Незадолго до Нового года в Казани прошла презентация бренда культурно-исторического наследия Татарстана. Официальным символом республики, ее «нематериальным достоянием» стал всадник с луком в руках, летящий в будущее на красном коне. Бренд брендом, а я знаком с семьей, где красный конь вовсе не какой-то абстрактный знак, а спасительный живой талисман по кличке Рыжик.
Можно, конечно, посчитать это чистым совпадением, но именно с появлением красного конька на подворье Сахаповых темная полоса в их жизни сменилась светлой. Случилось так, что Хасан выменял в соседней деревне за бычка и пять рулонов соломы жеребчика красной масти. Не крупнее зебры, но крепенького, норовистого, шустрого. И кличка подходящая – Рыжик.
Новый хозяин справил для него сбрую, телегу, сани. Правда, когда его первый раз вывели на пахоту, он уперся, как осел, и ни с места! Хасан так и эдак его увещевал, грозил, хлебом приманивал – все без толку. Хоть на колени перед упрямцем становись (что, по секрету говоря, Хасан и сделал – в поле-то кто видит?). И – чудо – пошел жеребчик, как миленький пошел! После, конечно, уже не фордыбачил, но слушался только своих. Попросил
Надо сказать, что до начала 90-х семья не бедствовала. Хасан, женившись на односельчанке Рите, после свадьбы взял в аренду два гектара земли по берегу Тоймы близ Елабуги – под сенокос и картошку. Начал с отцом и тестем строить основательный, просторный дом. Молодожены разбили огород, разжились телушкой, которую обменяли на дойную корову, потом прикупили еще одну и стали возить молоко с творогом на городской рынок.
Так, по бидончику, накопили на «Жигули» (хотя в основном родители вложились). Только вот купить машину не успели – подъегорил их Егор Тимурович! Ох, как подъегорил – зарезал, можно сказать. Во времена писателя Аркадия Гайдара под раскулачивание угодил дед Хасана, Шайдулла, – у него конфисковали лошадей, скот, дом. А внук автора «Мальчиша-Кибальчиша» раскулачил уже потомков Шайдуллы – родителей Хасана, обесценил многолетние трудовые сбережения колхозных ветеранов, лишив возможности детям помогать. И те оказались практически без средств к существованию: ни работы, ни зарплат – на какие шиши хозяйство поднимать?
Хасан взял в колхозе расчет (там ничего не платили), поехал на лесозаготовки, но вернулся ни с чем – частная фирма лопнула. Подрядился в Елабуге дороги ремонтировать, целый месяц по жаре кантовал тяжеленные бордюрные камни, а при расчете бригаде заплатили копейки. Ладно еще скотина была в своем дворе, а то бы им с тремя ребятишками совсем туго пришлось.
А с появлением красного конька стала им улыбаться удача. В новогоднюю ночь буренка Дочка отелилась двойней – телочкой с бычком. А вскоре опять подфартило. Дефицитные товары повышенного спроса распределялись тогда в трудовых коллективах по жребию, и ферме, где Рита работала дояркой, правление выделило три мотоцикла. Она «ИЖ-Юпитер» и вытянула! Так что возить в город молоко стало легче. Чтобы время на базаре не терять, к условленному часу подкатывали к учреждению, а в вестибюле уже целая очередь с посудой. Момент – и фляга пуста!
Повезло и Хасану – он выкупил у разорившегося колхоза старенький трактор К-40 по остаточной стоимости. Без него в хозяйстве было не обойтись. К тому же в технике муж и жена разбираются профессионально (они и познакомились на курсах механизаторов) – ремонт и обслуживание, считай, бесплатные.
Над Хасаном посмеивались: «У тебя под капотом 70 „лошадок“, зачем тебе конь? Одна морока с ним». Не скажи! Когда цены на «горючку» и запчасти подскочили выше крыши, живая лошадиная сила – что палочка-выручалочка. Рыжик и делянку вспашет, и корма подвезет. Да и дети в нем души не чаяли! В зной сын Руслан верхом на Рыжике с разбега бухался в речку, и тот в восторге начинал резвиться, шумно фыркать, брыкаться, норовя сбросить с себя голого седока – фейерверк брызг с хвоста и гривы сиял на солнце радужной дугой. Купание красного конька представляло картину не менее живописную, чем известное полотно Петрова-Водкина.
