Отверженные

Семьи бывают разные.

Семьи бывают разные. Когда-то в далекой юности мы с друзьями жили одной семьей в марийских лесах. Летом – в палатках, зимой – в землянке над рекой. Чувствовали себя счастливыми и беззаботными. Природа была для нас и папой, и мамой. Ее красота была нужна, как глоток воздуха. Мы ощущали себя семьей и долго не расставались, очень долго. Незабываемая, неизъяснимо чудная пора жизни. Это были не пикники на природе, а естественный стиль жизни, где средой обитания и общения оставались лес, озера. Воды слаще, чем в нашем ключе Святого Валентина, не пробовала больше нигде.


И вот недавно я познакомилась с молодыми людьми, которых тоже объединил общий интерес. В церковном дворе собора Петра и Павла кучкуются подростки окрестных трущоб. Они тут бывают постоянно. Бегают, спорят, ведут свои очень специфичные разговоры и даже играют. Они обжили этот двор, как свой трущобный. А зазвонит колокол, появляются первые прихожане, тогда все игры прекращаются. Начинается работа – сбор подаяний.


Отчего же не просят они милостыню там, на улице веселья, где фонтанчики и русалка, где живописные рябинки и богатые магазины? Да эта улица отдыха и благополучия им ничего не подаст, она несовместима с нуждою и горем. А здесь вереницей тянутся верующие, ищущие Бога. Они отдадут последние гроши страждущим.


Девочка с лицом Золушки, необычайно миловидная и вежливая, совсем не стесняется просить милостыню. Привыкла уже. Знает, что ее сдержанность и кротость всегда обратят на себя внимание – ее быстрее других пожалеют и больше подадут. Это она вывела для себя на примере Немой, тоже девочки, но чуть постарше. Та раньше буквально кидалась под ноги прихожан и выдавливала из себя мычание-вопль: “Дай, дай!”, тряся рукою перед лицами ошарашенных людей. Ее неотступность и настойчивость просто вводили в оторопь.


Немую опекает Рустем – бойкий мальчик лет тринадцати. Он, видимо, и объяснил ей, что большего добъешься не настырностью, а скромностью. И Немая преобразилась на глазах. Сейчас она тоже благопристойна. Хотя тут Золушка – несомненно, королева. У всех вызывает неподдельную жалость: такая миленькая кроха, а уже на паперти. Эх, судьба-мачеха, что ты делаешь с детьми!


Но у верующих более сложный взгляд на этих маленьких побирушек. Ведь поклониться людям, попросить Христа ради – значит убить в себе гордыню, которая для православного смертный грех. И следуя этой логике, дети-нищие под влиянием нужды сделали первый шаг к своему духовному выздоровлению. Значит, им надо подать, чего-нибудь непременно подать! И если нет денег, опытные прихожанки идут в церковь с кульком сушек, конфет – хоть малая, но радость ребятишкам.


С другой стороны – эти дети веры не имеют вовсе. Они не могут выстоять в храме на молитве и получаса, хотя их ровесники, приходящие сюда с родителями, ведут себя совсем иначе. Да, вера дается в семье, а случайные, эпизодические уроки прихожан, их назидания, конечно же, запасть в душу не могут.


Но вот недавно в церковном дворе появилась женщина лет 35 – тоже нищая, Татьяна. У нее вся речь пронизана божьими словами. Золушка как-то сообщила мне, широко распахнув глаза, что эта Татьяна – провидица. Не знаю уж, какие чудеса проявила перед ребятишками эта женщина, но то, что она повлияла на “гаврошей”, и в лучшую сторону, – несомненно.


В белом цигейковом полушубке и надвинутом на лоб розовом платке, с лицом – обветренным и огрубевшим, она вся какая-то отрешенная от мира сего. Видно, что если ее начнут прогонять и даже бить (а это дело привычное среди трущобников), то Татьяна эта уйдет безропотно, не закричит, не возмутится. Низкие чувства ее не обуревают.


– Антон, крестись, – наставляет Татьяна семилетнего мальца, который канючит подаяние.


Но у прихожанки денег нет. И вслед ей от этого Антона летит смачный мат. Он не нарочно, просто это обычный лексикон его среды. И Татьяна делает ему замечание, что-то долго втолковывает, благожелательно и кротко.


Потом я вижу ее уже в церкви. Она ставит свечи. Говорят, что все деньги, полученные от добросердечных людей, она тратит на свечи, иконы и религиозную литературу. Никогда не протягивает руки, ожидая подаяния. Просто, сидя на асфальте у церковных ворот, читает перед поставленной наземь иконкой молитвенную книгу. И ее ненастырность, молитвенность безотказно вызывают симпатию прихожан.


