История одной встречи
Скульптору и художнику, врачу и философу Ильдару Ханову в ноябре этого года исполнилось бы 75 лет. Этого божественной силы человека, на протяжении полувека вселявшего в нас физическое и духовное здоровье, казалось, обойдут и болезни, и смерть. И он будет жить вечно. Впрочем, так оно и получилось…
Он любил повторять: человека в жизни укрепляет дух! Его дух сегодня живет во множестве живописных и скульптурных произведений, в сказочном соборе на берегу Волги… Его дух – вокруг нас и в наших душах.
Когда я учился в Литературном институте в Москве, одним из любимых моих мест была библиотека. Во-первых, здесь, в тиши и отдалении от шума столичных улиц, можно было отдохнуть душой, почувствовать себя по-настоящему человеком и даже ощутить какое-то божественное состояние. Во-вторых, эта библиотека отличалась тем, что имела в своих спецфондах книги запрещенных тогда авторов, которых в обыкновенных книгохранилищах было не сыскать. Однажды, отрешившись от бесконечных будней, сидел я в библиотеке, листая древние раритеты, и ко мне подошла библиотекарь с новым номером журнала «Дружба народов». «Вот, почитай, – сказала она, – про татарского художника тут пишут». Статья была о неизвестном мне художнике Ильдаре Ханове.
В Литературном институте учились поэты, прозаики, драматурги, литературные критики, переводчики из самых разных уголков Советского Союза и зарубежья. Каждый в разговорах старался продемонстрировать свою национальную литературу и искусство как можно краше и значительней. Понятно, и я тут не отставал. И если с примерами высот татарской литературы, науки, истории проблем не было, то, когда дело доходило до изобразительного искусства, моя пропагандистская лодка садилась на мель. Конечно, рассказывал о наших выдающихся живописцах Баки Урманче, Харисе Якупове, Лотфулле Фаттахове… Но это не производило должного эффекта, о них здесь практически никто не слыхал. Поэтому статья в «Дружбе народов» дала мне возможность поднять перед однокашниками престиж искусства татар на новую, заслуженную высоту. В те времена ведь популярность «Дружбы народов» была запредельной, журнал выходил миллионными тиражами. Тем более что художник Ильдар Ханов был известен не только в Татарстане, России и СССР, но и широко за их пределами. Его называли учеником Сикейроса, продолжателем традиций этого знаменитого художника. В этом номере журнала были в большом количестве представлены и иллюстрации произведений Ильдара Ханова, рассказывающие о жизни татарского народа и его героях.
В тот вечер в своей комнате общежития я собрал гостей разных национальностей и прочитал вслух статью, сказав в заключение: «Вы спрашивали: какие художники есть у татар? Вот, пожалуйста! И ответ вам не я даю, а сам Давид Сикейрос». После этого журнал, переходя из рук в руки, был основательно потрепан, и уже никто не задавал мне вопрос: «Ну, кто у вас там есть из живописцев?» Опубликованная сорок пять лет назад, эта статья как дорогая историческая память и по сей день бережно хранится в моем архиве.
Таким образом, я жил, учился, работал и подспудно не переставал гордиться незнакомым мне лично художником. Но нежданно-негаданно судьба уготовила встречу с ним.
В 1967 году, когда я начал учиться в институте на повышении квалификации, в Москву была направлена группа молодых певцов – Зиннур Нурмухамедов, Римма Ибрагимова, Клара Хайретдинова… Потом я «напал на след» и других учащихся в столице земляков. Мы начали встречаться, общаться. Среди них были и студенты Московского художественного института им. В.И.Сурикова – Рашид Имашев, Абрек Абзгильдин, Ахат Закиров. Однажды они пригласили меня в свою мастерскую. Там мы посидели-пообщались и для продления удовольствия двинулись к ка
Ильдар встретил нас как долгожданных гостей, расспросил о делах, поставил на огонь чайник… Узнав, что учусь в Литинституте, попросил, чтобы я почитал свои стихи. Слушал он внимательно. А потом, как бы размышляя вслух, сказал: «Татарский язык хорошо ложится в поэтическую строку». Вдохновленный, я поведал об истории со статьей о нем в «Дружбе народов», о том, что этот номер журнала зачитан в общежитии до дыр. В ответ он начал рассказывать, как познакомился с мексиканским художником Сикейросом, как с ним общался…
Рассказывая, Ильдар принялся показывать свои картины. Его несколько приглушенная и плавно текущая речь с вескими утверждениями и наставническими нотками показалась мне странной и в то же время завораживающей. Мы, студенты, в своем Литинституте любили поспорить, подискутировать, умели отстаивать свою точку зрения. А Ильдар здесь в спор ни с кем и не вступал, ничью мысль не оспаривал, однако линию свою неуклонно держал. Потом он умел и помолчать, внимательно послушать других и, если не соглашался, собеседника не перебивал, лишь улыбался краешком рта: мол, ты имеешь право на собственное мнение, но это не значит, что устами твоими глаголет истина.
