– Минтимер Шарипович, как часто вы бываете в родной деревне? У вас там остались родственники?

– Нас было десять детей. Я девятый. А в деревне осталась самая старшая сестра. Ей скоро восемьдесят пять. И муж ее жив. У них шестеро детей. Сестра уже прабабушка. Мы к ним ездим, как в родной дом. А дом, где я родился, где жили родители, старый уже, сейчас мы его восстанавливаем. Сестра обижается, что приезжаем редко. Раз в год получается – заезжаю по пути, иногда с ночевкой, если командировка в какой-нибудь соседний район.

А какие вкусные блины печет сестра! Мои сыновья считают, что лучше нее никто этого делать не умеет. Не знаю, в чем секрет, но ее блины действительно особенные. Так что родное гнездо сохранилось. Родственников столько, что, когда собираемся на свадьбу или юбилей, я уже и в лицо-то не всех знаю. Хотя у меня времени не остается, чтобы участвовать в семейных торжествах. Я иногда новости о родственниках по телевизору узнаю. Вот у племянника дочка стала певицей. Так я об этом узнал, только когда клип увидел с ее участием.

Дети наши больше между собой общаются. Вот говорят, мол, “клан Шаймиева”. Я на это всегда отвечаю: а что делать, если нас много, дети учатся нормально, у них многое получается! Я бы радовался, если бы больше было таких ребят. Они же на созидание работают.

– Какие традиции сильны в вашей семье? Как, например, встречаете праздники, дни рождения?

– Свой день рождения я не люблю отмечать, и это не каприз. У нас, к сожалению, не было принято отмечать дни рождения… Даже не знаем точных дат рождения наших родителей. Была одна хорошая традиция при папе и маме. Папа любил, чтобы все, кто мог добраться, в воскресенье собирались на обед. Вот это запомнилось. Даже когда я уже работал директором “Сельхозтехники” в другом районе, за сорок пять километров, по воскресеньям с женой и сыновьями обязательно ехал к родителям.

К сожалению, эту традицию продолжить не получается из-за перегруженности. Ждешь выходного, чтобы отойти от дел, побыть наедине с самим собой. Это настолько великая потребность, что я никогда не любил по воскресеньям работать. Выкладываюсь в течение недели так, как надо, но воскресенье должно быть мое. И в этот день еще куда-то ходить?

– Сколько лет вашему браку? Расскажите, как познакомились с женой.

– Мы поженились 7 июня 1961 года. И 7 марта следующего года у нас появился первый сын, в 1964 году – второй. А познакомились мы в 1959 году. На пятом курсе я приехал в свой район на преддипломную практику на МТС. Я же инженер-механик по специальности. А Сакина уже работала после техникума в райпотребсоюзе. Я пошел в наш клуб на танцы. Там ее увидел, но сразу не подошел. Сначала все у подруги о ней узнал. Жена до сих пор говорит, мол, ты всего один раз в тот вечер танцевал со мной, а все остальное время – с подругой.

Дня через три после нашего знакомства разговор зашел с отцом: какие планы, куда пойдешь работать, собираешься ли жениться? Отец всегда торопил с женитьбой и меня, и моего брата. Вот он мне рассказывает: есть такая девушка, живет с подругой, обе хорошие, хозяйственные, по утрам рано встают, кур, уток держат. В общем, рассказывает мне о Сакине. Я тогда ничего не сказал папе. Кто его знает, как все сложится? Зато позже папа сам поехал уговаривать старшего брата Сакины (их отец-фронтовик рано умер) дать разрешение на замужество.

Когда я окончил институт, район наш ликвидировали и Сакина вернулась домой, в Казань. Она к тому времени заочно училась в институте и очень дорожила учебой. Когда я сделал ей предложение, она училась на втором курсе. Сакина решила продолжать учебу. И только после третьего курса мы поженились. Я обещал ей помочь учиться, но чтобы учеба не была в ущерб рождению ребенка. Тогда немыслимо было откладывать рождение ребенка. Советую молодым и сейчас так поступать. Когда она сидела с грудным ребенком, я сдавал за нее даже контрольные работы. Она окончила институт нормально, так что я свое обещание выполнил.

– Как жила молодая семья?

– Представьте, у нас даже обручальных колец не было. Как-то на это и внимания не обращали. Мы даже в загс пошли пешком. Не было запоминающихся подарков. За одним исключением – когда меня избрали делегатом комсомольского съезда в 1963 году, я в Москве купил Сакине шелковый костюм. Как он ей понравился, как подошел! Она всю жизнь об этом рассказывает. Она ведь красавица была, чего скрывать…

– Заняв высокий пост, смогли побаловать жену красивой одеждой?

– Когда был министром, часто ездил в Москву и, конечно, что-то из одежды привозил. Жена с благодарностью все принимала, но через некоторое время я замечал, что эти вещи она почти не носит, и я понял, что мой выбор – не лучший… Она сама одевается – и подбирает, и заказывает.

