До оформления длительной командировки в Австрию мне несколько раз довелось побывать с короткими визитами в Вене. В один из приездов в 1994 году я остановился в отеле “Нестрой”, что на Ротенштернгассе, или в переводе на русский – переулок Красной звезды. И вот в этом переулке, на противоположной от гостиницы стороне, обнаружилось богоугодное заведение для исключительно мужского пользования. Однажды мне даже пришлось, выступив в качестве переводчика, препроводить туда двух знакомых, договорившись предварительно, что я за ними зайду в условленный час. Первое появление в кругу “красных фонарей” ограничилось для меня, таким образом, в этот вечер фойе. Тем не менее разглядел в зале симпатичную девушку, танцующую соло под музыкальное сопровождение. Глаза наши на какой-то миг встретились. Она призывно кивнула. Мы друг другу улыбнулись. Но я не остался, а, попрощавшись с друзьями, вышел.
Под утро, подходя к заведению, услышал, как какая-то женщина, ворча сердито на немецком, недвусмысленно выпроваживала посетителя за дверь:
– Вон отсюда! Не мешай работать!
От дверей метнулась тень, но самого человека мне разглядеть не удалось.
– Отвяжись, идиотка! Чего он тебе сделал? Не мешает же. Наоборот, еще больше заводит! – прозвучал другой, более молодой, но прокуренный и не совсем трезвый голос. И вдогонку удалявшемуся человеку уже на русском языке:
– Илюша, не убегай, я скоро освобожусь.
Войдя в помещение, я без труда определил участниц перепалки: одна была, по-видимому, мадам – расплывшаяся, дебелая, но со следами былой привлекательности женщина, а другая – та самая девушка, на которую я обратил внимание в фойе, – молодая яркая блондинка в подчеркивающем совершенную фигуру платье. Завидев меня, мадам приветливо заулыбалась, а девушка, обернувшись ко мне, растягивая слова, как это случается у слегка подвыпивших людей, проворковала:
– При-вет! Ну, созрел на-конец?
– Да нет, извините, за друзьями пришел, – ответил я, стараясь не вызвать в ней недовольства.
– Жаль! Хотя устала я чертовски. Может, оно и лучше, – добавила она и утомленно присела в кресло. – Звезданутый ты какой-то, и друзья твои не лучше. Кучу бабок просадили на шампанское, на оркестр, сами попели, всех укатали, а с девчонками так и не поиграли. Ни с о-дн-ой! Садись, пока твои соберутся, – пригласила она.
– Что у вас тут за крики? – поинтересовался я озабоченно, поскольку не входило в мои планы попадать в какие-либо переплеты, тем более в подобных заведениях.
– Ничего особенного! Кроме того, что муж мой тут ошивается. Никак не успокоится. Вот и все происшествия.
– Муж?! Вы хотите сказать, что вы замужем? – не удержался я.
– А что? – с вызовом ответила она. И добавила: – Ты только вот что. Меня Юлей* зовут. Ты можешь представляться, а можешь и не представляться, для меня это никакой половой разницы не имеет. Только кончай “выкать”. Меня муж своей интеллигентностью забодал.
– Ты только что кого-то Ильей назвала! Это и есть твой муж?
– Мой, мой! – произнесла она как-то обреченно.
– И терпит он это?
– Те-ерпит! Куда денется, слюнтяй занянченный! – процедила она злорадно.
– Извини, но я этого не понимаю… Если ты мужняя жена, то почему здесь? А если это шутка, то почему он тебя всю ночь пасет?
– Сейчас, я перед тобой все кишки наружу выверну! Как же! Странный какой-то! Быть среди девчонок и не обрадоваться ни с одной из них? В этом что-то есть. Или рассказать, а? – с какой-то отрешенностью произнесла она. – Знаешь, когда-нибудь кому-нибудь все равно все это вываливать.
После некоторой паузы, затянувшись сигаретой, она начала рассказывать:
– Знал он меня еще в “совке”. Случайно в сочинской “Жемчужине” на пляже познакомились. Я туда каждый год на лето с дочкой из Львова на подработки приезжала. Виделись каждый день, но он робкий какой-то, слишком уж воспитанный был и в отличие от других мужиков не то что лапать, а прикоснуться не решался. Я стала дурачиться. Лягу в купальнике на живот, приподнимусь на локтях, выгнусь поаппетитнее, так что хоть сейчас меня ешь, и пытаюсь лифон расстегнуть, а замок у меня якобы заел. И вот ведь расстегнет, но чтоб погладить, притронуться – ни в какую. Хотя прекрасно знал, чем я там промышляла. Я ему как-то в открытую предложила себя, сказала честно, что нравится он мне. Представляешь – не стал. А в Вене спустя столько лет встретились. Он с семьей и родителями сюда из Союза мотанул, а я по нашей бабьей части к этой суке, – она кивнула в сторону владелицы заведения, – попала. Она ж с меня больше всех имеет и еще выеживается, – стала вновь закипать собеседница.
– Ладно, ладно тебе, – как мог, принялся я ее успокаивать.
