Пепелище за сто рублей

Это случилось год тому назад. Тогда, в День пожилых людей, девяностопятилетней Антонине Михайловне, как всем старикам – пенсионерам, выделили материальную помощь в сумме 100 рублей. Поскольку сама она уже и на улицу почти не выходила, получать эти деньги пошла правнучка Юлия.

Надо сказать, что многодетная мать-одиночка Юлия Владимировна Хайруллина с пятью детьми много лет жила со своей прабабушкой. Бабушка ее умерла, мама жила в Москве, и все заботы, радости и невзгоды эта дружная семья делила поровну.

В тот черный для Хайруллиных день старшие дети были в школе. Дома оставались больная старушка, восьмилетняя Катя, которая тоже прихворнула и была освобождена от уроков, да маленький Никита. “Не балуйте тут, – наказала Юля, – я вернусь скоро”.

Ушла она из теплой, обжитой квартиры, а часа через полтора-два вернулась к пепелищу. Квартира – особенно зал – выгорела дотла. Потом, когда восстановили события, оказалось, что разбойница Катюша побаловала-таки. Неведомо как отыскала запрятанные спички и, несмотря на бесконечные напоминания матери, что баловаться с огнем нельзя, чиркнула ими, подожгла бумажку, решив порадовать малыша самодельным фейерверком. Огонь обжег пальцы, бумажку она отбросила, от нее занялось сухое белье, сложенное в кресло для глажения. Пожар заполыхал.

На крики Антонины Михайловны прибежал сосед. Вывел детей, старушку, вызвали пожарных. Огонь в конце концов потушили.

– Трудно сейчас сказать, что я чувствовала в первые минуты. Ну да, прежде всего обрадовалась, что все остались живы. Беспокойство было только за Катюшу – она оставалась в шоке и, кстати, вскоре слегла в больницу с воспалением легких. Горем было то, что в дыму задохнулся всеобщий любимец семьи – кот Кузя, он у нас девять лет жил, – делится своими переживаниями Юля. – А потом пришло осознание того, что мы все остались на улице, без одежды, крыши над головой – без всего! Отчаяние было настолько сильным, что лишь дети не дали опустить руки.

Она толкнулась в двери жилищных организаций Московского района. Пришли представители, осмотрели выгоревшую квартиру, посочувствовали и … ушли, не предложив никакой конкретной помощи. Лишь после того, как из Москвы приехала мама Юли, пошла на почту и дала телеграммы М.Шаймиеву и К.Исхакову, власти зашевелились.

– Мы, конечно, очень благодарны главе администрации Московского района Минкиной, – продолжает Юля. – Видимо, мамины телеграммы сделали свое дело. Гузалия Талгатовна приехала к нам со своим заместителем, собственными глазами увидела, в какой беде оказалась семья.

Тогда им временно выделили так называемую резервную квартиру. Видимо, раньше в ней был притон. Везде валялись шприцы, окровавленные бинты. Не было колонки, чтобы согреть воду и помыть детей, да и плита отсутствовала. Унитаз был разбит… И все же это была уже не улица. Грело сердце то, что Г.Минкина пообещала: их квартиру отремонтируют. И вскоре там действительно появились рабочие.

– В те трудные дни я поняла, что значит помощь людей. Простых людей. Нас показали по “Эфиру”. И сразу же стали приходить незнакомые люди. До слез была благодарна, особенно старушкам, которые делились последним. Кто принес кусок хлеба, кто три луковицы…

– Помню, мне даже с сердцем плохо стало, – вступает в разговор мама Юли Лилия Павловна, в очередной раз приехавшая в Казань навестить дочь с внучатами. – Приходит старушка с палочкой, протягивает чек. Я – ни в какую, ясно же, что она сама на пособия живет. “Берите, берите, – упорствует старушка, – хоть хлебушка детям купите”. По акценту поняли: татарочка. Да что говорить! Это наверху национальностями затрясли, а простые люди – все друг за дружку. Кстати, никто из “новых русских”, депутатов-демократов не заглянул, помощи не предложил…

Какое-то время погорельцам давали и горячие обеды, за которыми они ездили аж на “Разъезд Восстания”. Из районного комитета соцзащиты выделили 300 рублей да одежду кое-какую. Но самую ощутимую помощь они получили от школы № 20, где учатся дети Юли. И учителя, и ученики собирали одежду, обувь, книги. Через РОНО директор школы А. Ежов выбил по 500 рублей на ребенка.

И все же морально угнетало то, что семейная беда обросла разными слухами, сплетнями.

