Спрашивают медвежатника: «Тебе не страшно идти на медведя одному, с рогатиной?» – «Да, страшно, пока его не встретишь.
А встретишь, ну тогда самое главное, чтобы медведь не убежал, тогда уж некогда бояться».

Лев Толстой, «Война и мир»

Вряд ли 32-летний житель Сабинского района Рифат Гимадиев, на которого средь бела дня рядом с домом напал медведь, разделил мнение толстовского персонажа. У него-то вышло все наоборот: страшно ему стало именно тогда, когда он медведя встретил, и самым главным было для него, чтобы зверь скорее убежал. Однако тот ретироваться не спешил!

На улице играли дети, сидели на лавочке старики, но Рифат оказался ближе всех. Зверь ударил его сзади лапой по голове, сорвав кожу с затылка, навалился на упавшего и вцепился зубами в руку. Неравный поединок продолжался меньше минуты: собрав последние силы, мужчина сумел отпихнуть от себя зверя, и тот на какое-то мгновение ослабил хватку. Воспользовавшись этим, Рифат вырвался и вбежал в ближайшую калитку. Сосед, ставший свидетелем происшествия, вскочил в свой старенький «УАЗ» и направил его на медведя. Но, хоть и помятый колесами, тот не думал отступать и, даже когда сосед повез раненого Рифата в больницу, еще некоторое время бежал следом.

Свалил его меткий выстрел охотника. Экспертиза установила причину агрессивного поведения животного: бешенство! По мнению специалистов, заболевшие им животные мало едят, быстро слабеют. Скорее всего, именно это обстоятельство и спасло Рифата в рукопашной схватке со зверем.

Конечно, встреча с некоронованным хозяином тайги стала для Гимадеева первой и, дай бог, последней. Я же знал человека, вся жизнь которого, можно сказать, прошла под знаком медведя. Кем бы он ни работал – егерем, смолокуром, лесорубом, пасечником, зловещая тень зверя следовала за ним по пятам. И хотя было у него и без того немало опасных стычек с лесными обитателями – ему не раз приходилось отбиваться от стада секачей, от голодных волков, его цеплял рогами лось, самыми опасными оказались встречи именно с медведем. Одна из них, едва не стоившая ему жизни, и послужила поводом для нашего знакомства.

Лет 25 назад из московской редакции «Труда» мне переслали письмо жителя Татарстана Михаила Петровича Вилкова. «Уважаемый редактор! Обращаюсь к вам за помощью. Я стал инвалидом после того, как на меня на лесосеке напал медведь и покусал ногу так, что ее пришлось отнять. Но пенсию по инвалидности мне не платят, не на что даже заменить износившийся протез. Бесплатно он мне не положен, а денег на новую „ногу“ нет. Пенсионный фонд и лесхоз, для которого я заготавливал смолу, не могут разобраться меж собой, кому оплачивать мою инвалидность. Одни считают, что травма производственная, другие – что бытовая, потому как получена не на рабочем месте. Но в лесу-то я находился не по своей прихоти, а в служебной командировке! Выходит и впрямь: закон – тайга, медведь – хозяин?»

Тот день Вилкову не забыть. С бригадой заготовителей смолы он работал в марийской тайге. Вечером пошел с ведром за водой для ужина. Родник бил на дне лесного оврага, поперек которого лежала поваленная бурей сосна. Едва он ступил на ее комель, как сзади раздался треск сучьев и из-под ствола выскочил громадный медведь! Наметанным глазом Михаил Петрович сразу определил, что это медведица. Одним ударом могучей лапы она, словно кутенка, смахнула его с лесины и, угрожающе поднявшись на задние лапы, пошла на него. Бывалый охотник знал, что медведи боятся человеческого прикосновения, и, изловчившись, схватил ее за лапы. Зверь на какой-то миг как будто обмер, но этого хватило, чтобы выхватить из-за голенища нож и несколько раз всадить его в навалившуюся на него тушу.

