В один из сентябрьских будних дней в редакции “Бугульминской газеты” раздался телефонный звонок – как оказалось, из разряда вовсе не рядовых. Звонили по междугородной линии.

На том конце провода представились: беспокоят из Академии наук Татарстана. Повод – вышедшая недавно в свет книга “Бугульминское земство: дела, тревоги, мечты”, о чем узнали и в столице республики. Казанские ученые, поздравив бугульминцев с замечательным изданием, просили содействовать в получении нескольких его экземпляров. По убеждению звонивших, столь серьезное исследование обязательно должно занять место на книжной полке библиотеки ведущего научного центра республики.

Книгу действительно можно назвать уникальной. Это не просто вклад в открытие малоизученной страницы истории. На обширном местном документальном материале представлены бесспорные заслуги земцев, способствовавших когда-то становлению атрибутов народовластия в России. Особую актуальность дореволюционный опыт приобрел в наше время, когда встал вопрос о формировании органов местного самоуправления, в частности, и вертикали власти в целом.

Тем любопытнее, что автор книги – человек в науке неискушенный. Это директор местного полиграфического предприятия Владимир Сальников – между прочим, по специальности журналист. Проницательный администратор заставил заговорить о себе и как о вдумчивом исследователе. Оказывается, Владимир Григорьевич уже долгие годы в свободное от работы время ведет научные поиски в архивных фондах Казани и Самары. И, как видно, поиски эти увенчались первым успехом.

Есть чем похвалиться и журналистам из Буинска. У них состоялось долгожданное событие – местное “Знамя” стало издаваться офсетным способом. Заметим, что это издание оказалось последней районной газетой в республике, которую коснулось дыхание технического прогресса. Остальные сорок провинциальных изданий в большинстве своем пользуются его плодами уже с девяностых годов.

Если с прогрессом все в порядке, то с бдительностью населения – проблемы. На это указал, в частности, тетюшский “Авангард”, сообщивший, что “результаты осуществленных в районе в рамках антитеррористической операции мероприятий” не дают повода для оптимизма. Речь – о массовых целевых учениях, которые правоохранительные органы республики провели после трагических событий в Беслане. Проверялась, в частности, и реакция людей на бесхозные вещи и муляжи взрывных устройств, которые милиционеры оставляли в многолюдных местах – на рынках, вокзалах, в школах, магазинах. Реакция эта была, как правило, нулевой либо неадекватной – от полного равнодушия (что чаще всего) до возникновения паники.

Из-за вопиющего несоответствия требованиям безопасности, сообщают муслюмовские “Сельские огни”, пришлось даже закрыть центральный рынок райцентра. Технические мероприятия по борьбе с террором, как выразилась газета, здесь проводились ни много ни мало в течение целой недели. Впрочем, о каких-либо подробностях вынужденных “каникул” торговых рядов умалчивается.

А вот в Лениногорске, судя по публикациям местных “Заветов Ильича”, внимание общественности всколыхнул самый настоящий акт вандализма в центре города – во дворе дома №33 по улице Гагарина. Отнюдь не иностранные террористы сожгли здесь расписной домик на территории детской площадки. От звуков сирен спецмашин, прибывших той злополучной ночью на тушение огня, сна лишились жители сразу нескольких соседних многоквартирных домов.

Безобидный объект нападения представлял собой настоящее произведение искусства: деревянный сруб с резной крышей на четырех ножках, оборудованный входом и выходом соответственно на лестницу и горку. Детвора была в восторге от этой “избушки на курьих ножках”, которую для них совсем недавно возвели сотрудники одной частной фирмы. С их стороны это был жест доброй воли, проявленный во время общегородской акции по благоустройству жилых дворов.

Не успела публика опомниться от случившегося, как в Лениногорске было зафиксировано еще одно громкое покушение – на местный музей боевой и трудовой славы. Неизвестные разбили в нем окна, видимо, в попытке ограбить – внутри хранились бережно собираемые экспонаты времен Великой Отечественной войны. Но их спасли крепкие оконные решетки.

Страсти кипели и на страницах елабужской “Новой Камы”. Редакция начала публикацию цикла материалов, посвященных… сквернословию и борьбе с ним. Честь открыть обсуждение выпала преподавателю русского языка местного педуниверситета кандидату филологических наук Нине Аникиной. В своей статье она поведала о происхождении матерных слов и выражений.