– Говорят, вы были строгим отцом.

– Что значит строгим? Два сына, переходный возраст. Однажды почувствовал, что табаком пахнет. Они маленькие еще были. Я стал допрашивать. Сознались, что с ребятишками в подвале дома покурили. Так я заставил их сигарету зажженной стороной в рот взять. Потом некоторое время регулярно спрашивал, не хотят ли они курить…

– Подействовало?

– На всю жизнь. Потом появились кассетные магнитофоны. Сыновья просили купить, но я им сказал, что половину они зарабатывают сами, а половину я добавлю. Вот они летом поработали грузчиками в колхозе, еле набрали нужную сумму. Купили магнитофон. Я уже министром был, мог, конечно, сам купить, но они бы цены ему не знали, а я потом видел, как они бережно к нему относились. Это же запоминается – работали целое лето! Но такие моменты только на пользу. Они сейчас смеются, вспоминают, своим детям рассказывают.

К внукам и внучкам отношение уже помягче. В молодости у большинства из нас времени не хватает своими детьми заниматься, а к внукам более осознанно относишься. Видимо, круг жизни начинает замыкаться: дети – в начале круга, а мы – в конце. У нормального человека по-другому быть не может, это, видимо, заложено Всевышним. Я так это объясняю: какой бы человек ни был строгий, перед внуками устоять невозможно.

– Сыновей вы направляли по жизненному пути или они сами сделали свой выбор?

– На мой выбор повлиял мой отец. Я хотел пойти в юридический. Учился хорошо, хотя золотую медаль мне не дали. Потом уже узнал, что медали давали в ограниченном количестве. Раньше в Министерстве образования перепроверяли экзаменационные работы всех медалистов. Там мне по математике тройку поставили за то, что я тригонометрическую задачу решил более сложным путем. Хотя первым с заданием справился. Мне так обидно было… Так что у меня в аттестате были все пятерки и одна тройка.

Я готовился стать юристом, на это была причина. В голодный год отец, как председатель колхоза, два мешка семенного проса отдал для организации общественного питания тем, кто участвует в посевной. Раньше строго было – за сто граммов зерна могли посадить. Отца к прокурору таскали все лето. Он высох весь, я переживал. Отца не посадили потому, что в его хозяйстве собрали самый высокий урожай. Но во мне отложилось: тот прокурор не прав, а я буду справедливым прокурором. С тех пор и решил стать юристом.

И вдруг отец приносит районную газету, там написано: в сельхозинституте открыт механический факультет, где будут готовить главных инженеров для МТС. А для моего отца главный инженер МТС – это все, это бог, он выделяет технику колхозу! Брат комбайнером был, от инженера МТС зависело, какой комбайн он получит. У нас главным инженером Катеев работал. Отец так и сказал: “Пойдешь учиться на Катеева”. Я поехал. Вот такой выбор профессии.

И своим мальчишкам я пытался предлагать. Старший, Айрат, учился в энергетическом институте, это мы действительно решили на семейном совете. Тогда немногим профессия инженера-энергетика была доступна. Это сейчас есть компьютерщики, электронщики. А тогда энергетика была самой элитарной профессией.

А у Радика совсем другой характер. Он сам все решает. Жена очень хотела, чтобы он пошел в медицинский, все его уговаривали, а он поступил в строительный. Когда его после третьего курса брали в армию, я уже секретарем обкома работал, мог оставить его. Нет, раз остальных ребят берут из института, значит, и он должен идти. Мне хотелось, чтобы он поближе служил, а он мне сказал: “Папа, а дальше кто поедет?” И отслужил на Дальнем Востоке в морской пехоте.

– Ваша супруга не любит встречаться с журналистами. Был печальный опыт?

– Нет. Просто не хочет. Говорит, хватит тебя одного.

– Говорят, мужчина может сделать любую карьеру, если у него крепкий тыл – имеется в виду хорошая жена…

– Я с этим согласен. Но все-таки тот, у кого состоялась карьера, должен сам что-то собой представлять. А при прочих равных возможностях – да. Вот в институте на нашем курсе были ребята более способные, но не у всех все получалось. Многое имеет значение. Меня, к примеру, заметил первый секретарь райкома. Я же всего девять месяцев инженером работал, потом главным инженером поставили. Когда его перевели в другой район, он, так сказать, взял меня с собой. Мне было 25 лет, когда я стал директором “Сельхозтехники”. В Москве назначение не утвердили поначалу – говорили, молодой слишком, но секретарь обкома настоял. Потом я падений не знал никаких, не было в моей карьере отступлений назад, ни на шаг. Я даже не представляю, как могло быть по-другому.

– Вы по каким-нибудь вопросам советуетесь с женой?