Очнулся он в темноте от сильного озноба, под кучей хвороста. Видимо, медведица уволокла добычу подальше в овраг и спрятала. К счастью за своей «заначкой» она не вернулась – околела от полученных ран: ее недалеко от места схватки обнаружили артельщики, отправившиеся на поиски товарища. Весу в ней было не меньше десяти пудов! Да и сам Михаил едва не испустил дух от потери крови. Правой ноги, в нескольких местах разорванной до кости, он не чувствовал.

Мужики несколько часов тащили его к шоссе. Мобильных телефонов тогда ни у кого не было, скорую не вызвать, а водители проезжавших машин при виде окровавленного человека давили на газ. В конце концов какой-то парень взялся довезти раненого до больницы в коляске мотоцикла.

Искусанная зверем нога, по заключению врачей, «восстановлению не подлежала», и ее ампутировали. Так 43-летний мужчина в самом расцвете сил внезапно стал беспомощным калекой, причем без средств к существованию.

Мог ли предвидеть столь печальную судьбу сына его отец-лесничий, подаривший Михаилу в детстве подобранного в лесу медвежонка? Как-то на звериной тропе он обнаружил мертвую медведицу, удавленную браконьерской петлей из стального троса. Вокруг неподвижной матери, скуля и плача, кружил взъерошенный голодный медвежонок – на вид ему было месяца два-три. «Пропадет один без матери, как пить дать пропадет!» – подумал лесничий, сунул найденыша под фуфайку и принес на заимку. В тот день сыну, Мише, как раз исполнилось 13 лет, так что мохнатый малыш, которого тут же окрестили Мишуткой, оказался неожиданным подарком на день рождения.

Мальчишка в нем души не чаял, целыми днями возился с ним, играл, укладывал с собой спать. Поначалу кормил его как дитя – через соску молоком из бутылки. Тот хватал ее передними лапами и, причмокивая, в минуту высасывал подслащенное молоко, напоминающее ему материнское. Он жил в избе на правах балованного ребенка – забирался на колени, брал угощенье из рук.

Проблемы начались, когда косолапый достиг габаритов подростка. Укрощать его стало все трудней. От острых когтей доставалось не только домочадцам, но и дворовой живности. Особенно страдали куры, которых, не реагируя на возмущенное клохтанье петуха, он гонял по двору. Пришлось соорудить для него клетку, посадить на цепь. Он, конечно, противился, рвался на волю и долго не мог оправиться от пережитого стресса. Да куда денешься?

Прослышали про него местные охотники. Одобрительно поглядывая на крепкого, ловкого мишку, они стали уговаривать лесничего попробовать натаскивать на нем охотничьих собак. Тот поначалу отказывался – было жаль подвергать такому жестокому испытанию добродушного приемыша. Но те пообещали оплачивать «медвежий мастер-класс», и он сдался: ему, вышедшему на пенсию, прокормить медведя становилось все труднее.

Однажды на медведя надели ошейник, вывели на поляну, привязали к березе. И началось! Когда одна из набросившихся на него собак вцепилась ему в ляжку, а другая – в загривок, бедняга от такого вероломства впал в шок! Он отбивался от них как мог, увертываясь от острых клыков – окровавленная шерсть летела клочьями: медвежья ли, собачья – попробуй в такой драке разбери! Жестокое это зрелище так потрясло Мишу, что он в отчаянии кинулся к своему любимцу и стал пинками отгонять разъяренных псов!

Второму сеансу травли не суждено было состояться. За ночь медведь прокопал под клеткой лаз и сбежал.

Несколько лет спустя Миша (он к тому времени учился в ПТУ) приехал к родителям на каникулы. Собирая по берегу ручья малину, услыхал в зарослях сопенье и чавканье: видать, не он один лакомился сладкой ягодой! Раздвинул кусты и… нос к носу столкнулся с медведем! От неожиданности оба замерли на месте. Поборов оцепенение, не делая резких движений и смотря зверю прямо в глаза, Миша медленно попятился к воде. Удивительно, но и его визави проделал то же самое! Даже мелькнула мысль: а что, если это повзрослевший Мишутка? Впрочем, было не до размышлений. Пользуясь замешательством зверя, парень развернулся и бросился через ручей на другой берег.

– Неужели это мог быть прирученный тобой медвежонок?