Таких нищих, скажу честно, я еще не видела. И она непоколебима в своей правоте, что тут, на ветру и морозе, за всех просит Христа ради, отмаливает чужие грехи. И людям эта правота передается. К ней частенько подходят, просят: “Помолись за меня”. Никому не отказывает эта Татьяна. Больше того, как-то при мне остановила женщину: “Забыла, как дочь твою горемычную зовут. Дай бумажку с именем. Появятся деньги – куплю иконку с ее ангелом-хранителем”. И купит. Правда, потом иконка куда-то пропадет. У нее ничего в руках не держится, начисто лишена собственнического инстинкта. Все, что ей дадут или что сама купит, – легко раздает.


Видя такое бескорыстие, старушки зовут Татьяну к себе домой – помолиться у постели больных – своих близких. И она к ним не стесняется обратиться с просьбой: “Помыться бы мне…” Потом, распаренная и чистая, Татьяна заходит в церковь с благостным лицом, всегда ставит свечку Спасителю, Божьей Матери, а также перед образами “Взыскание всех погибших”, “Всем святым”.


– Татьяна, зима наступила, пропадешь на холоде. Я договорилась с батюшкой деревенским. Приютит тебя, будешь там при церкви работать, – уговаривает ее знакомая старушка.


– Без благословения отца Владимира никуда не тронусь. А он не дает благословения. Говорит, что много еще во мне мирского. Каяться надо.


– Да хоть деньги-то, собранные подаянием, попридержи, пригодятся.


– Господь велел жить, как птичке божьей, нельзя копить!


И ни у кого не поворачивается язык назвать ее грубым словом “бомжиха”. Простодушие просто обескураживает. Она делится с нищими ребятишками последним куском хлеба, и они, маленькие хитрецы, тоже готовы поделиться с ней последним. Именно с ней. Впрочем, она далеко не ушла от этих мальцов, а беззащитна еще поболее их.


Две семнадцатилетние девицы повадились приходить в обед на церковный двор, чтобы отбирать у Татьяны подаяние. Ну не кощунство ли это – у нищей отнимать гроши?!


– Что поделаешь, – пожимает плечами работница церковной лавки, – на нищих все время “наезжает рэкет”.


Одна из юных вымогательниц – сестра Немой. Другая – в бархатной утепленной курточке и мини-юбке – похоже, тоже из их трущобы. Закон джунглей действует безотказно. И вообще, в этой среде своя бурная жизнь. Татьяна по простоте душевной выдала тайны “мадридского двора”. Она сокрушалась, почувствовав мой неподдельный интерес и сочувствие к отверженным, что дети вовсю пьют, курят и спят друг с дружкой.


“А мы от чистого сердца подаем им на гулянки, разврат”, – мысленно возмутилась я. Но, поразмыслив, вынуждена была признать, что почти невозможно быть иными детям трущоб, и в том не их вина. Они ведь, маленькие изгои, никому не нужны. Сюда, к храму, за два года, как отмечают старожилы, ни разу не наведывались инспектора по делам несовершеннолетних, хотя их учреждение находится всего в двух кварталах.


Маленькие ручейки поддержки по линии соцзащиты тоже наверняка не доходят до этих нищих ребятишек, тратятся на себя непутевыми родителями или недобросовестными родственниками-опекунами. Их одевают опять же прихожане. Слышала я как-то, что одна тетенька обещала Рустему новые ботинки. А потом видела мальчугана в этих ботинках и новом свитере. Просят только женщины, чтобы молились ребята за них. Господи, за этих несчастных детей кто бы помолился!


Знаю, что в воскресной христианской школе с такими трудными детьми работает монахиня – матушка Мария. В осенние каникулы ее ребята побывали на экскурсии в Нижнем Новгороде, а на зимние – собираются в Москву. Духовным развитием этих опекаемых ребятишек занимаются молодые педагоги – члены молодежной православной общины, что существует при женском Богородицком монастыре.


Да ведь это капля в море! Подрастают все новые и новые дети – никому не нужные в своих, с позволения сказать, семьях и десятками, сотнями опять же выходят на улицу. Не случайно в соборе Петра и Павла в своей воскресной проповеди, посвященной нищему Лазарю и богатому, отец Владимир – старший священник этого храма – обратился к прихожанам, простым и власть имущим, с сердечным пожеланием, чтобы открылась в нашей Казани православная общеобразовательная школа.


А пока маленькие изгои сбиваются в стаи, как волчата, просят подаяния на виду всего честного, безучастного мира. Лишь их добровольная наставница, без роду и племени, полублаженная Татьяна им твердит: “С нами Бог, ребята, с нами Бог!”



Татьяна молится за нас
На паперти церковной.
Слезинки катятся из глаз –
Из глубины бездонной,
Где горе смешано с бедой,
Отчаянье – с надеждой.
И свет небесно-голубой
Стал крышею безбрежной.


Людмила Суханова.

+1
0
+1
0
+1
0
+1
0
Еще