Откуда берутся маленькие бомжи, клянчащие на паперти? Рустема лет пять вижу просящим подаяние. Говорит, что отец пьет и не дает денег. А недавно к нему присоединился юноша лет шестнадцати (не находит контакта с мамой, неохота учиться). И вот вместо того, чтобы сидеть за партой, просит вместе с Рустемом рубли. Какие же меры предпринимает наше государство для того, чтобы дети, плохо успевающие и в результате выпадающие из школьного гнезда, не стали совсем пропащими? Перебивается ребенок с двойки на тройку, все больше убеждая учителей в своей неисправимости, и те в конце концов вынужденно отправляют его на комиссию. Плохо это или хорошо? Не спешат ли иной раз педагоги квалифицировать элементарную запущенность ребенка как олигофрению?

Недавно я стала свидетелем, как баба Катя из Коргузов делилась со своей случайной попутчицей сомнениями, правильно ли она поступает, что вознамерилась отвезти внука в спецшколу в Свияжск.

На Саше резиновые сапоги и новенькая куртка, за плечами ранец. От него веет какой-то светлой радостью, хочется ему улыбнуться, приласкать. Бывают же такие доброжелательные и открытые ребятишки!

– Да, он у нас общительный. Всегда в хорошем настроении, – подтверждает и баба Катя. А потом беззлобно и просто она расскажет страшную историю Саньки. Но это будет уже позже, в спецшколе, куда я еду, чтобы узнать, как живется там детям под такой пугающей вывеской.

Баба Катя уже оформила документы на своего внука и с любопытством слушала наш разговор.

– Эти дети совсем не похожи на умственно отсталых, – сказала я директору, – да и Саша из Коргузов тоже не похож на олигофрена.

– Но ведь комиссия оформила, – возразила Любовь Николаевна.

А баба Катя добавила:

– За два года ни писать, ни читать не научился.

– Так с ним небось дома-то не занимались, а он – непоседа, видно же.

– Да, подвижный, веселый, – снова подтвердила бабушка Саши. – А вот недавно так сказал: “Бабушка, если я такой дебил и никому не нужен, пойди к дяде Васе, пусть он меня отвезет в Чечню и там меня убьют”. “Глупый, – говорю ему, – мне-то ты нужен. Я же тебя люблю, а дядя Вася хоть и шофер, но до Чечни не доедет. Мы с тобой, Сашенька, в Свияжск поедем. Там тебя научат читать, писать. Там церквей много”.

С той поры Сашина фантазия рисовала этот остров с церквями, где ждала его новая жизнь. Как приехали в Свяжск – он во все глаза рассматривал каменную церковь Константина и Елены, которая стояла на горе, как белый лебедь. Древние храмы Иоанно-Предтеченского монастыря он еще не успел разглядеть.

Пока мы сидели в кабинете директора, Саша ни разу не зашел взглянуть на бабушку. Он уже окунался в новую жизнь.

– А где же у него родители?

Баба Катя минутку помолчала, а потом просто и бесхитростно сказала, что дочь ее вышла замуж и уехала из Коргузов. Поначалу работала дояркой в деревне, куда уехала за мужем. Родился Саша. А муж пил беспробудно, дрался. Потом родился еще один ребенок-инвалид. Муж еще больше осатанел. Однажды в пьяной драке зарубил собственную мать. Дочь вернулась с детьми домой, но уже порченая, сама крепко пить стала от незадавшейся судьбы. А недавно забрала ребенка-инвалида, вновь уехала к мужу на родину – пенсию хлопотать.

Баба Катя стойко переносит свое горе. Долгие дни она ухаживала за внуком-калекой, ходящим под себя. Это она выслушивала строгие внушения учителей за бестолковость Саньки, это она встречала и провожала свою дочь-пьяницу, прося ее образумиться, утешая в горькие минуты. И некуда было ей самой идти пожалиться, поставить свечу за внука. А за него, как ни за кого другого, надо молиться. Как легко ему стать изгоем. Мать – пьет, отец вернется из тюрьмы – что ждет Саньку? Кому он нужен? Учителям? Всех не пожалеешь – души не хватит.

Судьба каждого ребенка в этой спецшколе – продукт неустройства нашего общества, которое за нищенскую копейку требует от крестьян работы на износ. А они, не умея сопротивляться обстоятельствам, не умея устроить достаток в своей семье, начинают пить. Рождаются дети с ослабленным интеллектом, по которому, как ластик по листу, прошелся алкоголь…

Раньше пережить любую тяготу незадачливым молодым родителям помогали старики, которые крепки еще были в вере. Они внушали своим детям, что возмездие ждет тех, кто разрушил храмы в их деревнях. Старики и держали этот Божий дух в своем доме. Но они повымерли за долгие годы советского атеизма. И их потомки уже не смогли противостоять безверию. Пьянство, увы, стало почти нормой в деревне.

Страшно за детей, которые вернутся после 8-го класса спецшколы в свои пьяные семьи и, кажется, самой судьбой будут обречены войти в эти круги ада при жизни…

Правда, в школе их научат читать и писать. Их научат трудиться. При школе огромный огород. Ребята копают, сажают, окучивают, пропалывают – все на них. Их хорошо кормят. Они физически здоровы и крепки. Досуг свой проводят весело, смотрят телевизионные шоу, ставят спектакли, поют и пляшут. Они хорошо рисуют.

…Пока мы разговаривали с директрисой, к школе подъехала телега. Ребята ездили за капустой на склад. Крепкие мальчики стали разгружать капусту для столовой. Они же сами будут ее и рубить. Тут умеют прививать детям крестьянские навыки. Подошла учительница.

– Что там за история с сыном священника, Паша? – обратилась она к одному из ребят.

– Не бил я его!

– А он на тебя показывает.

– Мало ли что он показывает. Не бил я.

Другая учительница подтвердила:

– Я была с Пашей вместе. Он не участвовал в драке.

Паша насупился и молчал. Как трудно порой доказать свою правоту. Ладно, если рядом есть учителя с доброй душой. Они же озабочены и будущим трудоустройством Паши и других выпускников.

А маленький брат Паши Леша не отходил от открытой двери кабинета и все рассматривал бабу Катю с затаенной, как мне показалось, печалью. Ее блестящие калоши, белые шерстяные носки, плисовый жакет навевали на него, видимо, отдаленные воспоминания о доме, о бабушке. Он только смотрел неотрывно на бабу Катю. И она сказала: “Иди сюда, сынок”. И погладила его своей тяжелой, загрубевшей от трудов рукой по голове…

Л.СУХАНОВА.