– Ну вот, случайно встретились на улице, и, не поверишь, пошла любовь-морковь. Он с женой как раз развелся, а я и замужем-то ни разу не была. В конторе этой в последнее время мне порядком надоедать стало. Да и конец когда-то ж должен быть! В общем, завязала со своей узкой специализацией и ушла к нему. Правда, не расписались мы. Родители его – на дыбы. Как же, он из обеспеченной еврейской семьи, а на мне, по их словам, клейма негде ставить – не партия… Но, молодец, выстоял он. До меня постепенно стало доходить, почему люди так к семейному счастью тянутся. А счастье, как оказалось, было. Материально жили мы неплохо. У него бизнес шел вовсю. А я не работала. Он при делах, а я домашний уют создаю! Но ведь сутками беречь домашний очаг не станешь! Выйду, прошвырнусь по магазинам, зайду в кафешку… День и прошел. Но не изменяла ему, хотя догадаться несложно, что внимание на меня не только извозчики с фиакров, но и их кони обращали. У нас ведь так: мужики до того обрыдли, что, кроме мужа, больше никого и не терпишь. И преданнее нас, по правде сказать, жен-то и нет. А Илюшка, дурак, стал ревновать. Ну, а я баба не промах. Стала его еще больше травить да подначивать. Сама, конечно, виновата, но с другими по-прежнему ни-ни. Он вгорячах как-то закатил концерт. Мол, я без него никто. Знаешь, почувствовал себя хозяином, а опаснее этого и не бывает с такими, как мы: мы-то уж через всё прошли, и за больное задевать нельзя. Распалился он и ляпнул мне в сердцах, что, мол, я шлюха и подобрал он меня на панели да в люди вывел, а я этого не ценю. Меня – из жара в холод и наоборот. Это что ж, думаю, ты из себя все это время со мной в постели благодетеля корчил… Я ему и ору в ответ: “Ах ты, чмо сопливое! У меня в характере этого нет. Уж полюблю, так полюблю, а нет, так и не заржавеет назад вернуться, откуда ты меня, по твоим словам, подобрал. У меня профессия не от характера, а от жизни. Вот твоя жена бывшая, которая тебе рога наставляла, она – шлюха! А я, смело можешь всем говорить, – “профессиональная проститутка”. И – в истерику, потому как поняла, что это я ему простить, может быть, смогу, а забыть – никогда. И опустилась на землю грешную опять к звездам, которые с неба в лужах отражаются. Не зря ведь наша улица краснозвездной зовется. Мучается он, конечно, да и я тоже, когда трезвая. Ночами вот так и караулит меня да под утро до дома провожает. Не знаю, чем это все закончится. Думать даже не хочу.
Без всякой паузы она вдруг попросила:
– Налил бы ты мне, что ли… Погоди, не траться! Я сейчас на шару возьму, твои друзья тут сполна оставили…
Слегка приподнявшись за очередным бокалом, она опять тяжело опустилась в кресло.
– Все мы, девчонки, тут нас несколько русских, да и в других местах тоже работают, обеспечены неплохо, – переключилась она на другую тему. – У меня своя квартира в центре, и деньжата водятся. Но тоска нас тут заедает. Раз в неделю собираемся, как мы шутя зовем, на комсомольские собрания. Так, баланду потравить. Да водочки опрокинуть и капусткой, грибками нашего посола закусить. Местную-то отраву в рот не возьмешь, у них все с уксусом. Никаких непристойностей себе не позволяем – их в остальное время достаточно. Приходи, расскажешь, как там, чего нового в России. Знаешь, как девчонки обрадуются! Я у них “секретарь подпольного комитета комсомола”. Возьми вот визитку. Договорились? Ну давай!
– Юля! А ведь ты же любишь его, а? – вдруг выпалил я.
– Ах ты! – погрозила она мне пальцем. – Ах ты!
– Илюша, – вдруг позвала она, – забери ты меня отсюда, сегодня уж сил больше никаких нет!
В дверях показался невысокий, восточного типа, несколько щупловатый молодой человек. Привычным шагом он направился к сидящей рядом со мной женщине. Встретившись со мной взглядом, смущенно, но приветливо поздоровался, поскольку понял, что наше общение с его супругой ограничивалось беседой. Юля с трудом встала, облокотилась на мужа, и он повел ее к выходу. Вдруг она остановилась и, обернувшись ко мне, сказала:
– Спасибо тебе, уж извини, наплела тут…
– Ничего себе наплела, – оторопело подумал я и обрадовался, увидев приближающихся друзей. Мы вышли на свежий воздух. Рассказывать им я ничего не стал, слушая рассеянно, как они провели время и почему не почтили своим вниманием девушек. Честно скажу, в тот момент меня больше впечатлил услышанный рассказ, нежели затраченная сумма и нежелание парней тесно пообщаться с коллективом заведения. Но я еще не осознавал по-настоящему истинной значимости взаимоотношений этих двух, как мне показалось, по-своему несчастливо счастливых людей.
И вот, спустя восемь лет, я вновь забрел на знакомую улочку. Известного мне заведения не обнаружил и нашел это обстоятельство закономерным: оно не могло долее существовать, по крайней мере, для той пары. А жизнь удивительным образом подсказала мудрое решение соединить их чувства. Я вдруг понял, что больше всего меня потрясло тогда состояние влюбленности молодых людей. Влюбленности мучительной и волнующей, безумной, хотя и замешанной, как это часто с нашими соотечественниками случается, на пошлости и грязи. Но мне в той встрече привиделись ростки счастья, с отчаянным упорством пробивающиеся к звездам.
*Здесь и далее по тексту имена действующих лиц изменены.