«За заслуги перед Республикой Татарстан». Так называется высшая награда нашей республики — орден, которого удостаиваются за выдающиеся заслуги в развитии государственности Татарстана, обеспечении прав и свобод граждан, развитии экономики, культуры, науки, образования, здравоохранения, искусства и спорта, за проявленные отвагу и мужество при охране общественного порядка. С марта 2004 года, когда орден был учрежден законом РТ, им были награждены более сорока наших соотечественников. Это золотой фонд республики, люди, которые являют собой яркий пример гражданственности, служения народу, Отечеству.

Публикацией «Твердый знак» об одном из первых кавалеров ордена «За заслуги перед Республикой Татарстан» Туфане Миннуллине наша газета начинает серию материалов о тех, кто удостоен главной награды Татарстана.

Нашего собеседника не нужно представлять. Нет необходимости также перечислять его многочисленные регалии и награды, рассказывать о заслугах, упоминать его должность.

Потому что он — Туфан Миннуллин.

— Туфан Абдуллович, вас называют «совестью нации»…

— Даже так? Громко сказано. К чему эти эпитеты? Если делать только то, за что нахваливают, то какой в таком существовании смысл? Жизнь по совести должна быть обыкновенным, естественным состоянием человека.

Как-то еще в советское время читал один очерк. Расхваливали заведующего складом. Я и говорю тогдашнему главному редактору журнала «Чаян» Альберту Яхину: вот какой человек, оказывается, замечательный. Он мне отвечает:, а ты почитай, за что его хвалят? За то, что он… не ворует. По этой логике получается, что воровство — естественное состояние человека, а не воровать — геройство?

… У каждого свой путь в этой жизни. Пройти его надо достойно. Депутат должен свои обязанности честно исполнять, писатель — свои. Иначе нечего делать и в политике, и в литературе. А как иначе?

— Ваши выступления такие искренние, столько в них боли за судьбу народа.

— Я не могу писать на других языках и на те темы, в которых не разбираюсь или знаю поверхностно. Пишу о татарах и по-татарски. Но разве нет проблем у русских? Или у других народов, населяющих нашу страну? Мы много говорим «народ-народ», чуть что — апеллируем к его мнению. Но надо хоть немного что-то делать для него самого, не сотрясать попусту воздух.

А мои выступления… Я так думаю: может, наверстываю теперь то, что не делал раньше? Сейчас в таком возрасте, что не думать нельзя и молчать нельзя. Если я не буду говорить о проблемах, кто же это сделает еще? Но это мое естественное состояние. Точно так же, как если не пишу, болею. И это тоже мое естественное состояние.

 — Запомнила одну вашу фразу: «Двадцать три часа в сутки можно жить как угодно, но один час ты должен думать, для чего рожден».

— Это было сказано для молодых. Нужно учиться думать. Пусть даже на полчаса в день ты должен задуматься: для чего я живу? Ведь Бог создал человека по своему подобию, надеялся, что эта «заготовка» будет жить во имя чего-то , иметь цель в жизни. Я и себе такой вопрос часто задаю. Кто я? Кто жил до меня, кто будет после меня жить? Задумаешься, и в меру твоих возможностей уже сработают внутренние тормоза, они тебя спасут от дурных поступков. Не суем же мы руку в огонь? Знаем — можно обжечься. На уровне рефлекса должно быть в нашем сознании: нельзя этого делать!

— А кто заставит задуматься? Вот социологи в последнее время утверждают, что ни хорошие кинофильмы, ни добрые книги ничему не учат. Посмотрели ленту, вышли из кинотеатра — забыли; закрыли книгу, положили на полку — забыли.

— Не может быть этого. Не верю. Другое дело, что сейчас и читать нечего, и смотреть нечего по тому же телевизору. Как бы ни ругали прежнее время, там была система воспитания. Другое дело, что верхушка власти жила по собственным законам. Но учили-то нас, потом наших детей хорошему, растили по-человечески добрым и правильным принципам.

Вспомните тот же кодекс строителя коммунизма, который провозглашал честность и правдивость, нравственную чистоту, простоту и скромность в общественной и личной жизни. Там же говорилось и о взаимном уважении в семье, нетерпимости к национальной и расовой неприязни.

Я не призываю строить коммунизм. Но что было плохого в том, что людей звали жить, следуя этим принципам? И это была система воспитания от самых маленьких членов общества до взрослого человека. Такая же система воспитания порядочного человека заложена и во всех мировых религиях.

А что мы имеем сегодня? Поколение, выросшее в идеологическом вакууме, который образовался после распада Советского Союза. Политику нашего государства в создании позитивных ценностей, способных объединить все наше общество, вряд ли можно назвать успешной. Если еще такая политика вообще существует как комплекс мер. Но ведь молодежь — самый внушаемый и социально незащищенный слой общества.

