На днях закончили курс реабилитации в Казанском Центре восстановительной медицины и курортологии объединения “Татарстанкурорт”, который действует на базе санатория “Казанский”, двое бывших заложников – из тех, кто в злополучный вечер 23 октября пришел посмотреть модный нынче мюзикл “Норд-Ост”, кому довелось пережить страшные часы “зависания” между жизнью и смертью. Накануне выписки нам удалось встретиться и побеседовать с ними.

Сразу оговоримся: мы узнали о приезде четы М. в Казань практически сразу же. Но разговор с врачом-психотерапевтом Центра Виталием Переверзевым, под чьим неусыпным оком в течение нескольких недель находились экс-заложники, на предмет встречи с ними оказался коротким. Виталий Вадимович безапелляционно заявил: “Беседа состоится только после того, как медики будут уверены, что разговор с журналистами не нанесет ущерба пострадавшим. Я вам сообщу, когда можно будет подойти”.

И вот раздался долгожданный звонок в редакцию – “Приезжайте, мы вас ждем”.

… Уютный холл Центра, приветливый служащий провожает нас в кабинет директора. Мы разговариваем с Татьяной – ее супруг Алик пока находится на обследовании, обязательном перед выпиской.

Татьяна совсем не похожа на человека, пережившего чрезвычайную ситуацию: улыбающаяся, доброжелательная, уравновешенная. Интересно, это лечение так подействовало?

– Безусловно, курс реабилитации дал свои плоды, – говорит директор Центра Нина Калмыкова. – Это ведь только кажется: спасли человека, и больше ему ничего не требуется. На самом деле стресс, как любая болезнь, вызывает нарушение обмена веществ – это же сильнейший выброс адреналина в кровь. Но Таня – человек очень жизнерадостный и удивительно стойкий. Особого вреда ее психике столь серьезное происшествие не нанесло.

– Честно говоря, я согласилась на курс реабилитации по настоянию мужа и его брата, – рассказывает Татьяна. – Вроде бы никакой необходимости в этом не было. Из больницы нас выписали на второй день после госпитализации, состояние нормальное. Но уже в Казани, когда мы пошли на концерт Дольского, вдруг ощутила такой дискомфорт, оказавшись в зале, полном народу… Мы даже до финала не досидели. Видимо, что-то все-таки сдвинулось внутри.

– Многие из бывших заложников говорят о предчувствиях вроде “как мне не хотелось в тот день идти на спектакль” или “добраться не могли”. У вас было нечто подобное?

– Абсолютно никаких предчувствий. Приехали наши друзья, попеняли нам: “В Москве живете, а такое событие пропускаете…”. Купили мы билеты и отправились. Более того, когда в антракте обсуждали спектакль, – а друзья в один голос утверждали, что нашумевший “Чикаго” просто в подметки “Норд-Осту” не годится, – очень жалели, что дочку нашу десятилетнюю с собой не взяли. Знали бы мы тогда, что ждет нас буквально через несколько минут… Когда во втором акте на сцене появились вооруженные люди, мы восприняли это как продолжение театрального действия, даже аплодировали. А потом начался весь этот кошмар…

– Психологи утверждают, что самое страшное – пережить первый час захвата. Как вели себя зрители-заложники в это время?

– Удивительно, но не было никаких истерик и воплей ни в первые минуты захвата, ни впоследствии. Почему-то волновались в это время больше за близких, чем за себя. Я, например, только на секунду представила себе, что будет с дочкой, если она в этот момент смотрит телевизор. Позвонила отцу (вплоть до пятницы, до последнего дня мобильные телефоны у заложников не отбирали), сказала, что мы живы. Попросила, чтобы уложил дочку спать, пока она не увидела “Новости” по телевизору. Но разве от детей что-нибудь скроешь?

Мы с подругой сидели в первом ряду, так что лучше других видели и действия террористов, и все разворачивающиеся события. Сначала казалось, что это ненадолго, что вот-вот нас отпустят. Потом террористы начали “сортировать” людей – выпустили маленьких детей, потом – иностранцев, потом – представителей Грузии – мол, у нас к вашему правительству претензий нет. Когда юная совсем девчушка со слезами просила отпустить ее вместе с детьми, сказав, что ей совсем недавно исполнилось пятнадцать лет, одна из террористок резонно заметила, что ей тоже пятнадцать. Потом во всеуслышание Мовсар Бараев заявил, что чеченцев с московской пропиской, если обнаружат среди заложников, расстреляют на месте, как предателей.