– Я вот что замечаю – сам давно уже дедушка, а ориентир до сих пор держу на отца. Он был глава семьи, хотя порядок в доме в основном держался на маме. Накормить, одеть, обуть детей – каких трудов стоит, а она должна была делать все это лучше, чем другие, потому что семья всегда была на виду. По татарскому поверью, семейная жизнь удается, если сноха похожа на свекровь. (“Килен кайнана туфрагыннан ярала”.) Мне повезло. Недолго осталось до нашей золотой свадьбы – как же я с ней не буду советоваться? Потом, у женщин ведь своя логика, и не всегда самая плохая.

– Ваши сыновья – страстные автоспортсмены, добившиеся больших успехов даже в международном спорте. А как вы относитесь к автомобилю, умеете ли им управлять? Если да, то как часто садитесь за руль?

– Я окончил механический факультет, специальность моя называется “инженер-механик сельского хозяйства”. Хорош был бы я в роли главного инженера или директора “Сельхозтехники”, работающей на пять районов, без шоферских навыков. Водил все подряд, ремонтировал тоже, даже удавалось кое-что реконструировать. У меня большая коллекция автомобильных моделей в масштабе 1:43. Мне одинаково интересны выставки и суперавтомобилей, и сельхозмашин. Садиться за руль сейчас, правда, не получается, но, думаю, все еще впереди.

– Вы давно занимаете ответственные посты в республике. Ваши сыновья выросли, в сущности, в элитарной семье. А приходилось ли вам когда-нибудь краснеть за них?

– В жизни бывает всякое, но дети нас никогда не подводили. Особых привилегий за своей семьей я тогда не замечал, и детей специально к чему-то мы не готовили. Жена работала, а у меня всегда была одна привилегия – работать с утра до ночи. Я не думаю, что автоспорт – легкое занятие, тоже надо пахать будь здоров. Наверное, думают о том, чтобы однофамильцы не краснели.

– Что в вашей системе ценностей на первом месте – работа, семья, дети?

– Работа, конечно. Где я, там моя семья. Хотя, когда мне стали предлагать перейти на работу в Москву – и в мою бытность министром, и позже, я не соглашался. Главное все-таки – родная земля. Меня из Татарстана никуда не вытащишь.

– Многие руководители демонстрируют свою религиозность. А вы верующий человек?

– Знаете, это непростой вопрос. Родственники мамы были религиозными людьми, ее брат был, как у нас говорят, неуказным муллой в соседней деревне, старался соблюдать все правила шариата. А мой отец, председатель колхоза, коммунист такой, какими они были в те годы, – настоящий. Двадцать шесть лет руководил колхозом. А ведь дед был середняком, его раскулачили, но не сослали. Вы можете представить себе, чтобы сына кулака избрали первым председателем колхоза? Настолько авторитетным был наш род в деревне.

Отец нас воспитывал настоящими атеистами. Так что мне без особого труда удается соблюдать нейтралитет в религиозных вопросах, что немаловажно в нашей многоконфессиональной республике.

Я считаю, что у каждого человека есть вера, без веры людей не бывает, а с возрастом она только укрепляется. Такова философия жизни. Чем человек старше, тем больше он задумывается о вечном. Мой отец всю жизнь был атеистом, но перед смертью что-то в нем изменилось, он стал соблюдать некоторые обряды.

Сейчас среди мулл в республике я вижу и бывших секретарей по идеологии. Я их не обвиняю. Кто-то по зову души пришел к религии, кто-то ощущал ее влияние с детства. Но я оказался не готовым к этому, мало соблюдаю законы шариата, уразу не держу. Не созрел и для того, чтобы публично принимать участие в молитвах, да их и не знаю еще. Ну что я, вид должен показывать? Это нечестно ни перед собой, ни перед Аллахом.

– Что из задуманного остается невыполненным из-за нехватки времени?

– Много у меня невысказанного… Чего только не было во время перестройки! По лезвию мы ведь прошли, я на себе все это почувствовал. Жалею, что никаких дневников не вел. Казалось, пришел вечером – черкни хоть пару строк! Некогда было. Конечно, написать надо, но пока я работаю, это невозможно. Ведь не допущу, чтобы за меня от моего имени кто-то писал – или ничего не будет написано, или это будет написано мной лично. Это моя принципиальная позиция. Вот, например, миллиардер Арман Хаммер в девяносто два года написал книгу, в каждой строчке – его жизнь. Это настолько ценно! Он написал так, как все было. Люди такого уровня фальши не допускают, у них просто нет такой необходимости, пусть кому-то понравится, кому-то нет. Если уж писать, то именно так – книгу совести. Вот на это надо бы, конечно, найти время.

Алена АХМАДУЛЛИНА.

Интервью опубликовано в №5 журнала “Прямые инвестиции” за 2004 год.