Железный ветер бил им в лицо, а они все шли вперед, и снова чувство суеверного страха охватывало противника: смертны ли они?

В.Гроссман.

Курган славы и бессмертия

Они поднялись вновь, спустя шестьдесят лет, на сто вторую высоту – так обозначался на штабных картах Мамаев курган.

Для них, ветеранов Великой Отечественной, большинству из которых под восемьдесят лет, преодолеть тысячекилометровый переезд на автобусе от Тетюш до Волгограда и подняться по крутым ступеням на вершину, по словам одного из организаторов этого марш-броска – председателя районного совета ветеранов Э.Трофимова, стало “еще одним подвигом ради сохранения памяти о Великой Победе у молодого поколения”. Не случайно ветераны предложили взять в поездку школьников и студентов. И на вершину Мамаева кургана в День Победы они поднимались вместе.

Порывистый ветер – частый гость на кургане – трепал убеленные сединой волосы ветеранов. Он нес прохладу с Волги и аромат начинавших цвести вишен и сирени. Тревожно шумела листва пирамидальных тополей внизу. А огненные тюльпаны, которыми были усеяны склоны кургана, вдруг напомнили кровь раненых бойцов, сражавшихся за эту высоту.

Вполнеба – Родина-Мать

Взволнованы были ветераны, посетив могилу легендарного командарма 62-й армии В.Чуйкова. Маршал пожелал быть похороненным здесь, на кургане, вместе со своими солдатами.

Ветераны с трудом узнавали местность. Они запомнили курган перекопанным, перепаханным, изрытым воронками от бомб, усыпанным осколками снарядов. Он и зимой тогда чернел, как обугленный, и красный снег таял, превращаясь в кровь. И повсюду тела погибших – наших солдат и немецких. Руки, ноги – вперемешку, негде встать. Смерть примирила их…

Нам встретилась группа туристов, переговаривавшихся на немецком языке. Ветераны, полные впечатлений от увиденного, не обратили на них внимания. Меня же подтолкнуло любопытство учителя-историка, и я обратился к туристу, несколько отставшему от других:

– Из Германии?

– Австрия, – ответил он.

На мою удачу, собеседник немного говорил по-русски. На вид – лет сорок. Русоволосый, живые глаза.

– Журналист? – по-своему объяснил он мое любопытство. – В районе Сталинграда пропал без вести мой дед, – сказал он. – Бабушка просила привезти горсть земли, фотографию. Наши предки стали заложниками идей Гитлера и Сталина, так ведь?

И, не дожидаясь моего ответа, поспешил догнать свою группу.

Среди наших ветеранов были те, кто освобождал Австрию. Немало их однополчан осталось там навечно. С Мамаева кургана ветераны тоже увозили горсти священной земли. Родной земли.

Глазами очевидца

Не могла скрыть своего волнения участница Сталинградской битвы Клавдия Ивановна Сафонова:

– Как все изменилось! Ведь были одни развалины… С вершины виден поселок Тумак. Там жила наша семья. Мы часто бывали в Сталинграде, приезжали на рынок. Я работала учетчицей в бригаде. Мы упаковывали огурцы и помидоры.

23 августа 1942 года были на работе. И вдруг небо закрыли черные кресты: с Дона на Сталинград неотрывно шли, группами по три и более, немецкие самолеты. Подлетев к городу, стали сбрасывать бомбы. Образовывались огромные – величиной с дом – воронки. Под бомбежку попали и мои мама с младшим братом Алексеем – они приехали в город молоко продавать. Теплоходы “омики” на части разрывались. На пристани люди норы рыли, чтобы укрыться в них от бомб. За два часа города не стало. Черное облако охватило его и не расходилось.

Как-то недалеко от нашего дома упал немецкий самолет. Думали, на наш дом упадет. Самолет горел, пули внутри рвались. Мои младшие братья бегали смотреть, а старший Михаил отгонял их от опасного места.

Поселок весь эвакуировали. Подогнали машину к дому. У мамы нас было десять детей. Отец погиб в 1941-м. В доме нашем выдрали рамы, заделали кирпичами, установили пулемет. Погрузили нас в машину и отправили под станцию Времянка. Ночевали под открытым небом. Ночью шел дождь, а под утро мороз ударил. Жили в избе с земляным полом. Еще разместили пятерых раненых – в госпиталях не хватало места. А когда Сталинград освободили, мама с детьми вернулась домой. Рамы вставили.

Меня призвали на фронт 6 октября. В военной части учились из винтовки стрелять, я стояла на посту. Грузили в эшелоны снаряды.

В музее на панораме я увидела надпись в виде расплавленного железа: “Деревня Безродная, 62-я армия”. Замерла я у панорамы, словно на шестьдесят лет назад перенеслась. Мы ведь тогда стояли именно там. Долго. Рвы противотанковые копали. Степь донская – ни кустика. Жили в землянках. А уставали так, что засыпали на ходу. В морозы согревались у буржуек.

