Мало бывает несчастий безысходных; отчаяние более обманчиво, чем надежда.
Люк ВОВЕНАРГ
«Не похожие на других» – публикацией под таким заголовком ( «РТ» от 24 июля с.г.) мы открыли читательское обсуждение темы о людях, которые
Расскажу о человеке, в свое время не одного меня поразившем потрясающим самопожертвованием ради спасения ребенка. Было это еще во времена СССР. Почти два года в экстремальных условиях отец пытался вернуть к жизни впавшего в кому, безнадежного, по мнению врачей, сына.
У него библейское имя Иосиф. Иосиф Левит. Я познакомился с ним после того, как наши жены вместе съездили в Египет. Случалось, что, когда мы ходили на премьеру фильма в кинотеатре «Мир», Левиты оставляли своего Лёнечку на попечение нашего более старшего Дениса.
И вот беда: славного, улыбчивого мальчонку словно сглазили. Тяжелые болячки одна за другой посыпались на шестилетнего ребенка. Сначала его оперировали по поводу перитонита, затем еще дважды – из-за спаечной непроходимости кишечника. После третьей операции он не вышел из наркоза. Нервный шок, воспаление мозга, кома…
Вердикт врачей прозвучал как смертный приговор: у мальчика не более пяти процентов надежды на выживание и никаких шансов на восстановление функций мозга.
Но отец не собирался сдаваться. Переселившись в реанимационную палату Детской республиканской клинической больницы, он скрупулезно, поминутно заполнял карту наблюдений за состоянием ребенка, сконструировал прибор, чутко улавливающий малейшие изменения в его динамике, разработал комплекс лечебного массажа, усовершенствовал конструкцию трубки, через которую кормил сынишку. Мыл его, постригал, чистил зубки, читал сказки и включал музыку – чтобы и в забытьи не отставал в развитии. Изнурительная вахта длилась денно и нощно, а когда отец валился с ног от усталости и недосыпа, его сменяли жена и старший сын.
Были моменты, когда казалось, что сын вот-вот очнется – он начинал разводить ручонками, пытался повернуться на бочок, встать… Отец с замиранием сердца следил за этими «воскрешениями» родного человечка. Однако мальчик быстро сникал и снова надолго замирал. Но маленькое сердце билось, жизнь теплилась, а значит, оставалась надежда, что жив и мозг.
Левит-старший обратился в различные, в том числе и зарубежные, общественные организации за профессиональной помощью, консультацией. Первыми откликнулись всякого рода экстрасенсы, народные целители, фанаты нетрадиционной медицины. Даже из Москвы приезжали. Подвижники школы закаливания по системе Порфирия Иванова дежурили у постели, сослуживцы родителей сдавали кровь и собирали деньги на импортные лекарства. Республиканское отделение Советского детского фонда открыло специальный счет, на который предприятия и организации перечисляли денежные средства. НПО «Союзнефтепромхим», где работал отец, делало взносы в валюте. Пришли деньги от общины евангелистов из Дагестана. Со всех концов страны, как сорванные с деревьев осенние листья, полетели в Казань переводы от пенсионеров, инвалидов, вдов, жертвующих последним из своих пенсий и пособий на спасение «спящего мальчика». Большинство – без обратного адреса.
Необычным пациентом заинтересовались за рубежом. Последовали приглашения на лечение из США. Но у семьи не нашлось столько долларов. Министерство здравоохранения СССР поставило Левита на очередь в одну из диагностических клиник Германии, однако и там вопрос уперся в валюту. Положение осложнилось, когда ребенка выписали из ДРКБ. Как выхаживать его в домашних условиях без постоянного медицинского контроля? Положиться на скорую помощь и участкового педиатра? Абсурд!
И тогда отец решился на крайний шаг – увезти сына на лечение в Израиль. Стал оформлять необходимые документы и одновременно готовить Лёнечку к дальнему путешествию. Сконструировал оригинальную кровать-тележку, оснастил ее аппаратурой автономного жизнеобеспечения. Конечно, нужна была биокамера, но она стоила безумных денег, а их на благотворительном счету хватило лишь на самые необходимые лекарства. Главным оставался фактор времени: когда виза на выезд была, наконец, получена, ребенок одиннадцатый месяц пребывал в коме – состояние запредельное!
