Так мне сказала интернатская девочка. Было это три десятка лет назад. Но как сейчас помню ее – сидит, забравшись с ногами на подоконник. Острые коленки, косички – упрямые жгутики, а в глазах… Из них выплескивается, норовя залить все лицо, слезная лавина. Девочка смотрит во двор, где родители забирают на выходные своих чад, умудряясь в радостном гомоне и суете сунуть в ладошку яблоко, одернуть юбчонку, а то и дать подзатыльник.

Это суббота. Дербышки – пригород Казани. Школа-интернат. Девочка – Света, давно забытая матерью, а потому вынужденная все выходные и каникулы проводить в опустевшем интернате. О рыдающей каждую субботу Свете я рассказываю квартирной хозяйке. Она все же юрист по профессии, придерживается точных формулировок, потому и переспрашивает: “Так и сказала про счастье?” А потом сует мне пару краснощеких больших яблок: отнеси и отдай.

…Я разочарована. Света не обрадовалась яблокам. Она плачет и смотрит через окно во двор. А там – опять чужие родители, опять шум-гам, опять счастье, от которого ей не урвать даже дольку…

Уже позже я поняла, что дело не в яблоках и куклах, а в любви и ласке, которые могут воплощать эти вещи. Даже если их приносит мама – после долгого запоя, в синяках и драных чулках. Приносит – значит, помнит и любит.

Я очень многое узнала в интернате. Например, что есть родители, которые своих детей бьют ножкой от стула, колют стамеской, душат банной мочалкой, обливают кипятком из чана (это факты из жизни детей интерната в Дербышках). Что наша общая любимица, восьмиклассница Любаша тиха и пуглива не от природы, а потому, что на ее глазах отец зарубил топором маму. Она видела все сквозь бахрому скатерти, прячась с сестренкой под столом. Что не по возрасту рослый пятиклассник Камиль потому упорно остается на выходные в интернате, что его моложавая мама в период отсутствия многочисленных любовников…

Не хочу продолжать. Все это грязно, страшно, как-то не по-людски. Поэтому я и не люблю заходить в интернаты. Там пахнет вываренной капустой, ветхими простынями, мазью от вшей. Это запах сиротства.

В Альметьевскую школу-интернат тоже когда-то заходила со старыми представлениями и предубеждениями… Но сегодня знаю: то, что сделали наши нефтяники в этом доме сиротства, равнозначно самым серьезным социальным программам. Решив реконструировать интернат, нефтяники вполне могли обойтись малыми силами. Что им стоило “просто” сделать евроремонт, повесить красивые шторы и поставить современные койки в казарменные спальни? И в этом случае, уверена, картина была бы благопристойной, а благодарность общественности – обеспечена.

Руководство “Татнефти” подошло к проблеме иначе. Генеральным директором Шафагатом Тахаутдиновым была предложена идея приблизить сугубо интернатские реалии к домашним, семейным условиям. Максимально, насколько это только возможно. Так в интернате появились свои семейные “квартиры” (прихожая, кухня, гостиная, две спальни), где в чистоте, тишине и уюте разместились по 7-8 детей, причем разного возраста. Воссоединились, стали жить вместе братья и сестры. Таким образом, компания создала для ребенка свой мир с атрибутами семейной жизни: с отдельными уютными комнатками, возможностью испечь для себя оладьи на собственной плите, лишний раз искупаться, уединиться с книжкой или письмом.

Много это или мало? Чтобы понять это, достаточно вообразить такую картину. Вы приходите после работы. Первое ваше желание – оказаться дома (тишина и уют, вкусная еда под телевизионную передачу, теплая ванна). Но вместо этого попадаете в серый казенный дом с обшарпанными стенами, с одним телевизором в красном уголке, куда набивается несколько десятков гомонящих и орущих людей, очередь в туалет, длинная спальня, где на продавленных матрасах храпят еще 20 человек. И так – изо дня в день, в течение долгих лет. Представили? Так насколько же хватит нашего жизнелюбия и добросердечия, чтобы выжить в таких условиях?

А что говорить о детях? Ребенку, чтобы он вылез или хотя бы только выглянул из шкурки зверька (такими мне видятся эти недоверчивые, ожесточенные, иногда порочные дети, чья психика, душевное и физическое здоровье разрушены родителями-изуверами), нужно одновременно и много, и мало. Спокойный и надежный дом, поддержка взрослых, вера в свои силы и судьбу. А также нужны уединение, возможность иметь собственный жизненный уголок, заниматься своими нехитрыми делами: читать, стирать бельишко, вышивать или даже просто бестолково глазеть в зеркало.