И плохое аккумулируется в душе молодого человека, и хорошее. Да, книга откладывается в сторону. А одноразовое посещение кинотеатра — как одноразовая бритва, использовал и выбросил. Но когда-то же чтение превращается в необходимость, в человеке накапливается чувство красоты. И если оно есть, он не способен на плохие поступки.

… Самое страшное, на мой взгляд, когда материальное определяет бытие человека, идет впереди. Так любое святое дело можно опошлить. Что предлагают детям в том же телевизоре? Или дидактика пустая, или ложь, или откровенное аморальное действие, или безбедная жизнь на ворованное. Нет у нас системы воспитания. Не научили ставить ограничения.

Говорим — «патриотизм». А что это такое? Это любовь. Но чтобы научиться любить, надо чтобы тебя любили. Когда мне говорят: любите Россию и при этом запрещают учить родной язык, как я могу любить того, кто законодательно запрещает любить мое, кровное, родное? Обратная реакция происходит.

Чужую боль мы не слышим. А ведь у русского народа не меньше проблем, чем у нас. Я слышал, что среди санкт-петербургских школьников есть не знающие, кто такой Пушкин. Это разве не проблема — неуважение к собственной истории, к своим истокам? Я вам больше скажу: неуважение — общероссийская беда, которая связана не только с унижением малых народов и наций, но и с попранием многих человеческих принципов.

— Что для вас означает национализм?

— У меня есть четкое определение: любить свой народ, уважать других. Это мое кредо.

Я не лучше других, но и не хуже. И не надо придумывать никакие иные формулы. Невозможно любить чужую мать, не любя свою. Американский образ жизни, где все подстрижены под одну гребенку, — это не пример. Жить нужно в саду, где есть место песне каждой птицы. Красота именно в многообразии. Цветов, природы, народов, языков. А вот кое-кто в России никак не может осознать это.

Глобализация, к которой идет мир и мы вместе с ним, — трагедия всей нашей жизни. Для американцев национальный вопрос как таковой вообще не стоит. А вот мы, теряя родной язык, теряем иммунитет, инстинкт самосохранения нации.

— Вы как-то сказали, что у каждого народа своя мудрость. Какая она у татарского народа?

— Обратимся к фольклору, который я очень люблю. У меня есть сказки всех тюркских народов. Когда мне плохо, начинаю их перечитывать. Там собрана вся народная мудрость. Сейчас ведь даже по внешнему виду не отличишь одну нацию от другой. Различия — они внутри. Там, в душе, где сидит твое воспитание.

Есть общечеловеческие ценности, а есть ценности, присущие конкретному этносу. Существует такая пословица: ум татарина просыпается после обеда. Зачастую ее толкуют не в пользу самих татар. Я же утверждаю: просто до обеда татарин думает, взвешивает фразы, а потом только говорит свое веское слово. И в этом большой смысл.

Русский человек бесшабашен немного. Он любит жить с размахом, душа нараспашку. Легко может сняться с насиженного места и уехать. А татарин до последнего за свою землю цепляется. Наш брат ведь в основном сейчас оседлый житель. Он много воевал в своей жизни, много скитался, поэтому выбрал именно этот образ жизни. И ему трудно было отрываться от родного очага, при этом жизнь раскидала наш народ по всему миру. Татарин — человек общительный, быстро ориентирующийся в окружающей среде, легко принимающий ее правила игры. Вот и занялся наш народ торговлей. В основном приходил в чужие края именно как купец. Причем, подчеркну, не торгаш, а именно — торговец. А ведь это высшее искусство! Он и хитрец, и дипломат, и без честности в этом деле никак. Да и преданность не на последнем месте.

— Вы пишете и пьесы-сказки. А какие сказки вам самому нравятся?

— Умные. И не столько татарские, сколько удмуртские. Они философские, в них много рассказывается о мироздании. А в наших сказках на первом плане обязательно труд, работа. И это даже не глас народа, сколько своеобразное поучение, назидание.

— А нужна ли глубокая философия в сказках?

— А как же! Сказки всегда были формой воспитания через необычный сюжет. Но сейчас дети так быстро созревают… У них нет детства. Только появились на свет, а мысль у родителей одна: как бы сделать из него человека, больше знаний в него впихнуть. Не дают при этом самому сформироваться. А ему подумать надо, вникнуть в окружающий мир. За тем же ползущим червяком понаблюдать. Самому познавать мир, свои выводы делать, копить собственные наблюдения.

