Каждый из нас рано или поздно пытается объяснить себе причины появления самых разных проблем – экономических, социальных, национальных и даже межгосударственных. Но так уж получается, что мы зачастую обходим стороной одну из главных проблем нашего общества, которая напрямую связана с детьми. Мы порой и не задумываемся над тем, какой непоправимый вред мы, взрослые, наносим психическому здоровью ребенка уже на ранних этапах его возрастного развития, и этот вред затем усугубляется усилиями дошкольных учреждений и школ.

Ребенок еще только “в проекте”, а мы уже над ним ставим эксперименты на выживаемость. Потому что никто не предупредил беременную маму, что любая ритмическая музыка, особенно громкая, да еще если она сопровождается световыми ударами по глазам, уничтожает нейроны памяти ребенка – те самые магнитофончики, на которые потом записывается информация. Ребенок еще не родился, а на эту головку, у которой еще и черепа нет, обрушивается грохот мощнейших магнитофонов. Ваш малыш собирается в школу, и вы хотите, чтобы он хорошо учился. Мечтать не вредно! Он и сам бы рад носить в портфеле одни “пятерки”, но полголовы у него отбили раньше, чем он появился на свет и начал ходить.

Младенец еще не говорит, и мы думаем, что и с ним разговаривать не надо. Еще как надо! Самое интенсивное развитие речи идет до трех лет, а обучать ребенка речи нужно уже в чреве матери. Есть целая область педагогической науки – дородовая педагогика. Не умеющий говорить ребенок получает множество незаслуженных психических травм. И главная беда его не в том, что он не может говорить. Проблема в другом: если ребенок не умеет легко и свободно говорить, он и чужую речь не понимает. И как бы хорошо и правильно ни объясняла ему воспитательница, а затем и учительница, что и как надо делать, он не поймет.

Одному – повезло. Он родился с правильно сформированным артикуляторным аппаратом (а дефекты речи, явные или слабо заметные, имеются у каждого второго). С ним родители точно и неторопливо разговаривали тогда, когда ребенок еще и “гулить” не начал. И он рано научился говорить. Это означает, что он рано стал понимать чужую речь, то есть стал обучаемым. С раннего возраста он стал понимать, что можно и что нельзя, что такое “хорошо” и что такое “плохо”, как надо и как не надо делать.

А другому, бедолаге, уже отроду шесть лет, а большую половину того, что ему говорят, он не понимает. Говоришь ему фразу: “Девочка ловит сачком бабочку. Повтори”. Повторяет, вроде с памятью все обстоит более-менее сносно. Начинаешь спрашивать: “Кто ловит бабочку? Кого ловит девочка?”. И полное недоумение на лице – смысла и связи слов в предложении не видит.

Будущие родители и родители детей младенческого возраста не имеют представления о том, что половина нашего прижизненного развития заканчивается к четырем годам, и день, потерянный в раннем возрасте, не восполнишь и месяцем, и даже годом работы со старшими детьми. Что агрессивные формы поведения закладываются в возрасте до пяти лет, когда слишком много запретов и слишком мало тепла. “Для того чтобы просто существовать, ребенку требуются четыре объятия в день, для нормального же развития – двенадцать”, – писал Роберт Мак.

Ни в коем случае нельзя пугать ребенка. “Не ходи туда, там бука”, – говорим мы ребенку. А потом выключаем свет и оставляем его в темноте в одной комнате с неизвестным, а потому еще более страшным “букой”! И ребенок визжит и цепляется за мать, боясь остаться один.

“Ты проспала и опаздываешь в детский сад”,- говорим мы четырехлетней девочке. Так это ты, мама, проспала или провозилась! Вешай на плечо свое чадо и неси! Но как часто по утрам мы видим одну и ту же картину: спешащая мама тянет за руку ребенка, который задыхается, хватает ртом воздух, как выброшенная на берег рыбешка. Возьми линейку и померь длину его и своих ног. Ты не понимаешь, что один твой шаг – это 3-4 его шажка. Попробуй сама дойти до работы или детского сада, переставляя ноги в три раза быстрее. Дойдешь или рухнешь на половине дороги?