В самый разгар наших разговоров об искусстве, поэзии, отечественной истории в мастерской художника появились новые гости, шумные, с гитарой… Ильдара это нисколько не смутило, обилие гостей для него, очевидно, было делом привычным. Стало тесновато. Мы, старые гости, уступили место новым. Они, поотнекивавшись, расселись, и я среди них сразу узнал Владимира Высоцкого. Тогда, после только что прогремевшего по всем экранам страны художественного фильма «Вертикаль», он был узнаваем не только по голосу. Когда Высоцкий заговорил и все потянулись к нему, и тени сомнения не осталось, что я не ошибся. А уж когда Ильдар попросил его спеть для друзей-соплеменников из Казани и он запел, то я почувствовал себя на «вертикали самой высокой горы мира».
Хотя тот вечер и потряс меня, но все-таки его значение для себя я в полной мере оценил не сразу. С одной стороны, да, я нежданно-негаданно разом познакомился с двумя ярчайшими личностями, выдающимися творцами. С другой, с того самого дня я постепенно и основательно стал погружаться в творческий мир художника-философа Ильдара Ханова и своими глазами проследил, как в течение жизни ручейки его божественного дарования слились в одну могучую, полноводную реку.
Мальчишка, родившийся в Заречье, в Адмиралтейской слободе Казани, на берегу великой Волги, повидавший на своем жизненном пути немало земель и стран, всласть пообщавшийся с великими землянами своего времени, он твердо шел к своей цели, не разу не оступившись, ни при каких обстоятельствах не свернув с намеченного пути. Ильдар упорно строил свой мир. Многие восхищались, глядя на плоды его труда. Были и такие, что завидовали и старались принизить его достижения. Но скажу: я не видел и не слышал о людях, равнодушных к нему и его деятельности.
Та наша встреча не была первой и последней, долгие годы потом мы с ним общались, встречались, обсуждали те или иные злободневные или, напротив, отвлеченные, не сиюминутные темы. Что интересно, мои жизненные пути каким-то образом шли по его следам. Ильдар сначала учился в Казани, потом – в Москве. Я – то же самое. Потом он вновь вернулся в Казань, затем уехал в Набережные Челны… Последние годы у него были опять связаны с Казанью. И я, будто след в след, ступал по его стопам: Казань – Москва – Казань – Челны – Казань. И где бы ни обитал, везде видел произведения монументального творчества мастера. Он всегда был в центре внимания, что вызывало совершенно естественное чувство гордости за него. Со дня нашего знакомства в 1968 году это чувство не покидало меня, не ослабевало, только крепло.
Для того чтобы дать полновесную оценку жизни и творчеству Ильдара Ханова, мало быть знакомым с ним, мало общаться, дружить… Надо быть личностью его уровня.
За год до смерти я случайно встретил его в кабинете главного врача больницы. «Сам кровь с молоком, – заметил он мне, – а по больницам ходишь?» В то время меня замучил радикулит не радикулит, но какая-то боль в пояснице. Не обращая внимания на мои «ахи-охи», прямо в кабинете главврача Ильдар положил меня на ряд стульев и начал делать массаж. Хотя я и слышал о его волшебных целительных способностях, но до этого ценил Ильдара Ханова исключительно как большого художника и философа. И вот стальными руками он мнет меня, как тесто, уводя от боли своим спокойным, приглушенным голосом, разговорами в какой-то свой божественный мир.
Встав через некоторое время на ноги, поднимаю голову… Передо мной, точно ясное солнышко, улыбается волшебник и маг Ильдар Ханов. И никакой боли в спине – испарилась, улетучилась. Не заходя к врачу, пошел я из больницы на улицу, улыбаясь заразительной улыбкой своего исцелителя.
О целительных способностях Ильдара Ханова свидетельствовали многие достоверные источники. Однако до сегодняшнего дня тайн его удивительных врачеваний никто не раскрыл и не объяснил. По-моему, один из главных секретов в том, что он в первую очередь приводил в порядок дух, мобилизовал внутренние силы человека, а уж только потом обращался к общепринятому лечению тела, к его физическим недугам.
По большому счету, художник-целитель-философ всей своей самоотверженной деятельностью заботился не только об отдельных людях, но и, можно сказать, обо всем человечестве, о всеобщем мире, гармонии и процветании. Наверное, в этом и заключаются истоки необыкновенной мощи его таланта. Задачи, которые поставил перед собой Ильдар Ханов, решаются и сегодня, уже без него самого… Продолжают дело его жизни волшебной силы художественные произведения и устремленные ввысь на берегу Волги строения всеобщей духовности. Его творчество – это целый мир, зовущий человека к справедливости, совершенству. Это необъятный мир Ильдара Ханова, его суверенное духовное государство.