Сегодня благодаря реконструкции изменился весь микроклимат интерната – и в этом заслуга и нефтяников, и педагогов. Это подтвердила мне и директор интерната Надежда Абраровна Муртазина:

– Этим детям впервые предоставлена возможность жить маленькими семьями, заботиться друг о друге. Старшие стирают для малышей, защищают их при случае. У них появилось чувство родства, желание жить вместе. Сегодня с радостным удивлением слышу, как брат, пробегая мимо класса сестренки, кричит ей, похваляясь: “Пятерку получил! А ты как?” Меня, педагога с 30-летним “интернатским” стажем, эти слова довели до слез, потому что такого ни-ког-да у нас прежде не было.

Надежда Муртазина рассказывает и о далеко идущих планах взрослых и детей (мечтают открыть свой птичник с гусями и утками!), о том, что очень нужны интернату творческие сердечные педагоги-воспитатели, о тяжелых судьбах своих воспитанников.

Реконструкция интерната продолжается, он станет еще удобнее. Но и сегодня радуют мелочи, говорящие о больших подвижках. В зимнем саду много цветов, здесь появились аквариумы с рыбками – их приобрели на деньги, вырученные от продажи выращенной детьми рассады. В комнатах уютно и тепло от ковриков и салфеток, связанных девочками и… мальчиками. Из-за полуоткрытой двери слышно, как воспитанница выговаривает соседке, что та совсем не экономит стиральный порошок и при этом плохо выстирывает носки …

Кстати, о стиральном порошке. Если вы вдруг захотите сделать что-то для сирот школы, здесь с благодарностью примут даже самую маленькую помощь. При подборе подарков ориентируйтесь на опыт своей семьи. Согласитесь, на детях буквально “горят” обувь и носки. Изводятся моментально мыло, порошок, зубная паста. Дети в интернате особенно нервные, наверное, поэтому ручки и карандаши изгрызаются враз. Нужны канцтовары, бумага. Здесь с благодарностью примут от вас мулине, остатки пряжи, любой материал для поделок – тесьму, бисер, блестки. У кого-то это без дела валяется в ящиках комодов. Порадуйте детей!

…Горячий утренний бутерброд от мамы, ее традиционный поцелуй на ночь, подарок от папы, игра в лото с дедушкой – это элементы обычного счастья, которое этим ребятам не доступно. Потому-то так здорово, что казенный дом – интернат – становится день ото дня краше и теплее. Это огромный шаг в защиту детства, который сделан нефтяниками, альметьевскими буровиками, ветераном “Татнефти”, куратором строительных работ В.А.Тачаевым, педагогами, воспитателями, обслуживающим персоналом школы.

…Что заставляло меня, тогда наивную и пугливую студентку, ежедневно ездить в пригород Казани, до сих пор не могу понять. Наверно, жалость к брошеным, но трогательным и, кстати, талантливым детям. Помню, как все они буквально “заболели” театром – с большим пылом готовились утренники и представления, сочинялись сценарии (непременно в стихах!). А как естественны и органичны были дети в великолепных театральных костюмах, которые нам доверяли казанские театры и клубы! Сейчас я понимаю, что театральность и лицедейство давали этим несчастным детям возможность прожить волнующие мгновения, сбросить на час свою судьбу и примерить иную, более счастливую.

Часто вспоминаю новогодний утренник, который от первой до последней строчки сочинил и подготовил мой любимый 8-й класс. Девчонка, изображая Цыпленка на лесной полянке перед Лисой, наяривала опереточный канкан со словами “Я не папин, я не мамин”, имея в виду, что птенец инкубаторский, а потому жизнью закаленный. Завуч за эти “аморальные слова” довела меня, молодую вожатую, до слез, вынудив написать заявление об уходе. Директор интерната Игорь Расцветаев, кстати, больше всех хохотавший на спектакле, не принял заявления, сказав просто: “Против жизни и правды не попрешь. У нас весь интернат: “Я – не папин, я не мамин”. Пусть лучше эту жуткую правду дети пропоют, чем переплачут”.

София ГАРИФУЛЛИНА.