И сказки прежние, как ни жаль, не годятся. Не знаю, какую сказку я сейчас написал бы. Может, приблизил бы ее к взрослому миру? Как-то принес внуку, который учился во втором классе, томик сказок. Он посмотрел, полистал и говорит: это же для детей. Я только руками развел.

Не народное им сейчас творчество нужно, а, скорее, что-то фантастическое.

— А как же Альмандар из Альдермыша? Это же самое что ни на есть народное. На ваш спектакль в Камаловский семьями ходят, детей водят.

— Ну, это совсем другое. Почему спектакль получился именно таким? Потому что мне ничего не надо было придумывать. Вы будете смеяться, но когда начальство из Министерства культуры читало текст в первый раз, я столько всего выслушал! Что, мол, это за персонаж? Что он делает? Он всю пьесу играет со смертью… Сделайте его, товарищ писатель, Героем социалистического труда, пусть показывает достойный пример окружающим.

А ведь не на пустом месте появился мой Альмандар. Был у нас в деревне Гильми-бабай. Старенький такой. Сторожем работал. Охраняет, к примеру, гороховое поле. Завидит нас, детвору, палку вскинет, кричит на всю округу: «Убью, убирайтесь!» А сам шепотом нам: «Быстрее, быстрее, детки, карманы набивайте». Жалел нас, ведь голодно было. Как-то, уже будучи постарше, встретил его в деревне. Куда идешь, бабай, интересуюсь у него. Иду, говорит, к Халиулле. Трудно мне, ох тяжело идти, ангел смерти Азраил за подол держится. Вот обратно пойду быстрее, потому что Азраил у Халиуллы останется.

Вот что тут придумывать? Оставалось только быть внимательнее к тому, что вокруг тебя.

— Сколько смотрела эту пьесу, счет потеряла, и каждый раз будто заново открываешь для себя ее героев.

— А знаете, что самое удивительное? Я написал ее за двенадцать дней. Меня наш поэт Зульфат назвал за это «великим халтурщиком». Мол, нельзя так быстро писать. А у меня как озарение случилось. Придумывать-то ничего не надо. Когда выдумываешь, все иначе. И настрой другой, и перо не твое. Мне как-то в обкоме партии открыто сказали, мол, мы строим автогиганты, а вы про конокрадов пишете. Пишите о жизни завода. Но я вообще не знаю, что это такое — стройка, что это за жизнь заводская? Я люблю деревню, я знаю, чем она живет, ее боли, проблемы, радости. У меня свой зритель и своя аудитория. Я знаю, какую песню поет татарин в минуту великого горя и какую — в минуту высшей радости. Вот что важно. И это моя жизнь.

— Вы, простой деревенский парень, получили отменное образование. Знаменитая «Щепка» — Московское театральное училище имени Щепкина, затем Высшие литературные курсы при Литинституте имени Горького….

— И за это я безмерно благодарен судьбе. Ведь все могло иначе сложиться. В 1954 году, когда поднимали целину, в Казани были организованы шестимесячные курсы по подготовке бухгалтеров в системе потребкооперации. Я окончил эти курсы, уехал в Казахстан. Но, видно, тяга к сочинительству была сильнее. Вернулся в Казань, уже практически был зачислен в университет, а тут проводится набор студентов для татарского театра в театральное училище им. Щепкина. В детстве приходилось играть в школьной самодеятельности. Так что решил попробовать себя и поступил. Пришлось выбирать между двумя вузами. Выбрал театральное училище.

Я благодарен своим педагогам из Щепкинского. Именно это училище сделало меня человеком. А какие были у нас педагоги! Теперь понимаю, насколько тонкой и деликатной личностью был каждый из них. Вот, к примеру, преподавала зарубежную литературу Татьяна Александровна Дынник. Ох, тяжело было ее слушать. Минут пятнадцать слушаешь и либо засыпаешь, либо хулиганить начинаешь. Как-то оставила меня в аудитории. «Туфанчик,- говорит, — я знаю свои недостатки, действительно монотонно говорю, тяжело меня слушать. Но ты уж терпи, хотя бы потому, что, поверь мне, я больше тебя знаю». Мне так стыдно стало, и я начал слушать. И ведь целый мир для меня она открыла — Рабле, Шекспир, Шиллер!

А мой педагог Дунаева? Поспорил с ней, говорю, мол, опера — не искусство. Не воспринимаю и все тут. Нет, отвечает, просто твой слух не воспитан. И начала водить меня в театр, десять опер выслушали вместе. Вот как с нами возились! Или же такой случай: была у меня землячка Фирая. Злит и злит меня, прикалывает. Достала. Ну я, недолго думая, ее матом пятиэтажным и послал куда подальше. Вызывают меня к директору училища Шашковой. «Миннуллин, вы представляете себе, где вы учитесь? — грустно спрашивает она.- Это театральное училище, храм искусства, как же так можно? Вы выйдите, подумайте в коридоре». И ведь понял, проникся. И в самом деле стыдно стало.

