Панкратовых сомнений о статусе Людмилы Геннадиевны вообще не возникало. Мама, и все!
Сашка и “харьковский багаж”
Конфеты впервые в жизни Сашка попробовал в детском приюте райцентра Алексеевское: сюда его вместе с сестрой Валюшкой поместили после того, как их отца с матерью лишили родительских прав. В приюте их никто не обижал, кормили вкусно, постельки были чистенькие, но так хотелось домой… Как-то забылось, что у мамы они и хлеба-то досыта не видели, зато вдоволь было криков и шлепков. Ну, в самом деле – нельзя же считать мамой всех теть, которые меняют тебе штанишки или кормят манной кашей? Мама – это которая только твоя. В общем, когда Людмила Геннадиевна пришла в приют и сказала: “Здравствуй, Сашенька!”, то он сразу сообразил – “Мама!”. Собирался очень быстро, поглядывая на нее – не ушла бы – и не забывая следить за сестрой: она хоть и старше, но как-то очень долго одевается… На улице для верности прихватил маму за палец.
Дома счастье продолжилось – так вкусно они с Валей не ели даже в приюте. И целая вазочка конфет, а не каждому по одной! На всякий случай Сашка набил ими карманы и отправился спать. Неприятности начались на следующее утро. Руки и ноги ужасно чесались и зудели. Заесть недомогание припрятанными сладостями не получилось, стало только хуже. К вечеру у мальчишки поднялась температура, а сыпь пошла по всему телу…
Всю ночь Людмила проходила по комнате с дремлющим Сашкой на руках – иначе не успокаивался. Диагноз поставила сразу и безошибочно – диатез. Только к пяти утра мальчик крепко заснул.
За неполные шесть месяцев в новой семье Сашка научился говорить, а ведь в свои два с половиной года знал всего два слова: “есть” и “дай”.
С сестрой мальчика – Валей – посложнее.
– Она не очень раскрывается, боится, – рассказывает Людмила. – Бывает, конечно, подойдет, поцелует. Но это пока, по-моему, не от души больше, а из благодарности. Или еще хуже – угодить старается, приютское наследие. Уже реже, но все еще кричит по ночам, плачет. От любого, самого мягкого замечания в комочек сжимается, будто удара ждет. С ней первой общий язык Ксюша нашла, она у нас самая мягкая, доброжелательная, какая-то мудрая в свои десять лет.
У Ксюши – своя история. За ней Людмила ездила в Харьков. Мать девочки родилась на Украине, потом “мотала срок” в Татарстане, бомжевала в Алексеевском районе, от кого-то прижила дочку. Какое-то время таскала Ксюшу с собой, а потом посадила трехлетнюю девочку в поезд и отправила в Харьков к старикам родителям. Деду с бабкой и сообщили – заберите багаж в таком-то вагоне. “Багажом” оказалась внучка. Старикам не под силу было воспитание девочки: бабушка – инвалид первой группы по онкологии, на костылях, деду и с ней проблем хватает, а тут еще и ребенок. В общем, помаялись они с внучкой какое-то время и отдали ее в приют. А в приюте выяснили, откуда ребенок прибыл, и – запрос в Алексеевское: “Забирайте свою жительницу”. Людмиле об этом рассказала инспектор по соцзащите Татьяна Секалина. В Харьков Людмила собралась в одночасье.
“Меня спасли дети…”
Потихоньку семейный панкратовский детдом обустраивался. Все слухи о том, что “экспериментаторам” сразу по приезде выстроили особняк – сказки. На самом деле, приехав в Старое Муллино, Панкратовы поселились сначала у родителей Людмилы. Но прожили под одной крышей всего несколько дней: тяжелобольному отцу покой нужен, а тут – пятеро детей. Да к тому же мама Людмилы изначально была очень против идеи детского дома: она и по сей день жалеет дочь и утверждает, что та поставила крест на своей жизни. Что тут скажешь? Каждая мать желает дочери легкой доли… В общем, выбрали Панкратовы пустовавший дом в деревне, сняли за небольшую плату и прожили в нем год. Намучались, конечно: печка, стены дома проконопачены плохо, из всех щелей дуло. Потом при помощи тогдашнего главы администрации Алексеевского района Алексея Демидова начали строить тот самый завидный особняк.
| По данным Генпрокуратуры РФ, полученным после проверки детских домов и школ-интернатов в ряде областей России, 40 процентов выпускников этих учреждений становятся алкоголиками и наркоманами, еще 40 пополняют преступный мир, 10 процен-тов кончают жизнь самоубийством, потому что не имеют крыши над головой, и только каждый десятый из них адаптируется к жизни. |
– Алексей Иванович приехал однажды в нашу деревню, – рассказывает Панкратова. – Увидел наше житье-бытье и строго так сказал: “В этом доме вам тесно, будем второй строить”. Он и стройматериалами обеспечил, и бригаду на строительство выделил, а проектировал наш дом… он сам.
