Продолжаем публиковать отклики читателей на очерк «Людей неинтересных в мире нет» ( «РТ», 24 июля 2014 года). Последняя публикация этого цикла вышла в номере за 19 марта. Продолжительный перерыв уже наводил нас на мысль о возможном закрытии темы. Но июньская почта принесла новые отклики, которые предлагаем вниманию читателей.
 

В прессе нет-нет да и всплывет вопрос о строительстве железнодорожного моста с материка на остров Сахалин. Между тем еще в 1951 году была начата прокладка железнодорожной линии Комсомольск-на-Амуре – Победино на Сахалине с тоннельным переходом через Татарский пролив. И я был знаком с человеком, который начинал этот тоннель копать. Впрочем, копал не он, а заключенные. Сам-то Михаил Шелеметов на той стройке был начальником надзорной службы. Вот как он вспоминает те годы:

– На строительство были брошены тысячи зэков всех статей, сроков и режимов – усиленного, среднего, штрафного. Рыть «подземку» начали с мыса Лазарева. Копали практически без техники. Жили в землянках. Условия были ужасными даже по меркам ГУЛага. 

Чтобы как-то стимулировать заключенных, начальник стройки генерал Петренко прибегал к чисто купеческому приему. Ставил бочку со спиртом и давал задание: мол, пройдете столько-то десятков метров – спирт ваш! Это срабатывало безотказно. Впрочем, по-настоящему к проходке приступить не успели – умер Сталин. Объект забросили, заключенных вернули в лагеря.

Потом служба и судьба бросали Михаила Шелеметова по разным зонам Дальнего Востока. Другой бы от такого многолетнего контакта с осужденными сломался, очерствел душой, ожесточился. А он выдюжил, сохранил достоинство и честь офицера, человечность и вкус к жизни. Как тут не вспомнить знаменитое изречение Петра Великого: «Тюрьма есть ремесло окаянное. А для скорбного дела потребны люди твердые, добрые и веселые». Будто про моего знакомого сказано!

 Все лагерные годы он вел дневник, куда скрупулезно записывал самые памятные для него случаи из своей специфической жизни.

«Ликино-Дулево (1946 г.) Голодали семь суток. Несколько заключенных залезли в огород накопать картошки. На них набросился свирепый хозяйский пес – мясо летело с них клочками вместе с одеждой! С тех пор не терплю собак – ни сторожевых, ни домашних, ни бродячих.

Магадан (1957 г.) Зэк принес в мой рабочий кабинет человеческую голову, сказал, что замочил стукача. Без стукачей, конечно, у нас не обходилось. Но факт, что это голова именно «негласного работника», как мы их называли, не подтвердился: зэк просто хотел проверить меня, а может, подмочить мою служебную репутацию.

Контролер решил использовать особо опасного преступника, который содержался в специальной камере под замком, для пошива костюма. Воспользовавшись моментом, «портной» вместе с такими же типами задушили конвоира, перебили охрану и вооруженными ушли в сопки. Мы потеряли много людей, пока не истребили в тайге всю банду».

Чем только не приходилось заниматься оперативнику Шелеметову в «империи ГУЛага»!

– Как-то меня с охраной и собакой отрядили в тайгу – расследовать по свежим следам одно дело, – вспоминал Михаил Серафимович. – Сбежали трое лагерников, заблудились, голод довел их до каннибализма. В итоге поймали одного выжившего. По его наводке мы с отрядом автоматчиков и собирали по лесу обглоданные кости беглецов. Нужны были вещественные доказательства, иначе начальство не смогло бы закрыть дело о побеге – они так бы и числились в розыске.

Слушая его, вспомнил жуткий эпизод из «Колымских рассказов» Варлама Шаламова. Однажды лейтенант-вохровец задержал сбежавшего из лагеря зэка. Вести его за десять километров обратно не хотелось, и он застрелил беглеца на месте. Но требовалось предъявить в учетном отделе свидетельство опознания заключенного – дактилоскопический оттиск десяти пальцев. Дабы не утруждать себя доставкой тела, он… отрубил арестанту топором кисти, сложил их в сумку и повез рапорт о его поимке. А тот очнулся, встал и пришел ночью в барак!

– Я о таких случаях не слыхал, хотя, конечно, с зэками у нас не церемонились. Впрочем, с нами тоже. Один раз меня откомандировали сдавать добытое на прииске золото – целых 80 килограммов! Зима, мороз лютый. В моем распоряжении дюжина собак и двое чукчей-каюров. На третьи сутки пути собаки почуяли приближение бурана и встали. Проводники засунули меня в спальный мешок, в котором я двое суток пролежал в обнимку с упакованным золотом. Позже узнал, что таким способом руководство проверяло личный состав «на вшивость». Я экзамен выдержал, и меня назначили начальником надзорной службы на строительство сахалинского тоннеля.

Из дневника М.Шелеметова:

«Воспользовавшись потерей бдительности командира сторожевого катера в бухте Нагаево, зэки при ночной заправке завладели судном, вырезали команду и попытались добраться до Японии. Операцией по их перехвату руководил полковник Лопардин. Обнаружив катер с самолета, он отдал приказ его разбомбить».