А часто и не тянут, а просто идут бодрым шагом. “Ах, ты не идешь? Ну и оставайся, я ушла!” Ребенок еще не дорос до понимания того, что мама врет. Он воспринимает все так, как сказано. Он в том возрасте, когда деревья кажутся большими, люди огромными и страшными (вы посмотрите, в какие устрашающие ребенка цвета мы преимущественно одеты!). И последняя его опора в этом мире – мама, а мама сказала, что она его бросит, поэтому и удаляется от него. Типичная ситуация: визжащий от ужаса ребенок из последних сил бежит за матерью, а она еще и шаг прибавляет. Он никогда вам этого не простит. Забудет, но не простит. А через два десятка лет уже усатый детина сидит на диване, и вдруг он с непонятной и вам, и ему самому злобой обрушивается на мать. Это из глубин подсознания всплывает когда-то пережитый ужас брошенного ребенка, и еще не один раз он выплеснется на родителей.

Маленькие дети легко внушаемы, но только на теплом эмоциональном фоне. Хотели бы вы, чтобы ваш взрослый сын через 10-15 лет разговаривал с вами так, как сегодня вы говорите с ним? А ведь по-другому он просто не сможет, даже если и очень захочет. Но он не обучен! Не привык! Эмоционально разболтан, да и нервишки уже не в порядке. Поставьте себя на место ребенка: что, если бы к вам целый день обращались только в приказном и раздраженном тоне?

В казарменной обстановке не воспитаешь ни цельной честности, ни пугливой чистоты, невинности и наивности чувств. “Воспитатель! – писал известный польский педагог Януш Корчак. – Если для тебя жизнь – кладбище, позволь детям видеть в нем лужайку. Дай им повеселиться, пошалить. Должна царить атмосфера терпимости к шутке, проказе, наивной лжи и подвоху. Всякий раз, впадая в тон монастырского колокола, ты делаешь ошибку”.

С нас, родителей и учителей, лепит ребенок прообраз мира и отношений с ним. Это мы своим примером можем вложить ему в руки дубину будущего хамства и лицемерия, трусости и необязательности, лжи, грубости и безответственности. В общении и работе с детьми мы, как балерина на сцене, не можем остановиться, отвернуться и расслабиться. Даже отдыхая при детях, мы подаем им пример. Ведь все формы нравственности передаются через копирование и подражание. Тем же путем передается и безнравственность.

Передача любого нравственного опыта происходит только через взаимодействие – как заражение, подражание, внушение. Тем же путем передается и безнравственность. Наши тревожность, уныние, депрессия, страх передаются ребенку, наша взрывоопасность заразительна. И чем хуже и напряженнее отношения в семье, дошкольном учреждении и школьном коллективе, тем легче и охотнее перенимаются ребенком именно безнравственные формы поведения. Легче всего перенимаются позиции, не требующие психического усилия: безответственность, дурашливость, необязательность. Нельзя научить ребенка говорить “спасибо”, только напоминая и требуя. Говорите “спасибо” сами, говорите за него, если он забыл это сделать, только без упрека – просто поблагодарите, и все. Говорите “спасибо” в его присутствии – ему и другим.

Увидев, как твой ребенок вздрагивает при внезапном громком звуке или при движении вашей руки, – испугайтесь и задумайтесь! Поймите, насколько забит и запуган ваш ребенок. Сколько родителей бьют своих маленьких детей, искренне считая, что этим они воспитывают подрастающее поколение! А вот этого как раз и не происходит, бить детей бесполезно. Маленький ребенок совершенно не может соотнести боль, которую он испытывает, с проступком, который он совершил. Как только почувствовал боль – все разом вылетает из головы. Да еще, как правило, бьют сзади. И ребенок в ужасе не может понять, почему и откуда идет страшная для него боль, а мама, вместо того чтобы его спасать и жалеть, еще и кричит на него. И к физическому удару добавляется еще и психическая травма.