Видел я этого красавчика. В теплом деннике, опушенном по верхним венцам изморозью, хрумкал сено мохнатый жеребчик. Увидев хозяина, ухватил зубами рукав его фуфайки. Тот вывел его во двор, скребком прошелся по шее и крупу, счищая красную пену линялой зимней шерсти. «Мне за него 15 тысяч дают. Но я его ни за какие деньги не отдам. Он еще и внуков наших покатает. Да, Рыжик?» Конь мотнул головой в знак согласия и коротко заржал.
Кто бы мог тогда подумать, что скоро ему придется исполнять вовсе не свойственные ему обязанности?..
Вдруг слегла хозяйка дома, видать, на ферме надсадилась. Еще бы, 25 лет проработала дояркой. Лежит пластом, как парализованная. Дом полон детей, двор – скотины, а она даже в огороде не может копаться. Муж носил ее по избе, как большую куклу. Весила она тогда совсем немного – так выболела. Рита потом с нежностью вспоминала: «Возьмет меня на руки, а у самого слезы. Нянчил меня, будто ребенка…» К каким только специалистам они не обращались – ничто не помогало. Один врач, узнав про коня, прописал иппотерапию.
- Над Хасаном посмеивались: «У тебя под капотом 70 „лошадок“, зачем тебе конь? Одна морока с ним». Не скажи! Когда цены на «горючку» и запчасти подскочили выше крыши, живая лошадиная сила – что палочка-выручалочка. Рыжик и делянку вспашет, и корма подвезет. Да и дети в нем души не чаяли!
Хасан тогда за любую соломинку готов был ухватиться. И стал Рыжик надомным «биотренажером». Усадит Хасан жену ему на спину, повод в руки и давай круги по двору, как по цирковой арене, отсчитывать. Чья тут большая заслуга – коня ли, мужа ли, но только оклемалась Рита, поднялась. И сразу – на ферму. Вообще-то ей инвалидность полагалась, но она от «группы» отказалась: еще подумают, что поблажку себе выискала. Работала сторожем и ночным скотником. Муж провожал ее на работу, дежурил вместе с ней вроде нештатного охранника. Мастер на все руки, он и дома старался ей труд облегчить.
Едва справились с этой напастью, как новая беда. Не стало житья от группы забулдыг, бывших уголовников, которыми верховодил недавно вернувшийся из заключения шофер ОПХ. Набьются в кабину его машины и колесят по ближним деревням и садовым участкам, вытрясая из скотоводов, пасечников, дачников деньги на выпивку. Случалось, воровали, грабили. Наведывались они за водкой и к Хасану. Тот терпел, терпел, а потом взял и отпилил на всякий случай стволы у старого охотничьего ружья, висевшего в сенях. Ну, а раз на стене висит ружье, оно обязательно выстрелит – про это еще у Чехова сказано.
Как-то поздней осенью, вернувшись из райцентра (отвез жену с сыном и младшей дочкой на каникулы к теще), увидел у ворот знакомый грузовик. Снег вокруг истоптан подошвами, в сенях
Поняв, что голыми руками ему не отбиться, Хасан заскочил за печь, выдернул из-под тюфяка обрез и, заорав: «Ложись!» – спустил курок. Хотел пугнуть, но опиленный ствол дернулся вверх – тот, что с ножом, рухнул на пол. Двое дружков бросились к нему, перевернули на спину: «Дышит, кажись… Ну, конюх, если ты его взаправду кончил – будешь до гроба всех нас поить!»
Хасан стал звонить в милицию и «скорую», но трубку у него вырвали: «Без ментов разберемся!» Все же удалось до-
звониться до больницы – там ответили, чтобы сами доставили пострадавшего. Раненого завернули в одеяло, погрузили в коляску, и Хасан осторожно, стараясь не трясти, повез его в райцентр. Он еще не знал, что везет парня в морг, а себя – в тюрьму.