– Что ходить далеко, ваш брат-журналист тоже в этом преуспел, – говорит Юля.- Вот субботнее приложение популярной казанской газеты. Так там напечатали, что на время ремонта младших детей устроили в санаторий, а старших – в приют. Не было такого! Мы все вместе жили, как цыгане, в квартире без мебели и горячей воды. Читайте там же – “А тут еще в прошлом году к дверям квартиры кто-то подбросил полуторагодовалую девочку. И многодетная мать приняла ее в свою семью”. А теперь посмотрите на нашего Никиту – разве он девочка? И никто его мне не подбрасывал, я сама взяла его из роддома…

Никита как мерило Юлиной добродетели

У Юли с юности были две мечты – она хотела получить высшее гуманитарное образование, но главное – иметь крепкую семью, в которой было бы не меньше троих детишек. Сама была единственным ребенком у родителей и знала, как плохо жить на свете без братьев и сестер. Первой мечте так и не суждено было осуществиться – при поступлении в вуз не хватило одного балла. Но получила специальность оператора ЭВМ, стала работать, вышла замуж.

И у счастливой матери рождались дети. Однако когда ходила с четвертым ребенком, муж потребовал, чтобы сделала аборт. Словом, или он, или этот четвертый! Юля выбрала еще не родившегося человечка – это и была Катюша. А муж исчез из их жизни. Никакой помощи, никаких свиданий с детьми…

Ребятишки тогда были – мал-мала меньше. Работать уже не представлялось возможным. Выручали помощь матери из Москвы, которая знает много языков и занимается переводами, пенсия прабабушки да пособия от государства.

Юля всецело отдалась детям. Они учились, младшие подрастали.

А тут встретила как-то знакомую из соседнего дома. Та пожаловалась, что носит под сердцем ребенка, а муж против него, потому как нагуленный этот ребенок. Вот, мол, родится дите и оставлю его прямо в больнице. Решила, и точка.

Все взбунтовалось в материнской душе Юли. Вспомнила, как сама вынашивала четвертого ребенка вопреки всем угрозам своего благоверного, хотя это и было его кровное чадо. Раздумывала недолго и предложила своей знакомой: зачем бросать малыша неведомо на кого? Пусть живет в нашей семье – где четверо, там пятый не помеха. А когда, мол, одумаешься, тогда и заберешь его.

Так и взяла Юля родившегося мальчика прямо из больницы. Искусственно выкармливала такую кроху. Месяц шел за месяцем. А мать-кукушка не одумывалась. Между тем Юля с детишками назвали мальчика Никитой, так привязались все к нему – ближе самого родного стал.

А мать не приходила и взглянуть на мальца. Даже когда Юля с малышом приходила на рынок за покупками, где, кстати, подрабатывала родившая Никиту женщина, та старалась их не замечать. Раза два, правда, дала по чупа-чупсу. Вот и вся ее помощь за три с половиной года.

Впрочем, Юля другого и не ждала. А вот усыновить Никиту или добиться над ним опеки она пыталась с самого начала. Ухоженные женщины-чиновницы недоумевали: чего надо ей, матери-одиночке, у которой четверо собственных детей за подол держатся? И чинились всякие препятствия: то материальное положение не позволяет Юле на законных основаниях ввести чужого мальца в семью, то жилплощадь мала. Больше того, в открытую строились предположения, что хочет она обогатиться от государства за счет Никиты, получить квартиру (как будто с четырьмя детьми да прабабушкой она не имела права давно расширить свою двухкомнатную “хрущевку”!). Доходило до того, что Юле вменяли то, что со временем она наметила продать мальчика куда – нибудь за кордон!

Осложнялось дело и тем, что для усыновления требовался официальный отказ родной матери от ребенка, а поскольку та была замужем, то и от мужа. Отказа такого горе-мать дать не могла, поскольку своим домашним она давно заявила, что оставила сына в больнице. Боялась, что правда вылезет для нее боком.

А Никита, не получая меж тем никакого пособия от государства, рос себе да рос в многодетной семье Юли. Обласканный всеми, накормленный, чисто одетый. Со временем все же удалось получить все необходимые документы на усыновление. И процедура эта, очевидно, скоро будет завершена. Тут опять Юля очень благодарна Г. Минкиной, которая помогла разрешить этот казавшийся уже неразрешимым вопрос.

– Как вы относитесь к тому, что ваша дочь, имеющая четверых детей, взяла еще и чужого, пятого? – не могла не поинтересоваться я у Лилии Павловны.

– Вначале – с тревогой. Пока мал – проблемы малые. А подрастет, заботы умножатся… Но почему вы сказали, что Никита нам чужой? Не вздумайте повторить это при старших детях – не простят! – ответила мне мудрая женщина.

По бурному морю по имени Жизнь

И вот он, Никита, – крепенький, смышленый малыш, красивый, как с картинки. Сопя, из разноцветных конструкций собирает домик.

– Ты тоже будешь здесь с нами жить, – говорит мне этот заботливый мужичок и кивает кудрявой черной собачонке в ответ на ее ласкания,- и ты, Чапа, с нами.

– Но что мы будем делать в твоем домике, Никита?

– Мы с мамой все будем делать пельмени, – поясняет мальчуган.