– Кто знает? Только вскоре после того случая в соседнее автохозяйство забрел медведь. Он слонялся по территории, заглянул в гараж и даже в столовую. Поварихи сначала перепугались, но, увидев, что зверь настроен миролюбиво, стали кидать ему морковку, хлеб. Незваный гость все с аппетитом уплел и вразвалочку направился к проделанной им в заборе дыре. А не Мишутка ли это был? Ведь налицо «домашнее воспитание».

– Да уж, его как раз и не хватало твоей большой медведице!

– Подозреваю, что и тогда все было неслучайно. Может, она мне за что-то мстила? Медведь – зверь злопамятный, обиды не прощает! А дело в том, что дня за два до этого вдруг забеспокоилась наша собака Линда. Выскочила из балка, шерсть дыбом, уши прижала и ну лаять на поленницу, которую мы для буржуйки заготовили. Почуяла, видать, что за ней кто-то прячется! Я взял ружье, загнал в ствол патрон и стал с опаской обходить дрова. Тут за ними раздалось угрожающее рычанье. Медведь! Не целясь, выстрелил на звук. Посыпались поленья, и что-то темное, огромное с ревом ломанулось через чащобу! На месте, откуда убежал зверь, осталась куча помета – не меньше двух ведер «медвежьей болезни»! Видать, не на шутку перепугал его мой «слепой» выстрел. Правда, на одном из чурбаков виднелась кровь.

Я к чему это рассказываю? Погрузив меня тогда на шоссе в мотоциклетную люльку, артельщики вернулись к медвежьей туше и сняли с нее шкуру. Потом, когда я выписался из больницы, отдали ее мне, как память о втором моем дне рождения. И я обнаружил на правом ухе дырки от дроби! Уж не от моего ли это выстрела отметины?

Знаю случай: мстя охотнику за убитую медведицу, самец подстерег его на лесной дороге. Прямо как в басне Крылова: «Он и охнуть не успел, как на него медведь насел!» Тот, правда, сдернул с плеча ружье, но от удара лапы оно отлетело в сторону. Оставался еще топорик за поясом – им он и тюкнул зверя по лбу. Но это лишь раззадорило его, и он мертвой хваткой вцепился зубами ему в бедро. Сбитый на землю охотник все же смог дотянуться до валявшегося в траве ружья и в упор разрядить его в медведя. А сам, истекая кровью, чуть ли не ползком, кое-как добрался до села. Больничные хирурги при виде его растерзанной ноги пришли в ужас! И все же им удалось ее спасти…

Когда письмо Вилкова было опубликовано, дело сдвинулось с мертвой точки. После медицинского обследования ВТЭК сразу дала ему бессрочную группу инвалидности. Оформили Михаилу Петровичу социальную пенсию, на протезно-ортопедическом заводе бесплатно изготовили новый протез. В центре социальной защиты населения предложили место в доме инвалидов. Но он отказался и принялся за старое ремесло – вязать метелки и веники на продажу. А со временем, начитавшись журналов и книг о пчеловодстве, обзавелся небольшой пасекой.

Когда я снова приехал его проведать, то не узнал в нем того упавшего духом калеку, неуклюже передвигавшегося по комнате на костылях. Теперь он, почти не хромая, ходил между рядами ульев и, словно дьякон в церкви, кадил дымокуром.

– Ну, что, Петрович, медведи тебя больше не обижают?

– Не скажи. Вернулся я недавно из райцентра – медом там торговал; гляжу, а три улья разворочены, соты съедены, вокруг медвежьи следы. Видать, топтыгин следил за мной и, выждав момент, учинил разбой. Насторожил я на его тропке капкан с потаском – прикрепленным к нему деревянным чурбаком, три ночи просидел в засаде. Пока не объявлялся…

– Может, опять какой-нибудь старый знакомец?

– Не должно…

Хозяин угощал меня чаем с душистым медом в унаследованном от отца доме. Все было в нем, как в обычной крестьянской избе. Единственная вещь, которую едва ли встретишь где-нибудь еще: распятая над кроватью медвежья шкура.

– Та самая?

– Она…

Воистину – живи и помни. Хотя, не приведи господи, с такой памятью жить…