Мы с подругой Зиной написали рапорт командиру с просьбой взять нас в санитарки и отправить на передовую. Нам отказали. Тогда мы решили сбежать. Переправы через Волгу охранялись, и на одной из них нас задержали. В комендатуру направили. А мы даже винтовки оставили в части. На другой день за нами прибыли два автоматчика. Посадили нас на три дня на гауптвахту. Боялись, что в штрафбат отправят. В части над нами посмеивались солдаты: “Немцы замуж не взяли?” А нам не до смеха было…

Помню, как к нам в блиндаж вошел майор в полушубке и портупее. Говорил с картавинкой: “Терпите, девчонки, скоро война закончится. Победа будет за нами”. Это был Константин Симонов. Мы рассказали ему, почему сбежали из части. Видимо, он заступился за нас, и нам вскоре вернули ремни и погоны. Позже мы еще раз встречались с ним.

– Как вы, тогда совсем еще девчонки, вынесли войну? – спрашиваю Клавдию Ивановну.

– Мы были комсомолками. Очень хотелось помочь нашим солдатам. Хотелось скорее победить. Когда сегодня на панораме я увидела изображения раненых солдат, у меня невольно возник порыв броситься им на помощь, вынести с поля боя. Несмотря на взрывы, дым и огонь.

Горькая правда

Ветераны охотнее вспоминают забавные случаи, тяжело переживать заново трагическое.

– Наткнулись мы как-то в Молдавии на подвал с винными бочками. Стоим по колено в вине… Уставали так, что засыпали на ходу в строю. Ткнет сосед для шутки в бок: “Немцы!” Падаешь на дорогу, а вокруг – смех…

Но вновь и вновь вырывает безжалостная память из прошлого горькие эпизоды войны.

– Знойное лето 1942-го… Отступаем с огромными потерями. Враг еще силен. У нас один снаряд на пять орудий и патронов в автомате на одну очередь, а командир твердит свое: “Беречь снаряды!” Жара адская. Вода во фляжках закончилась. Очень хочется пить. После обеда прошел дождь. Спасение. Хоть и не сильный, но смочил землю, принес прохладу. Поснимали бойцы мокрые гимнастерки, отжали их и пили эту воду…

Короткая июльская ночь. Горит степь. Отходим. Едва успеваем окопаться, с рассветом подъехали немцы на машинах, и начался бой. Отходили, не имея даже возможности погибших товарищей похоронить…

А зимой – холод. Махорочка родная выручала. Дерет все внутри, голову кружит. Пачку за день на самокрутки изведешь. Да сто граммов с прицепом. А девушки красное вино на сахар меняли – так хотелось сладкого. Еще поддерживали письма из дома. И мечта – попить бы всей семьей горячего чайку с малиновым вареньем на веранде, в доме на берегу Волги…

Тягостное зрелище в освобожденном от немцев селе. Женщина с тремя детьми у сожженной избы. Еще развалины дымятся. Закутанные в тряпье фигуры, пытающиеся спасти из пепелищ то, что еще может пригодиться. Старухи – у печек, над которыми уже нет домов, готовят еду из отходов и кусков мяса, вырезанных из трупов обозных лошадей… Горят дома, бродят по селу собаки и тормошат мертвых…

Разорванное взрывом тело умирающего в окопе. Стон: “Братцы, добейте…”

Нелегкой была участь снайперов. Они были героями-одиночками. Зачастую их оставляли в тылу врага без шансов вернуться живыми. Их называли “кукушками”. Мой отец воевал снайпером. Приходилось порой сутками сидеть неподвижно на месте. Застудил ноги в ледяной болотной воде. Был ранен. Спасся. В госпитале врачи хотели ампутировать ногу. Не дал. Молодой организм выстоял, только ноги после войны ныли. Кстати, лучшим снайпером войны считается рабочий из Казани Анатолий Чехов, который был представлен к званию Героя, но документы сгорели в сбитом фашистами самолете. Восстановить их как-то забыли…

Секретный приказ №227 “Ни шагу назад!” вызывал у фронтовиков понимание: после него появилась уверенность, что соседние части не отступят без приказа и удастся избежать окружения. Плен страшил. За три месяца 1942 года – свыше миллиона пленных с нашей стороны.

…Идут, шатаясь и спотыкаясь, с мрачными лицами пленные. Снаряд, выпущенный советским танком, разрывается в середине, и человек восемь остаются лежать на земле.

Известно, что приказ имел воздействие и на моральный дух немцев (текст приказа вскоре попал в руки их передовых частей). Для них стало ясно: сопротивление будет усиливаться.