«Сопка любви». Финансовый работник, имевший при себе крупную сумму денег, вывез приглянувшуюся ему особу на природу. Выпили, закусили, ну и, как водится… Когда стали собираться назад, кавалер денег в портфеле не обнаружил! Выручил большой опыт в сыскном деле: он тут же профессионально обыскал женщину. Оказалось, та уложила купюры на бедрах, обмотав их сверху бинтом…»

С Дальнего Востока он вернулся в начале 60-х и снова угодил в тайгу. На этот раз в марийскую. Зэки Кузьминской колонии №1, куда он получил назначение, валили лес для строительства новой тюрьмы. Из-за бездорожья бревна выволакивали из чащи на быках. Кругом топкие болота – лесорубов не было нужды охранять. Дело было сделано, но массовая вырубка обернулась неожиданной напастью – от лагеря ушла вода! Зэки перестали мыться, завшивели, возникла угроза эпидемии. Вот тут-то и пригодился дальневосточный строительный опыт Шелеметова. Он распорядился прокопать новый участок речного русла, перекрыть его дамбой – и вода вернулась в жилую зону!

За эту инициативу он сам едва не угодил на нары: начальство усмотрело в его действиях превышение полномочий, завело на него дело. Но когда замначальника главка генерал Кузнецов уразумел, что по новому рукаву можно сплавлять бревна, сменил гнев на милость и даже поощрил за сметливость. Этот случай поднял авторитет начлага в глазах очистившегося от вшей контингента. Недаром он заслужил у лагерников уважительную кличку Колыма.

Особенно же вырос он в их глазах после того, как за считаные недели избавил колонию от террора обнаглевших воров. Строители, лесорубы и сплавщики за выполнение нормы получали пайку хлеба в 900 граммов. За нее, конечно, приходилось попотеть. Ну а кое-кто от работы отлынивал и наглым образом отнимал у «ударников» заработанное довольствие. До прихода Колымы с этим мирились. А он – нет. Объехал соседние зоны, договорился с тамошним начальством об обмене злостными «блатняками». Расчет оправдался: попав в другую среду, где их никто не знал, они сами оказались в незавидной роли. Михаил Серафимович вспоминал, как отъявленные блатные  «авторитеты» чуть ли не на коленях приползали к нему в кабинет, моля защитить их от сокамерников.

Таким, не похожим на других работников пенитенциарной системы, остался в моей памяти этот жизнелюбивый, широкой души человек. В последние годы он тяжело хворал, но, по словам его супруги Фаины Павловны, всю жизнь проработавшей вместе с ним в колониях медсестрой, боль свою ни с кем не делил. В доме хранится гармонь, которая путешествовала с ним по бескрайним лагерным просторам страны – ее  меха он любил растянуть по праздничному случаю. На стене – его живописный портрет кисти местного художника. В цивильном костюме, при галстуке он вовсе не похож на грозного, но справедливого Колыму, которого добрым словом поминают сослуживцы и доживающие век бывшие зэки.

Евгений УХОВ

Учебник районного масштаба

Прочитала в подборке откликов читателей на тему «Непохожие на других» заметку Марии Игошиной «А за азбуку спасибо!» ( «РТ», 25 декабря, 2014) об учительнице, придумавшей оригинальную методику обучения первоклашек буквам, и вспомнила свою географичку Татьяну Чибидину из Нурлатской средней школы №3, которая в свободное от занятий время написала учебник географии нашего района.

Учебное пособие, конечно, не академическое, а «самиздатовское». Тем не менее оно пользовалось большой популярностью не только среди учеников, но и у взрослых. В нем  содержались такие подробные сведения о рельефе местности, геологии, экологии и климате нашего края, каких не найти ни в одном справочнике. Ее пример так на меня повлиял, что когда после окончания Казанского педагогического университета я стала преподавать историю в средней школе в Арске, то сразу же начала собирать материал о связанных с ним событиях, интересных людях и фактах. Получится ли из всего этого учебник, не знаю, но на своих уроках стараюсь выкроить время, чтобы познакомить учеников с «биографией» родного района.

Р. ШАРАФИЕВА

Бесстрашная пирожница Зухра

Уважаемая редакция! В номере вашей газеты за 19 марта напечатана заметка о бывшей казанской учительнице, которую нужда вынудила занять место в мясном ряду на Московском рынке и которая вступила в открытую борьбу с рэкетирами.

Но еще задолго до нее у нас в Нижнекамске объявилась своя Жанна д^,Арк – пирожница Зухра Сафина. На стареньких «Жигулях» она привозила на рынок свежую выпечку – пирожки, беляши, эчпочмаки – и раскладывала их на прилавок под полиэтиленовым тентом. Когда местные братки предложили ей свою «крышу», она ответила, что ее вполне устраивает и полиэтиленовая. Те юмора не поняли и стали упрямицу уламывать: сначала по­хорошему, потом и по­плохому.

Как­то по дороге на работу трое неизвестных в масках ее жестоко поколотили. После несколько раз бросали в ее окна бутылки, подожгли дверь… Но Зухра платить не соглашалась! Более того, обратилась в милицию, сообщила приметы нападавших, номера их машин. Но там от нее отмахнулись, как от назойливой мухи. Тогда она попросила отца сопровождать ее на рынок. Досталось обоим: те же молодчики избили их кусками железной трубы. Зухру спасла обернутая вокруг головы коса, а вот старика с проломленным черепом отвезли в больницу.

За неравной схваткой пирожницы с базарным «спрутом», затаив дыхание, наблюдал униженный и задушенный поборами торговый люд. Когда, наконец, нескольких громил арестовали и осудили, весь базар вздохнул с облегчением. Да зря! Преступников, уличенных в вымогательстве и разбое, освободили из­под стражи в связи с амнистией.

И все же победа была Зухрой одержана. Главарь рэкетирской шайки со товарищи получили тюремные сроки. «Нижнекамское дело» имело эффект разорвавшейся бомбы: расследовать его помогала прокурорская бригада из Казани, судила его фигурантов выездная коллегия Верховного суда республики. Процесс выявил, что дело не обошлось без оборотней в погонах, которые имели свой процент от рыночных поборов в обмен на оперативную информацию.

Роберт МАСЛЮКОВ