Минуло полгода. И вдруг ночной международный звонок: «Мы с Лёнечкой сбежали. Завтра будем в Казани». Опешив, я успел только спросить: «Проснулся?», но в трубке щелкнуло и оборвалось – нас разъединили.
…Состав подали неудобно – на самый дальний от перрона путь. Пассажиры уже покинули вагоны, и только из одного продолжали выгружать необычный багаж: баулы, термосы, коробки со шлангами и проводами, инвалидную коляску – модерновую, компактную, складывающуюся. Последним в тамбуре показался Иосиф – он нес на руках укутанного в одеяло мальчика с полихлорвиниловой трубкой в носу, равнодушно взирающего на мир голубыми глазенками.
Чуда не случилось – мальчик «спал» с открытыми глазами.
На следующий день я навестил их в отдельном боксе детской клиники, где временно разместили Лёнечку, и Иосиф рассказал о своих злоключениях в Тель-Авиве.
– С аэродрома нас увезли в больницу. Как только Лёнечку обследовали, мне тут же дали понять, что заниматься им нет смысла: пациент во всех отношениях «бесперспективный». Впрочем, если у меня есть средства, то ему, конечно, будут обеспечены соответствующие уход и содержание. А какие у меня средства? Едва хватило денег на билет в один конец. Сэкономить я мог только на сиделке, потому что безотлучно находился возле сына, купал, готовил питательные смеси, кормил. Очень выручил «Справочник педиатра по клинической фармакологии», который я захватил из Казани. Какое-то время держались на привезенных с собой лекарствах. Но потом запас иссяк, и наступили кошмарные дни. «Нет средств!» – неизменно отвечали мне всюду, куда я обращался за жизненно необходимыми медикаментами. Ради них приходилось идти на все: ухаживать за чужими больными, голодать, даже попрошайничать.
Однажды пошел в центр просить милостыню, но вернулся с полдороги – будто кольнуло
Я понял, что надеяться бесполезно. Да и у самого сил уже не оставалось: дошел до полного физического и нервного истощения. Навалились усталость, апатия. Порой казалось, что и сам впадаю в Лёнечкино состояние: не живу, а сплю наяву…
И я сломался. Как-то ночью, когда никто не мог мне помешать, взял скальпель и вскрыл себе вену на руке. Пока кровь стекала в таз, попрощался с сыном, попросил у него прощения за все: что мучил, что не спас. Оставалось только, прежде чем отключиться, открыть у него катетер в вене. Не смог…
Иосиф надолго замолчал. Тут мальчик вдруг вскрикнул, расплакался, и отец привычно занялся им: перевернул, перепеленал, отрегулировал угол наклона кровати… Все это он проделал со сноровкой и нежностью, на которые не способна даже самая прилежная сиделка. Поразительно, но ребенок явно ощущал присутствие отца, чутко реагировал на его голос, руки. Казалось бы, чего приятного в прикосновении колючей бороды, а мальчик расплылся в улыбке от отцовского поцелуя, хотя только что хныкал.
– Умереть мне не дали. Да и кому захочется подпортить репутацию своего заведения? Но после этого случая за меня взялись психиатры. И хотя результаты обследования подтвердили мою полную вменяемость, я подумал, что психушки мне не миновать. Через третьих лиц, в основном бывших соотечественников, достал документы якобы для оформления туристической поездки в Союз, заказал билеты на самолет. Визу и билеты принесли мне буквально за час до вылета.
В следующий раз мы встретились у него дома. Вместо отдельного бокса в стационаре – крохотная квартирка, в которой одна комната целиком забита громоздкой, не приспособленной к домашней тесноте аппаратурой жизнеобеспечения. Врачи потеряли к Лёнечке интерес, и родители остались единственным источником энергии, подпитывающим его едва теплящуюся жизнь.