И я понимаю, что обычные пельмени – ныне деликатес в этом доме, как, впрочем, во многих простых семьях.

Через три месяца после пожара, к минувшему Новому году, как и обещала Г. Минкина, семья въехала в свою квартиру. Где могли, назанимали денег, помогла Лилия Павловна, и приобрели диван, два кресла, чтобы было где спать детям. Купили подержанный телевизор, чтобы дети в пещерный век не скатились, холодильник. Вот на новую плиту средств уже не хватило. Хотя старой пользоваться опасно – газ пропускает. И Юля очень боится, что может случиться очередное ЧП, уже с плитой. Хоть жилищники и пообещали заменить ее, но вот уже год прошел, а воз и ныне там.

Плохо и то, что от огня пострадало фортепьяно. Дело в том, что Андрей, Ксюша и Катя помимо общеобразовательной занимаются и в музыкально-хореографической школе, все – по классу фортепьяно, лишь старшая Женя учится игре на гитаре. Теперь дома музыкального инструмента нет. Как дальше продолжать им учебу?

Это стремление Юли – дать детям всестороннее образование – не может не вызвать одобрения. И то, что она живет интересами своих детей, – тоже. Когда в школе № 20 организовали волейбольную секцию, она вместе со своими ребятишками была в спортзале, играла с детьми. Но секция приказала долго жить. Тогда Хайруллины стали заниматься в открывшейся секции восточных единоборств. И Юля вместе с дочерьми и сыном, несмотря на то, что занятия были платными, стала овладевать мудреным боевым искусством, пришедшим к нам из Японии. Закрылась и эта секция. Теперь вот дети продолжают заниматься музыкой, а для физического развития – хореографией. И снова рядом – мама. Скажите, многие ли родители, имеющие даже одно чадо, поступают подобным образом? Нет, конечно. Оттого-то толпы подростков и бродят бесцельно по дворам, набираясь скверных привычек друг от друга.

– Я очень боюсь влияния улицы, – признается Юля. – С января, как говорят, нам перестанут выдавать на детей чеки. Приравняют к России и станут платить всего по сотне рублей на ребенка, а чеки, что получала я, были эквивалентны 2000 рублей в среднем. Конечно, это очень далеко от прожиточного минимума, но все же удавалось сводить кое-как концы с концами. Сейчас нам говорят: идите работать. Я-то бы пошла хоть сейчас, но кто меня возьмет на хорошо оплачиваемую работу, где вовремя выдается зарплата, да притом с такой оравой детей! Опять же Никиту придется отдавать в детсад, а за него надо платить. Платить в школы, где учатся и занимаются дети, за ремонт зданий, классов, за учебники. Что останется на еду? И другой момент: стану я работать, ребятишки будут на улице. Кому от этого станет лучше?

Мама Юли скоро выйдет на пенсию, и она не сможет помогать, как раньше. Умерла нынешней осенью Антонина Михайловна, теперь нет и ее пенсионного пособия. Смерть прабабушки осложнила и другой вопрос. Несчастную двухкомнатную “хрущевку” недавно приватизировали. Теперь Юле предстоят долгие хлопоты, чтобы через четыре поколения доказать свое родство с Антониной Михайловной и переоформить одну шестую часть квартиры на себя.

Словом, не позавидуешь многодетной матери. Но что это у нас за государство, если при катастрофически вымирающем населении в нем делается все, чтобы женщины не рожали детей? Ведь материнство считается самой почетной и сложной работой в любом цивилизованном обществе! Во всяком случае, согласно логике, должно быть таковой. У нас же нормой стало развивать сеть детских домов, приютов, вместо того, чтобы делать все возможное для поддержания многодетных семей и брошенных детей устраивать не в казенные стены, а в теплый домашний очаг. И направлять средства именно туда, где детей любят и где они родные или становятся таковыми.

Конечно, направлять адресно. Известно ведь, что немало опустившихся женщин рожают ребятишек как кутят, без осознания своей великой ответственности, и относятся к ним соответственно. А Юле, которая жизнь свою, свою женскую долю положила на алтарь материнства, не раз предлагали сдать детишек в детдом. Неужто это было бы дешевле, чем толику средств передать непосредственно в семью? Я уж не говорю о моральном аспекте этой животрепещущей проблемы.

Материнство должно оплачиваться достойно, как в западных странах, глядя на которые наши демократы стали перестраивать страну. Народное богатство быстро перераспределили между власть имущими и ловкими, предприимчивыми гражданами, а скудные и без того социальные программы урезаются год от года!..

– Приходи к нам еще, – говорит Никита, протягивая мне, как взрослый, свою ручонку на прощанье.

И с радостным воплем кидается на руки старшей сестре Жене, пришедшей с уроков. А на глазах Юли я вижу невольно выступившие слезы. Может показаться странным, но эта замотанная заботами и невзгодами женщина мне представляется в эти минуты по-настоящему счастливой. Ради таких минут она, очевидно, и живет.