Ученая попыталась развеять расхожий миф о том, что появление мата в русском языке связано с монгольским завоеванием, что якобы именно захватчики из глубин Азии “обучили” похабщине наших предков. Все больше ученых склоняются к тому, что на самом деле грубое сквернословие гораздо древнее. Скорее всего, оно явилось протестом населения Киевской Руси против насильственной христианизации, проводимой властью. Новая пуританская религия первоначально была не по нраву большинству русичей, и они вымещали свой гнев, порожденный ее насаждением, в виде насмешек, в первую очередь, над таинством непорочного зачатия и идеализированными христианскими святыми.

Таким образом, заключает автор, русский мат стал не чем иным, как формой богохульства. Вот почему он оказался под запретом властей и прежде всего официальной церкви. Вся общественная и нравственная этика последующих веков бережно охранялась от посягательств безудержной народной лексики. И то, что моральная цензура в последнее время значительно ослабла, лишний раз свидетельствует о масштабе духовного кризиса, который поразил современное российское общество. Особенно больно осознавать, что наиболее беззащитной категорией перед лицом растлевающей опасности оказалась молодежь.

Ощущение безысходности – и в строках нижнекамской “Ленинской правды”, которая рассказала о порядках в местном лечебно-исправительном учреждении №1. Большинство его обитателей – молодые люди, причем восемьдесят процентов заключенных больны запущенной формой туберкулеза. Несмотря на то, что корреспондент газеты, побывавший у них в гостях в день открытых дверей, ничего компрометирующего не увидел, учреждение произвело на него гнетущее впечатление. Видимо, прав был классик, заметивший, что не бывает плохих пивных да хороших тюрем.

…А также маленьких победоносных войн, добавила бы здесь нурлатская “Дружба”. Эта газета печатает с продолжением “Чеченский дневник” – горькую правду о том, что происходит на фоне так называемой антитеррористической операции на Северном Кавказе и о чем предпочитают умалчивать большинство российских средств массовой информации. Заметки принадлежат жителю села Нижние Челны И.Осипову, который побывал в “горячей точке” в спецкомандировке. Один из самых ярких эпизодов его дневника посвящен встрече с сыном Героя Советского Союза Мелитона Кантария, как известно, водрузившего вместе с М.Егоровым Знамя Победы над фашистским рейхстагом. Оказывается, Резо Мелитонович работает завучем в одной из школ Грозного, где И.Осипов побывал на уроке патриотического воспитания (есть такой предмет в многострадальной республике). На судьбу Кантария-младший не жалуется – к нескончаемым испытаниям в своей жизни он давно привык.

О не совсем обычной командировке рассказали и “Алькеевские вести”, углубившись, правда, в далекое прошлое, на семьдесят лет назад. Главный персонаж газетной истории – начинающий поэт Муса Джалиль, время и место действия – алькеевский совхоз “Энергетик” летом 1934 года.

В село Чувашский Брод приезжает один из двадцатипятитысячников – молодых коммунистов, которых партия направляла укреплять колхозный строй. Джалилю поручался идеологический фронт работы. Задачей его трехмесячной командировки было наладить выпуск совхозной газеты “Сталинчы” (“Сталинец”) на татарском языке, которую он и решил успешно. Впоследствии ему было доверено рассказать об этом на страницах центральной газеты “Коммунист” – органа подотдела (сектора) национальностей Всесоюзного ЦИКа.

К сожалению, номера “Сталинчы” сегодня сохранились лишь в двух московских архивах, доступ в которые крайне ограничен. Поэтому при написании материала журналисты опирались в основном на свидетельства старожилов Чувашского Брода. К счастью, еще жива Камалия Нуретдинова, у которой Джалиль жил на квартире, живы и ее соседи. Сохранились воспоминания первого редактора и сотрудников “Сталинчы”, с которыми тесно работал Джалиль.

Именно с их слов можно составить представление, каким был поэт в те годы. Импульсивный, подвижный, непосредственный, заразительно смеявшийся и говоривший скороговоркой. По словам Нуретдиновой, почти все время он проводил в новообразованной редакции или в дирекции совхоза. Уходил из дома с рассветом, приходил – с закатом. Но, несмотря на усталость, находил возможность уделить внимание малолетним детям хозяйки.

А еще Камалия-апа вспомнила, что в свободную минуту ее постоялец любил уединиться, дабы сделать какие-то записи. А в редкие выходные, по вечерам, выходил к соседскому дому с мандолиной. Там жила семья сельского врача. К ее дочери, юной учительнице, часто наведывались задушевные подружки. С ними-то и подружился неисправимый лирик из Казани – будущий автор “Моабитской тетради”. Им он посвящал музыкальные гимны…

Пребывание в татарской глубинке оказалось недолгим, и в сентябре Джалиля отозвали в Казань…