Взгляд с той стороны

Какой виделась Сталинградская битва с той стороны? Эту тему для нас приоткрывают, например, немецкие газеты той поры. Труднодоступные прежде.

Вот фрагменты репортажей августа 1942-го.

“На Дону бушует смерть. Нижнее течение Дона и окружающая его плоская равнина неожиданно быстро попали в центр военных действий. Кишащая масса войск мечется в водовороте страха, замешательства и отчаянного сопротивления. Берега Дона черны от войск, танковых чудовищ, грузовиков, орудий, лошадей, встающих на дыбы в сплошном реве пикирующих немецких самолетов. Со свистом и шипением бомбы сеют смерть…”

Репортаж должен был вселять уверенность в неминуемой победе. Но уже через несколько дней появляется новый мотив, который не исчезнет уже до конца битвы: упорство, настойчивость и сила противника.

“Уже 14 дней это продолжается изо дня в день: большевики, неся невероятные потери, непрерывными контратаками на северном участке излучины Дона пытаются пробить наш стальной фронт. Здесь идут ожесточеннейшие бои за каждую пядь земли. Град пуль, яростный огонь артиллерии и минометов… Снова и снова тяжелые гусеницы танков звенят в холмистой степи…”

В разгар успешно развивающегося наступления нацистской пропаганде приходилось признавать, что у немецкого солдата достойный противник. Жаль, что это признание удастся прочитать лишь немногим, оставшимся в живых.

Среди первых участников великой битвы, преградивших путь фашистам к Волге на дальних подступах в донских степях, были и бойцы 147-й стрелковой дивизии, которая формировалась в 1941 году в Татарии. В сводках и оперативных донесениях в те дни она упоминалась постоянно. Мы и сегодня еще мало знаем о них…

Но вот уже середина сентября, а Сталинград до сих пор не взят. Почему? Немецкие газеты сообщают, что сам Сталин руководит обороной города, побывал в нем. Женщины и дети строят укрепления. Концентрируются силы для обороны. (Истинного предназначения концентрирующихся сил нацистам не дано было предугадать.)

Долго не сообщается об окружении 6-й армии Паулюса. Находится трюк – газеты пишут об отдельных частях, попавших в трудное положение.

Наступает момент, когда правду никак не скрыть. 4 февраля: “Битва 6-й армии за Сталинград закончилась. Они умерли, чтобы жила Германия. Трагический удар судьбы в Сталинграде глубоко очистил немецкий народ”.

Действительно, в Сталинграде прозрение и очищение от бредовых идей о мировом господстве началось. Своей и чужой кровью.

Память

Клавдия Ивановна Сафонова живет в тетюшском селе Ямбухтино. Это ее родина. Под Сталинград семья ее попала накануне войны – на переселение. Мать с детьми (один из братьев, как и отец, погиб на войне) вернулась в родное село в 1944-м. Дом как раз пустовал.

Сама же Клавдия Ивановна закончила войну в Венгрии в 1945-м. Вернулась в Ямбухтино. В 1947 году замуж вышла за фронтовика Михаила. Он дважды был ранен, награжден двумя медалями “За отвагу”, медалью “За взятие Варшавы”.

– Памятник бы поставить на могилу, – сказала мне Клавдия Ивановна при недавней встречи. – Войну ведь муж закончил на Эльбе.

Я побывал у нее спустя месяц после поездки в Волгоград. Тихая улица. Ивы шумят. Цветет сирень рядом с домом. В палисаднике виднеются ярко-фиолетовые ирисы. Прибранный огород…

Она с интересом рассматривает привезенные мной фотографии и вновь с волнением окунается в воспоминания:

– Мыслями я снова на Мамаевом кургане. Землицы вот с него привезла.

Вышла проводить меня ко двору. Показала на возвышенность за селом:

– У нас ее “горой” называют. Мне она Мамаев курган напоминает. Наверху есть родник, он и зимой не замерзает. Сижу на скамейке перед домом, гляжу на гору – и вновь война перед глазами…

Она провожает меня долгим взглядом – многое повидавшим и все же сохранившим свет и доброту.

* * *

Они медленно спускаются с покоренной вновь, спустя шестьдесят лет, высоты. Оглядываются на прощанье. В их глазах грусть – видимо, сюда не придется больше вернуться, и тревога: удержат ли эту высоту после них? Им это важно знать.

Я замечаю, как выпрямились плечи у мальчишек, идущих рядом с ветеранами. Им необходима эта Высота.

Уходят от нас ветераны и оглядываются с надеждой и тревогой: не напрасной ли была Победа?

Такая Победа не может быть напрасной. Мы задохнулись бы без нее в нашем окаянном времени. Она никогда не будет забыта.

Нам только надо успеть сказать им об этом…

Юрий МЫШЕВ.

Тетюши.

Фото автора.