Наверное, редкий мужчина, положив руку на сердце, станет с полной уверенностью утверждать, что у него нет детей “на стороне”. Уж такова природа иных представителей сильной половины человечества, что без романов, запретной любви они не могут.

Но идут годы, и с возрастом даже отпетый гуляка начинает с тоской вспоминать что-то из прошлого, пересматривать свои жизненные принципы. И жалеть о потерянном, потому что у каждого человека есть что терять – единственное и сокровенное. А если еще происходит встреча с давно ушедшей юностью, чувства обостряются многократно. О том наша история.

Говорят, нельзя ходить по старым адресам – себе дороже станет. Валентин же думать не думал о том. Просто его приятель предложил взять на заводе отпуск за свой счет (все равно работы в ту пору не было) и поехать на шабашку в деревню. Такое они проделывали не раз, стараясь хоть как-то подзаработать.

Вот и сейчас родственник приятеля сообщил, что их умирающий колхоз, став подсобным хозяйством солидного предприятия, стал восстанавливать ферму. Нужны строители, деньги за работу заплатят немалые.Так что, собрав бригаду, прихватив инструменты, приятели двинулись в путь.

Еще в поезде, услышав название деревни, Валентин припомнил, что лет тридцать назад он, первокурсник, вместе со всей группой вроде бы именно там убирал картошку. Хотя много сел и деревень носят одинаковые названия… Но когда встречавший их “пазик” подъехал к селению, сомнений уже не осталось. Точно! Тот же окаем леса подковой, глубокий овраг за улицей. Вот только раньше дома этой большой деревни стояли один к одному, словно зубья новой расчески. А сейчас будто кто-то выломал эти зубья. Правда, и новые дома-коттеджи поменяли облик деревни. В лучшую сторону.

Определили шабашников к старой бабке на самом конце улицы. Он присматривался к ней, пытаясь припомнить: не видел ли раньше? Спрашивал, не узнала ли она его. “Нет, милок, – шамкала бабка. – У меня, почитай, все время кто-то на постое. Где вас всех упомнишь!” .

Интерес у Валентина к воспоминаниям всплыл сразу и не случайно. Когда-то здесь ему здорово приглянулась одна девчушка. Их, старшеклассников, тогда тоже запрягли в картофельную страду вместе со студентами.

Он сразу из всех выделил Машу. Аккуратненькая такая, с русой косой под платочком. Но самыми удивительными у нее были глаза. Они словно лучились на кругленьком румяном личике. На солнце были голубые, в тени – как изумруды. Такое чудное превращение он заметил, когда они вроде бы случайно стали встречаться не только на картофельной борозде, но и у клуба, а потом на потаенной скамеечке у старой школы.

Маша была девчонкой по деревенским устоям скромной. Но уж такое беззащитное, податливое это было создание, что от избытка молодых сил и желания хотелось ее обнимать, мять… Он держался, тем более что брат Маши, по весне вернувшийся из армии и узнавший, что сестренка не просто зачастила в клуб на танцы, предупредил Валентина: обидишь – убью!

И не то чтобы испугался студент, нет. Просто девица-то в девятом классе училась. Так что тогда дело только поцелуями кончилось. Сладость была и в том, что время от времени Маша тайком приносила ему бутылочку медовухи, которую знатно готовил ее отец. У них в деревне, считай, каждый справный хозяин держал пчел…

А потом были письма. Но он, окруженный сокурсницами, с которыми легко и просто заводил романы, отвечал все реже и реже, потом и вовсе писать перестал.

Следующей осенью их группу – уже второкурсников – послали в другой район. Но золотая осень, запах костров, томящая сладость тихих, многообещающих вечеров снова всколыхнули былые чувства к Маше. И Валентин, одолжив мотоцикл у одного деревенского парня, рванул за многие версты к ней.

Ехал и думал: дома ли эта девчушка с удивительными глазами?.. И была настоящая мистика, когда Маша, простоволосая, с наспех накинутой на плечи кофтенкой, встретила его у ворот! “Я знала, что ты приедешь, – старалась она перекричать рев мотора, когда они мчались по пустынной ночной деревне к перелеску, – я знала, что ты меня не забыл!”

И была ночь горячей любви – одна из многих у Валентина и первая у Марии.

А на зорьке он заторопился в обратный неближний путь. Обещал на прощанье писать, снова приехать. Но городская жизнь замотала, как всегда. А больше на картофельную страду он уже не ездил. И все стерло безжалостное время.