Следствие шло недолго: не было в этом злополучном деле никаких закавык. Сахапову дали пять лет за превышение пределов необходимой обороны. И началась для вольного мужика неведомая, жуткая тюремная жизнь в тесной камере, полной народу всех мастей, среди которых он единственный убил без умысла убить.
Судьба, однако же, к нему благоволила. Верховный суд, рассмотрев кассационную жалобу осужденного, отменил решение первой инстанции, признав его действия «не превышающими пределов необходимой обороны». И дело в этой части было прекращено за отсутствием состава преступления. Правда, за незаконное хранение незарегистрированного оружия его приговорили к году исправительных работ. Но, учитывая, что подсудимый уже отсидел пять месяцев, суд зачел этот срок в отбытие наказания и бедолагу-фермера освободил.
…Я не был у них лет семь-восемь, поэтому с беспокойным чувством сворачивал к знакомой усадьбе: мало ли чего за это время могло случиться? Толкнув дверь в пропахшую хлебом избу, увидел Хасана с младенцем на плечах. Оказалось, что это внук, Данила, которого на время дипломной практики «подбросила» родителям старшая из дочерей Людмила. Отцу нянчиться не привыкать:
В их светлом, просторном доме заметны перемены. Городская мебель, модные обои, ковры, что раньше висели на стенах, теперь устилают пол. Расширилась кухня с громадной печью, приспособленной под мини-пекарню. Рита раскладывает по чугунным формам тесто, сажает их на жаркие угли. «Мама караваями хлеб пекла, а я кирпичами приспособилась, как в магазине, так скорей и вкусней выходит», – пояснила она.
Пока выпекался хлеб, хозяйка рассказывала про их житье-бытье:
– Когда я после болезни вернулась на ферму, дела там шли все хуже: мизерную зар-
плату – и ту месяцами не видала, «стажевых» не платили. Раньше хоть премии давали, бывало, что и телятами. А тут приспело за газификацию платить, за водопровод. Пока Людмила училась в Елабужском пединституте, каждый год обходился нам в две коровы – еще и городское жилье оплачивали. Мечтала она получить второе высшее образование, юридическое, но таких денег у нас нет. Эвелина училась на швею в ПТУ, тоже полностью на нашем иждивении: одежда, продукты, соленья-варенья – все из дома. Только скотиной и кормимся. Даже бытовую технику – телевизор, холодильник, стиральную машину – коровами измеряем.
– А Рыжик?
– Сдали на мясо, – вступил в разговор Хасан. – Нужны были деньги на Людмилину свадьбу. Да и срок ему вышел: 15 лет все же. Скучаем, конечно, особенно Данила – теперь я ему вместо лошадки. Младшая тоже замуж собралась, но я сказал, чтоб повременила: Руслан к весне из армии вернется, сразу женится, а две свадьбы в год нам не потянуть – одна корова осталась, раньше-то по полдюжины держали…
Удивительный все-таки народ эти Сахаповы. Сколько бы обстоятельства ни пригибали их к земле, они, словно мифический герой, черпают от нее силу. Гайдаровские реформы прокатились по ним асфальтовым катком, разорили, обанкротили, и выжили они не благодаря им, а вопреки. Да и позже государственные интересы с их личными, подобно двум параллельным прямым, никак не пересекались.
У Шекспира есть выражение: «Не хватайся за колесо, когда оно катится вниз: шею свернешь. Вот когда оно едет вверх, держись за него, сам наверху будешь». Шекспира ни Хасан, ни Рита не читали, но, похоже, придерживались именно такого правила. …Пышные, душистые, с румяной верхней корочкой буханки поспели как раз к последнему автобусу. Хозяйка завернула мне самую поджаристую – на дорогу, Хасан под малосольные огурчики налил «на посошок» и проводил меня за ворота. И тут я разглядел прибитую к ним старую потертую подкову. «Все, что от Рыжика осталось», – грустно заметил хозяин, и мне показалось, что голос его дрогнул. Бедный верный конек-горбунок! Пера жар-птицы он этому дому, конечно, не принес, но сколько лет служил ему живым, надежным оберегом. И вот такой безжалостный конец. Что делать! Крестьяне на пенсии лошадей не
держат…
