Медсестру Антонину Павловну Храмову я встретила в 101-м кабинете, где ведется доврачебный прием пациентов. Она поднимается мне навстречу. Те же спокойные, добрые глаза цвета летнего неба. Строгая прическа. Безукоризненно белый халат и, как всегда, нарядная кофточка. На рабочем столе строгий порядок – ничего лишнего: термометр, аппарат для измерения кровяного давления, стетофонэндоскоп. “Здравствуйте, давно вас не видела. Как здоровье, как отдыхаете, что же не заходите в свою поликлинику?” Не я, а она засыпает меня вопросами. “Я что ж, вот теперь здесь мое рабочее место… Нет, больше не хожу на свой 20-й участок. Расформировали его. Дома старые ломают, и многие мои больные уже живут в других районах города. А я всех помню, я помню все…” Медсестра умолкает, я не задаю вопросов. Я знаю, о чем вспоминает Антонина Павловна.
По этим улицам – Пушкина, Жуковского, Карла Маркса, Малая Красная – она ходила шестьдесят лет! “Помню каждый дом, каждую лестницу… С закрытыми глазами все найду. И больные мои всегда со мной, ходила бы к ним и сейчас…” Она снова молчит, перебирая страницы журнала.
В далеком 42-м пришла она на участок. Зима. Война. Морозы под 40 градусов. Затемнение. Ни огонька вокруг. А больного найти надо. Вот и шла молодая сестричка по крутым лестницам, темным дворам и переулкам, шла и думала: “Меня ждут, я здесь нужна, так что ж что вьюга, что темно, я найду и нужный дом, и нужную квартиру”. При свете керосиновой лампы, при свете коптилки считала пульс, смотрела на горячий термометр, делала уколы. Но не только лечила, нет, она несла в эти квартиры тепло своего сердца, добро и участие: кому-то хлеб, купленный по карточкам, кому-то приносила дрова и помогала растопить печку.
“А похоронки, знаете ли вы, что это такое? Я читала эти серые листочки, смоченные горькими слезами: “Пал смертью храбрых в борьбе за свободу и независимость нашей Родины”. Читала и фронтовые письма – треугольнички такие были без марок с пометкой “фронтовое”. Бывало, подскажут: ты, Тонечка, вон в ту квартиру зайди, там калитка голубая не заперта. Похоронка к ним уже вторая пришла. Сначала сын. Теперь вот муж”.
Снова и снова шла медсестра в уже знакомые квартиры. И люди, вроде бы чужие, вдруг делались родными. И уже нельзя без них! И находила в душе своей нужные слова сестра милосердия. А разве только работа на участке, причем порой и не на одном, а на трех… Нет! Не только. Нужны дрова для поликлиники – сами медики пилили тяжелые плахи, сами кололи, топили печки. Ездили на заготовку дров. Убирали снег, кололи лед, белили стены. И все – женщины. Война. Вот и работала Тонечка, как и все, по законам военного времени.
Дождались Победы. А потом?
“Ой, сколько всего было! – улыбается Антонина Павловна. – Породнилась я с этими людьми. Бывало, внука первого покажут, расскажут о чьей-то свадьбе, о любви, вынут письма, что прислали уже взрослые дети. А кто и перевязанные ленточкой пожелтевшие фронтовые треугольнички – вечно живые реликвии войны”.
Поликлиника №2 для Антонины Павловны – и дом, и семья, и работа. На наших праздниках веселее ее нет! Я и сейчас слышу, как звенят ее мониста, развевается вся в ярких цветах цыганская шаль. В глазах молодой задор – танцует “цыганочку”, а потом вальс. И не устает! И кто скажет, что в мае ей исполнилось 80…
“Устаю? Да нет, пока нет. Но порой думаю: все, хватит, пора и на покой… Здесь мой причал, и здесь мои друзья, все, без чего на свете жить нельзя…” – улыбается Антонина Павловна.
В поликлинике она живой пример не только для молодых сестер. Даже врачи порой советуются с ней. А главный врач Ильяс Рашидович Насыров мне прямо-таки задание дал: напишите, говорит, об Антонине Павловне. Пусть узнают, какая сестра милосердия работает у нас.
Вот я и выполнила это задание. И уже завершая свой рассказ о 80-летней медсестре, до сих пор выполняющей свой милосердный долг, вдруг вспомнила, что, прощаясь, она обещала мне сплясать “цыганочку” в День пожилых людей. А я подумала: спляшет, и, дай Бог, не в последний раз!
Елена БЕРГЕР.
Врач.