Так семья получила новый дом. К тому времени у Панкратовых, кроме зариповской троицы, появилась еще и Дашенька – “отказную” месячную малышку они взяли прямо в роддоме.
Дашеньке не исполнилось и года, когда в семье Панкратовых стряслась беда – при по сей день неясных обстоятельствах погиб муж Людмилы Владимир.
– Год я тяжело болела тогда, – вспоминает Людмила. – Глотать не могла, голос пропал. И по сей день, стоит разволноваться, голос становится глуше, приходится откашливаться все время. Самое ужасное, что среди односельчан моих нашлись такие, которые даже позлорадствовали: не все, мол, тебе радоваться, поживика в деревне без мужниного плеча. Ждали, что со дня на день начну я со своей оравой, как говорят на селе, “сыту хлебать”. Жить не хотелось…
Людмила отворачивается, но я все равно успеваю заметить навернувшиеся слезы.
– Меня дети спасли, – справившись с собой, продолжает она. – Тогда я поняла, что за эти несколько лет мы и вправду стали семьей. Кристина и Лиля готовили, парни по хозяйству работали. Но Дашунька-то крохотная, с ней мои девчонки не справятся. На работу я тогда не ходила, в декретном сидела с малышкой. Но и садик, и школа – это же никто не отменял. Мне тогда и за руль пришлось сесть: садик у нас в соседней деревне, пешком малышей не поведешь. Когда Володя жив был, все угова-ривал: “Давай научу машиной управлять”. А я, глупая, не соглашалась, ссылаясь на занятость. Отучилась на курсах, транспортировали мою “Ниву” в автосервис в Алексеевское, отремонтировали: как на грех, Володя перед несчастным случаем разобрал ее до винтика. Сейчас я гоняю авто в сервис только по серьезным случаям, а так в доме механики свои – Ромка с Максимом…
В общем, сегодня Людмила может любому спортсмену, практикующемуся в езде по бездорожью, фору дать: тренировка-то каждый день. Максим тоже правами обзавелся, а Роме, хоть он и ездит прилично, по причине юного возраста водительского удостоверения не полагается.
– Потом мои мальчишки надумали баню до ума довести, – рассказывает многодетная мама. – Сруб еще Володя ставил, а вот внутреннюю отделку Максим с Ромой делали сами, нынче летом только закончили. Вопрос о “приеме в семью” еще трех детей – Ксюши, Саши и Вали – мы тоже решали коллегиально, на семейном совете.
Но дети подрастают. Два года назад уехал в Казань Руслан, нынешней весной Максим поступал в казанское артиллерийское училище. Не прошел по конкурсу, хотя все экзамены сдал хорошо. Чтобы не терять год, с этими оценками подал документы в Чистопольский сельхозтехникум.
– Я сначала огорчилась, – говорит Людмила. – А потом поняла: что ни делается, все к лучшему. На выходные Максим приезжает домой. Он у меня такой хозяин стал: раньше, чтобы он сделал что-то по дому, ему подсказывать нужно было. Сейчас сам все замечает, взрослый. Максим до приемышей был до безобразия избалован, сама признаю. Он – самый хороший, самый любимый, для него все в доме делалось: младшенький. А подрасти да выйди в жизнь – кто тебя там так принимать будет? Мир-то жестокий.
– А разве у детей из многодетных семей нет льгот при поступлении в вузы?
– Все льготы сегодня – это деньги. Ромка пытался поступить в суворовское, но тоже по конкурсу не прошел: нет стопроцентных знаний. А у кого они есть? Я увере-на, что как раз в суворовском-то и должны учиться дети такие, как Роман.
– В общем, не получилось из моих сыновей военных, буду гражданских растить, – улыбается она.
“Наша жизнь – конвейер”
Утро в доме Панкратовых начинается рано: зимой – в пять часов, летом – в четыре. Людмила со своим обязательным “хвостиком” Сашкой (тот просыпается одновременно с мамой и всюду ее сопровождает) отправляется доить корову. Потом – кормежка живности: теленок, поросята, куры… Через час поднимается Роман, минут через пят-надцать вслед за ним – Лиля и Кристина. В школу – кому учиться, кому – учить (Кристина учится на заочном в педагогическом и преподает в соседней ерыклинской школе в младших классах) – к восьми утра, так что с половины седьмого начинает работать “конвейер”. Побудка, умывание, завтрак под присмотром Кристины или Ли-ли, а затем начинается процедура одевания. Роман (Максим передал ему эту техническую обязанность) идет греть машину и выгоняет ее к главному входу, мама и Кристина одевают малышей, а Лиля принимает подрастающее поколение на улице. Все отработано до мелочей: держать уже укутанных детишек в прихожей нельзя – вспотеют и простудятся, а в палисаднике одних оставлять тоже не стоит – так перемажутся, что потом не только переодевай, но и переумывай. Потом Людмила последним взглядом окидывает квартиру, усаживает пассажиров и – за руль.