Только иногда что-то мелькало в памяти, иногда…

* * *

И вот теперь, вновь очутившись в знакомых по юности краях, он ощутил какую-то тоску. Стал допытываться у бабки-хозяйки: жила, мол, здесь такая Маша, описывал ее, как мог. А вот даже фамилии припомнить не сулил. “Да у нас Маш этих, как кур нерезаных было – полдеревни. Не придумаю даже, какая тебе надобна. Поразъехались ведь девки-то давным-давно, кто их знает – где,” – был непременный ответ.

В свободное время бродил Валентин по деревне, стараясь угадать, около какого дома ходил когда-то с замирающим сердцем? Ничего похожего даже не нашел! Вглядывался в лица деревенских женщин – не та, и эта не та…

А потом как-то успокоился. Надо было срочно заканчивать ремонт фермы и возвращаться в город, так что шабашили от темна до темна.

Но в очередную субботу деревенский бригадир пригласил Валентина к себе домой – в баню. Он вообще сошелся с этим молодым мужиком, который даже оказался его тезкой. Вместе курили, когда бригадир приезжал посмотреть на работу горожан, судачили о последних новостях в мире, о том, что меняется с приходом Путина к власти в стране и будет ли какой-то толк от нового руководства для народа. Словом, понравился Валентину этот красивый деревенский мужик – толковый, хозяйственный.

И дом оказался под стать хозяину – новый, двухэтажный. И баня была, как горница. Когда пропарились они на славу березовым веничком с мятой да под пар от доброго кваса, повел хозяин гостя в дом. А там уже улыбчивая хозяйка стол накрыла с пирогами да соленьями, с дымящейся лапшой и, пожелав приятного аппетита, скрылась где-то в других комнатах, детьми занялась.

– Ну что, пропустим по стаканчику? – предложил хозяин.

– Этого добра я в Казани пил-перепил, – вздохнул Валентин. – Вот когда-то в вашей деревне был, так меня медовухой угощали.

– И медовуха найдется, – встрепенулся хозяин. – Нынче у нас мало кто пасеки держит, а у меня еще от деда осталась. Он же научил меня и медовуху ставить.

И достал банку с янтарной ароматной жидкостью. Они пили медовуху. Шла она легко, как компот. Но Валентин знал, что легкость эта обманчива – потом просто из-за стола не встанешь, если переберешь, а наутро голову от подушки не оторвешь – так будет ломить ее! И все-таки он пил. Для вежливости расспрашивал хозяина о жизни.

А тот на исповедь не скупился. Оказалось, женился по любви – на молоденькой фельдшерице, которую прислали после училища в их медпункт. Уже нажили троих детей. Есть еще мать – она вторую неделю у своего брата. У него жену на операцию положили, доить корову некому. Но должна вернуться – деревня-то по соседству, всего километра с два будет. А тетку должны из больницы уже привезти.

– Отец-то у тебя где? – спросил Валентин.

– Мать говорит, что помер. А был бы жив, то уж накостылял бы я ему, хоть по жизни и шкодливого пса обидеть рука не поднимается. Тут же другое дело. Понимаешь, он жизнь матери загубил. Она ведь тогда даже десятый класс не закончила – меня родила. Дед и дядька сколько ни пытали мою мать, кто над ней надругался, молчала, как партизан. Одно твердила: “Я его люблю!” Много лет, еще мальчонкой помню, как завидит нашу почтальоншу, к воротам бежит – все письма, видно, ждала. А замуж так и не вышла, хоть многие сватались.

– Сволочи мы, мужики, – охотно соглашался Валентин, вспоминая и собственные грехи молодости, – кобели мы шелудивые…

Он не помнил, как добирался до постели. Только проснулся уже, когда солнечные лучи пробивались сквозь покрытое морозными узорами оконное стекло. А точнее – очнулся от пристального взгляда. У кровати стояла женщина – круглолицая, ладненькая, такая домашняя и своя. Только морщинки под глазами да серебристые виски говорили о ее возрасте. Но глаза… Эти глаза!

– Маша! – ахнул он.

Что-то дрогнуло в лице женщины. Но она просто повернулась и пошла к двери, спокойно окликнув сына:

– Твой гость проснулся.

…Потрясенный Валентин сидел за столом, пил чай, не чувствуя даже, насколько он горяч. И вглядывался в лицо хозяина. Как он раньше не догадался, насколько тот похож на него, молодого! А ведь он всю жизнь мечтал о сыне. Развелся с первой женой, которая не могла родить ему ребенка. И вторая, подарив ему двух дочурок, на том остановилась.

А он вот, его наследник, его кровиночка – сидит напротив. И та, что, оказывается, ждала его долгие годы, теперь всего-то в двух шагах, за стенкой. Признает ли? Простит ли?

И как дальше жить?..