Эти педагоги старой дворянской закалки старались сделать из нас, деревенских мальчишек, людей искусства. Есть ли сегодня это поколение?

— Мир меняется…

— Он стал неоправданно жестоким. Встречался недавно со студентами медколледжа. Я им прямо сказал: мне вас жалко, вам трудно найти верный путь в этой жизни, свою Кыйблу. Почему столько суицидов сегодня? Это говорит о том, что в обществе некомфортно, неуютно. Мы все время в кризисном состоянии живем, столько всего нагнетается, человек живет с ощущением непреходящего беспокойства в душе.

— Кто вы сегодня — писатель или политик?

— Я вам напомню слова Тукая, который так и сказал: я не только поэт, я и политик, и общественный деятель. Мои глаза больше видят, мои уши больше слышат.

И нам нельзя не быть политиками. Но не надо путать политику с политиканством. Этим я не занимаюсь. Я считаю работу в Госсовете службой, но истинная моя работа — писательство.

— И как пересекаются эти две линии?

— Если бы я был писателем и разводил свиней, может, не пересеклись бы. А я здесь занимаюсь своими вопросами, которые освещаю как писатель: деревня, культура, образование. И на этом месте я могу конкретно помочь людям.

Но если я не пишу, это для меня трагедия. Знаю, что сейчас надо бы остановиться. Но не могу. Хотя я уже не тот Туфан Миннуллин. Возраст за меня говорит. Уже ловлю себя на нравоучениях, вроде аксакал, должен поучать. Но какой я учитель? Я должен думать, переживать, радоваться, сострадать, а не наставлять тому, чего сам не делаю. Не хочется быть жалким, как отработавший свое спортсмен.

— Вы твердый человек?

— По отношению к себе — и твердый, и жесткий. Многого себя лишаю. Курил — бросил. Пил — бросил. Это все второстепенно для меня. Все в моей жизни подчинено моему творческому пути. Даже любовь к прекрасному полу отходила на второй план. В молодости влюблялся, но отказывался от любви, чтобы не терять время. Я приучил себя жестко относиться к самому себе, больше прощать другим их слабости. Но если не воспринимаю человека, я на компромиссы не иду. У меня нет врагов, но есть те, с кем я не общаюсь, кто не существует в моей жизни. Был один приятель, непорядочный оказался человек. Я ему и сказал: давай не будем ругаться, но ты на три метра ко мне не подходи, чтобы твоя грязь не пристала. Есть такие грехи, которые нельзя прощать. Это предательство родителей, Родины и своего народа. А все остальное можно простить.

Есть определенные мужские принципы, которых я также жестко придерживаюсь. Когда я женился, то сразу сказал жене: мужчина в доме — я, ответственность за семью — на мне, в долг ни у кого просить не смей, то, что зарабатываешь, трать на себя. Материальная сторона жизни — это мое дело. Ты актриса, ты должна играть. Она до сих пор не знает, сколько что стоит на рынке. (Супруга Туфана Миннуллина — известная татарская актриса Нажиба Ихсанова — ред.).

— Как вы относитесь к славе?

— «Слава» — слово женского рода. Этим все и сказано. Надо быть предусмотрительным в общении с ней, даже если очень влюблен в нее.

— Вы первый писатель, получивший орден «За заслуги перед Республикой Татарстан». Что значит для вас эта награда?

— Достаточно спокойно отношусь ко всем регалиям. Ведь я никогда не был на короткой ноге с власть имущими. Очень интересно в этом смысле мое общение с правителями. Я всегда находил с ними общий язык, но никогда не опускался до подхалимства, держал дистанцию. Первый секретарь Татарского обкома партии Гумер Усманов как-то сказал обо мне: этот человек единственный, кто не изменился после перестройки, остался таким же. Правда, мне тот же Усманов однажды сказал, я, мол, тебе отомстил за твое своенравие. Как? Кинул меня в политику, сделав депутатом Верховного Совета СССР…

Думаю, и наш Президент Минтимер Шарипович Шаймиев за те же качества относится ко мне с определенным уважением. Он действительно хорошо знает меня, да и интуиция на людей у него отменная.

Мое счастье в том, что на моем творческом пути всегда встречались хорошие люди: режиссеры Равиль Тумашев, Гали Хусаинов, Сабир Умутбаев, Марсель Салимжанов. Это люди, которых я могу назвать своими единомышленниками. Они меня понимали, поддерживали. Наверное, именно в этом и заключается счастье — когда ты не одинок в своем творчестве и когда твое перо нужно людям. А я просто служу своему народу.