Давно иссякли сбережения – пришлось продать все, что только можно: ошеломительная дороговизна практически свела на нет семейную экономику. Трудности усугубляло и отцовское «поражение в правах». Кто он? Сбежавший «оттуда» человек без паспорта, прописки, работы – «международный бомж». Зарплату приносила в дом только жена, плюс сорок рублей – доплата за сына. Правда, помогали друзья, родственники, бывшие коллеги.
И они держались! Держались вопреки всем обстоятельствам, своим примером подтверждая библейскую истину о жертвенности родительского предназначения, доказывая, что надежность и вера близких людей порой сильнее медицины. Доказательство тому – бьющееся сердечко ребенка.
Я поражался терпению, выносливости и стойкости отца. Откуда брал силы этот похудевший, до времени поседевший, с воспаленными от постоянного недосыпания глазами, смертельно уставший человек? Болезнь срастила их, словно сиамских близнецов, пожизненно приговорив друг к другу. Казалось, каждый из двоих живет, пока не умерла другая половина: один – наяву, другой – во сне. Семнадцать месяцев с полуживым ребенком на руках! Удивительно, но пройдя все круги ада, «выселенный» из клиники, он стал хлопотать о создании специального центра по выхаживанию детей с патологией центральной нервной системы, где они находились бы под наблюдением опытных врачей столько, сколько надо. Причем рядом обязательно должны находиться родители – приемы выхаживания и реабилитации, которым их здесь научат, пригодятся, когда ребенка выпишут домой.
Своей идеей он заразил единомышленников, заинтересовал нескольких специалистов, подключил городской комитет родителей детей-инвалидов, вел переговоры с Детским фондом о специальном учете больных детей, на лечение которых требуются значительные затраты. Когда я попытался сказать ему: «Иосиф, тебе бы со своим одним справиться…» – он прервал меня на полуслове: «Что ты! Я в неоплатном долгу перед теми, кто откликнулся на нашу беду. Мы получили несколько тысяч писем, многие из них от родителей, нуждающихся в помощи не меньше нас. Вот что пишет из Кишинева Наталья Чечуй: „У меня сын-инвалид, ему нужен ежедневный массаж, а поликлиника специалиста не присылает. Дали бы транспорт, я сама смогла бы возить его на процедуры, но в собесе сказали: не положено. А на руках таскать его мне не под силу. Массажисты-частники за сеанс берут огромные деньги. Куда ни обратишься, везде отвечают: не положено, нет таких законов. Но почему же их нет, законов этих? Мы-то ведь есть, существуем!“
Однако семьям, которые не имеют возможности и средств обеспечить детям-инвалидам полноценное лечение, можно помочь хотя бы практическим советом, методикой, подсказать дозировку препаратов, схемы простейших приборов, облегчающих уход. Вот я и хочу создать своего рода «Информбюро» по сбору, обработке и рассылке такого справочного материала. Если мы не начнем помогать себе сами, кто нам поможет?»
За эти месяцы добровольные пожертвования в фонд Лёни Левита составили около 20 тысяч рублей (курс 1991 года). Все деньги пошли на медицинское обслуживание десятков детей, страдающих церебральным параличом. Трагическая судьба мальчика и пример его родителей, самоотверженно борющихся за спасение сына, не прошли бесследно – дали толчок к созданию в Казани центра реабилитации и выхаживания детей с ограниченными возможностями. А их родители получили еще и наглядный урок того, как ни при каких обстоятельствах не впадать в отчаяние, не опускать руки и не терять веру в выздоровление. Даже если врачи оставляют вам всего пять процентов надежды.
А что же Лёнечка? Увы, чуда не случилось – он умер от пневмонии. «Надежды маленький оркестрик под управлением любви» умолк… Похоронив сына, Иосиф уехал в Израиль. Теперь уже навсегда.
…Перебирая недавно свой архив, наткнулся на пережатую резинкой стопку талонов к почтовым переводам, которую он передал мне перед отъездом. «Пятерки», «червонцы», «сторублевки» из Елабуги, Кривого Рога, Салавата, Бугульмы… На некоторых короткие письменные сообщения: «Для сына Лёни. Наша семья очень хочет, чтобы он пришел в себя. Выздоравливай скорее».
Душевный у нас все-таки народ!