Это не воспитание. Вы просто делаете из ребенка “громоотвод” для самих себя, выплескиваете на него свое накопившееся за день раздражение, усталость, удовлетворяете свое подсознательное желание быть для кого-то великим и грозным. Более того, часто любят в шутку или всерьез шлепать дитя по голове. До семи лет вообще запрещается даже трогать голову ребенка, советуют очень осторожно надевать шапочку. Мы рождаемся не с готовой черепной коробкой. Отдельные несросшиеся пластинки черепа зубчиками входят друг в друга. При нашей экологии они не всегда срастаются к семи годам. Ребенок может сильно удариться головой без всяких последствий, а иногда и слабый шлепок спровоцирует движение этих пластин, что приведет к деформации мозга.

Сравните свою огромную шершавую ладонь с маленькой ладошкой ребенка. Даже слабый удар может искалечить его навсегда. Да и виноват ли ребенок в том, в чем вы его обвиняете? Малыш потянул за скатерть. Ну откуда ему, маленькому, было видно, что там, наверху? И вдруг оттуда, сверху, стали падать и с веселым звоном разбиваться чашки, блюдца. Это так здорово и весело! И ребенок поворачивает счастливые глаза к маме, ожидая, что она тоже обрадуется! И вдруг совершенно неожиданная для него, а потому вдвойне опасная для психики реакция – мама кричит, ругает и обвиняет его.

Постоянные нападки взрослых делают привычной защитную реакцию, которая наготове уже и тогда, когда в ней нет необходимости. Ребенок ищет обиду там, где ее нет, он не верит в нашу доброжелательность, объективность, в доброе к нему отношение и желание сделать ему лучше. Он все время напряжен, и это истощает его силы, энергию, внутренние запасы, приводит к нервному истощению и срывам, стрессовым состояниям и конфликтности.

А ведь в придуманной нами кажущейся непослушности чаще всего виноваты мы сами. Говоря что-то ребенку, вы убедились, что он вас слышит? Установили ли вы с ним визуальный контакт, так сказать,”глаза в глаза”? Если ребенок на что-то засмотрелся, чем-то увлекся, о чем-то думает, он просто не слышит обращенной к нему речи взрослого. А вы на него кричите, незаслуженно обижаете, при этом выражая свое возмущение так, что и понять нельзя: “Что я тебе вчера говорила?” – грозно вопрошаем мы. Да ведь вы вчера весь день рот не закрывали, а сыну знать, о чем его спрашивают?

Или наше другое любимое заявление, обращенное к чаду: “Тебе, конечно, сто раз надо повторить!” Ребенку наши переносные смыслы и сарказм пока недоступны. Он понимает, как сказано. Мама сказала, что она мне сто раз повторит, а потом я буду делать. Он ждет.

Если то, что нужно запомнить, мы повторили ребенку менее трех раз, то не факт, что он это запомнил. Если это действительно важно, то, глядя ребенку в глаза, медленно и неторопливо, коротко и точно проговорите задание, скажите: “Повторяю”, а после этого попросите повторить вслух. И то гарантии, что малыш понял точно и ничего не забудет, нет.

“В лужу лезть нельзя, – говорим мы. – Понял?”. “Понял”. Обернулся – сзади лужа, а в ней кораблик. Как быть: или смотреть на лужу с корабликом, или помнить о маминых запретах? То и другое одновременно невозможно. И ребенок вовсе не нарушает родительского запрета – он о нем моментально забывает, увидев что-то интересное и для него увлекательное.

Как ребенок сумеет жить завтра, если мы не позволим ему жить полной, ответственной жизнью сегодня? Валится крыша, если не уделено должного внимания фундаменту. Дайте детям упиться радостью, не гоните, не торопите, не осуждайте.

Нелли МОЧАЛОВА.
Профессор, доктор педагогических наук.