В Ерыкле Кристина забирает Ксюшу, и они втроем с Романом отправляются в школу, а Людмила отвозит мелкоту в садик. Вечером забирает малышей из садика (школьники уже отправились своим ходом) и – домой. Вот такой день.
С домашними заботами Людмиле помогает ее родная сестра Ольга. Благо живет недалеко, так что каждый день приходит в панкратовский дом – порядок навести, поесть приготовить, школьников после обеда встретить.
– Знали бы вы, сколько я уговаривала сестру, чтобы она за свою помощь хоть немного денег согласилась брать, – рассказывает Людмила. – Каково на такую орду готовить и убирать в доме! Зато когда мы приезжаем к вечеру, дом “живой”: вкусно пахнет, чисто, тепло, уютно. А на мне “мужские” заботы – сено добыть, фураж, ба-ню строить с мальчишками или машину ремонтировать.
Вечером в доме Панкратовых – настоящий клуб. Хоть и есть в деревне сельский клуб, но Ромкины, Лилины приятели предпочитают собираться именно в большой комнате в уютном семейном доме. Музыка, телевизор, хохот почти до полуночи. Правда, Людмила поставила завсегдатаям условие: не шуметь, чтобы малышам не мешать. Ну и, понятно, никакого спиртного.
– Лучше, если они у меня на глазах все, – говорит Людмила. – И родители довольны – дети в надежных руках весь вечер.
А вот медпункт в панкратовском “особняке” работает круглосуточно.
– Ни одного вечера нет, чтобы не пришел кто-нибудь, – делится Людмила. – И как откажешь, если ты врач? Больница-то от нас далеко, так что со всех окрестных деревень едут ко мне. Раньше и лекарства свои использовала, недавно как для неотложки мне стали бесплатно выдавать.
– Она – наше спасение, – говорят односельчане. – И помощь окажет, и сама в больницу отвезет, если что.
– Ну хоть за бензин-то деньги берете? – спрашиваю у Панкратовой.
– Да разве хватит у меня совести со старухи с ее пенсией сто рублей на бензин брать?..
Бюджет расписывает вся семья
Растить своих детей – дело хлопотное и, что уж греха таить, затратное. Особенно при нынешних-то ценах.
– На детей мне выплачивают пособие: на старших, которые учатся, две тысячи триста рублей, а на дошкольников по тысяче семьсот, – говорит Людмила. – И кормить, и содержать детей на эти деньги можно. Пусть не шикарно – компьютер я пока не могу им купить, но достойно, с голоду не погибнешь. И это не кокетство перед приезжей журналисткой – все свои проблемы я не скрываю и выдаю “на-гора”. Прав-да, все эти годы я имела очень хорошую поддержку от главы района. С новым главой – Владимиром Козонковым я лично пока незнакома. Необходимости обращаться не было, а беспокоить по пустякам серьезных людей не могу. Не самые большие проблемы мы успешно с местным отделом соцзащиты решаем, они нас не забывают. Но просить помощи можно лишь в крайних случаях. Я и детей так стараюсь воспитывать. Если буду ходить и все время чего-нибудь клянчить, то из моих тоже попрошайки-дармоеды вырастут. А бюджет семейный распределяем все вместе. Например, на про-шлой неделе выбирали, что купить – игрушки малышам или две тонны фуража? Так Ксюша точку поставила: “поросят без еды не оставим”. Вот такой хозяйский подход.
А то, что много их у меня? Зато никто не лишний. Сейчас вон племянник Леша у нас живет. Родители чего-то не поладили, так он у меня “спрятался”: дипломат, ничью сторону принимать не хочет, пусть сами разберутся. В прошлом году одноклассник Максимкин у нас полгода жил. Сын привел его, говорит: можно он у нас несколько месяцев поживет? Дом большой, места хватает.
Для меня самое страшное – прийти домой, а там тихо и нет никого… Лиля школу заканчивает, без троек будет аттестат. Хочет в финансово-экономический поступать. Поступит ли? Пусть попробует. Через год Ромка – выпускник. Я не ставлю та-ких задач, чтоб все мои дети получили высшее образование. Хочется, чтобы детство они прожили сытыми, небитыми и нужными.
Напоследок не могу не спросить:
– Пополнять семейство планируете?
– Не решусь больше, наверное. Нужно здоровье, силы, а я не становлюсь моложе. Я должна вырастить этих. Хотя, кто знает?