Паники не было, хотя… Здорово действовал нам на нервы сидящий сзади мужчина: он очень часто – как только террористы проявляли какую-то агрессию по отношению к залу – хватался за телефон и начинал прощаться с друзьями, близкими… Но я лишний раз убедилась, насколько у нас хорошие люди. Это и врачей касается, которые оказались среди заложников, и всех остальных. Так, сидевшая неподалеку от нас женщина в первый день раздала оказавшиеся у нее в сумочке сердечные таблетки. Потом оставшееся время сидела, согнувшись от боли, но не спрятала для себя ни одной – пожалела других. И в мыслях ни у кого не было припрятать глоток воды или кусочек шоколада про запас.

Мы с подругой почти сразу же решили, что в первом ряду находиться опасно, поэтому при первой же возможности перебрались к мужьям. Вместе не так страшно.

Жуткий был момент, когда террористы сняли маски – у всех в зале появилось ощущение близкого конца. Известно же, что смертники своих лиц не прячут. Особенно поразили лица женщин. Только двум из них было явно за тридцать. Остальные – юные, хорошенькие. Миндалевидные огромные глазищи, пухлые, почти детские щечки. Они и вели себя как девчонки: одной очень нравилось бросать в толпу шоколадки, принесенные из буфета, другая явно кокетничала с одним из боевиков. Бросалось в глаза, что никакие они не профессионалы-террористы: из пистолета девочки, стоявшей возле нас, несколько раз выпадал магазин с патронами – видимо, она и пользоваться-то им толком не умела. Мужчины из боевиков потом выломали подлокотники между креслами на последнем ряду, чтобы женщины могли подремать хоть несколько минут. Старшие вели себя более жестоко, кричали.

Чтобы кто-то из захватчиков принимал наркотики, я не видела. Разве что нюхали что-то, видимо, допинг какой-то был все же.

– Не было мысли бежать?

– Из зрительного зала убежать было невозможно. Кстати, уже потом мы узнали, что две девочки-актрисы эти дни просидели в гримерке, их там не нашли. А один из охранников умудрился спрятаться в туалете.

– Момент штурма помните?

– В пятницу после обеда боевики отобрали все мобильные телефоны, практически перестали разговаривать с людьми. Мы все были измотаны до предела, ждали своей участи с какой-то безысходностью. Я, правда, пыталась себя настроить, что все будет хорошо, представляла, как мы с Аликом возвращаемся домой после этого ужаса… А муж принялся на пачке сигарет писать прощальное письмо Наташе.

Многие из заложников, с кем мне потом довелось пообщаться уже в больнице, рассказывали, что почувствовали, когда пошел газ. Я когда-то принимала общий наркоз, так что ощущения были знакомые. Секунд через десять сознание погасло, а очнулась я уже в больнице. На счастье, нас вместе с Аликом привезли в горбольницу № 13 – там оказалось наибольшее число пострадавших. В приемном покое был настоящий кошмар – столько народу. Меня определили в отделение кардиопатологии. Женщины так трогательно за нами ухаживали, следили, чтоб мы не заснули, – оказывается, спать в этом случае нельзя, все пытались угостить яблоками или соком. Правда, мы все равно ничего не могли в первый день ни есть, ни пить – ужасно рвало… Потом я узнала, что в эту же больницу привезли одну из террористок. Ее, конечно, в отдельной палате держали, под охраной. Меня выписали уже на второй день, а подругу мы в тот же день нашли в списке погибших…

– Сегодня самое страшное для вас позади. Я знаю, что для лечения бывшие заложники могли выбрать любой курорт России. Почему ваш выбор пал на Казань?

– Мы с мужем оба – уроженцы Татарстана, здесь родились, здесь получили образование, дочь наша родилась в Казани. Дома и стены, говорят, помогают… Мы же москвичи новоиспеченные – года нет, как живем в первопрестольной. И потом, московские медики заверили, что казанский Центр – нечто среднее между клиникой и санаторием – по уровню оказания медицинских услуг, комфорту и обслуживанию выше всяких похвал.

Фото А.Герасимова.

Беседовала