Когда душа уходит в пятки

Каждый, наверное, пережил момент (возможно, не один), когда небо показалось ему, что называется, с овчинку. Короче, испытал шок. Как правило, такие экстремальные моменты навсегда остаются в памяти.

Автор статьи: Евгений УХОВ

information_items_10113974

Каждый, наверное, пережил момент (возможно, не один), когда небо показалось ему, что называется, с овчинку. Короче, испытал шок. Как правило, такие экстремальные моменты навсегда остаются в памяти. В отличие от самых страшных снов, которые забываешь, едва открыл глаза.

Кошмар в «преисподней»

Один из пренеприятнейших моментов мне пришлось пережить на самой высокой точке Марийско-Волжского вала, на так называемом Нолькином камне (по имени речки Ноля),что в урочище Горное Заделье. Меня в тот край занесло чисто профессиональное любопытство: узнал, что когда-то  в здешних штольнях ручным, первобытным способом местные крестьяне выламывали из песчаного монолита многопудовые заготовки для мукомольных жерновов, и решил непременно там побывать.

Попытки в одиночку отыскать в поросшем мелколесьем каньоне заброшенные выработки скорей всего закончились бы ничем, но помог учетчик местного совхоза «Маяк» Павел Борисов, который, словно грач, вышагивал по свежевспаханному полю со своим деревянным «циркулем». Он-то и привел меня к череде гротов в скале, замаскированных каменными россыпями и зарослями бересклета. Оказывается, его дед и отец ходили сюда на заработки. Трудились в пещерах зимой – в мороз вентиляция лучше, не так угарно. Вокруг монолита раскладывали костры, горевшие по нескольку недель и раскалявшие камень. Затем в выдолбленный по контуру будущего жернова желобок лили воду – кругляк сам отскакивал от пласта. Заготовку выволакивали наружу, долбили отверстие, шлифовали, делали насечку.

Разобрав куски породы, я на четвереньках протиснулся под низкий свод грота. Навстречу, словно пчелы из улья, сыпанули летучие мыши. Свет от спичек выхватывал из темноты остатки древесной крепи, обломки жерновов. Вода под ногами лишь усиливала могильный холод. Преисподняя, да и только!

Таких входов в пещеры на Нолькином камне знают немало.Вдруг сильный толчок потряс гору. Почва ходуном заходила под ногами, с потолка посыпались камушки. Первая мысль: оползень, землетрясение! Обернулся к выходу – темно! «Завалило!» – эта мысль забилась в мозгу. Стало жутко от мысли, что над головой – многометровая каменная толща. А вдруг она осядет? Как назло шлепнулся в воду коробок со спичками. В панике и полном мраке стал наощупь продвигаться по стенке, и тут вход снова осветился!

Оказалось, что это последовавший за мной провожатый заслонил собой дыру в пещеру. А что грохнуло? «Это взрывы в каменном карьере, где щебень добывают, – пояснил мой провожатый, – к ним мы уже привыкли».

Ну а у меня так душа ушла в пятки! Почему-то вспомнил анекдот: 1 апреля из кабинета товарища Сталина выходило много седых, но радостных людей.

Потолок пошел на них снижаться вороном…

Куда более сильными потрясениями делились со мной известные, можно сказать, исторические личности. Например, знаменитые летчики Михаил Девятаев и Владимир Шарпатов. Оба Герои, один – Советского Союза, другой – России. Оба угоняли самолеты с вражеских аэродромов: один с фашистского, другой – с захваченного афганскими талибами. И хотя первый поднимал в небо вражеский «Хейнкель», а второй – отечественный «Ил-76», похолодеть от ужаса их заставила одна и та же причина.

У Михаила Петровича Девятаева это нехарактерное для него чувство связано с побегом из ракетно-исследовательского центра Пенемюнде 8 февраля 1945 года. Казалось, все шло по плану – ударом железной болванки он пробил отверстие в дюралевом фюзеляже, просунул руку и открыл дверцу, вскочил в кабину и – сразу к приборам. Нажал две кнопки с надписью «Батарея» – стрелки не двигались! Нажал все кнопки сразу – приборы не действуют! По проводам за бронеспинкой нашел ящик, открыл крышку: аккумуляторов нет. У него ноги подкосились, лоб покрылся холодным потом. «Неудача! – резануло по сердцу. – Вот первая «мелочь», за которую придется поплатиться головой». Собрав последние силы, он дополз до дверцы, крикнул ребятам: «Аккумуляторов нет! Скорее ищите где-нибудь  !» Они прикатили откуда-то тележку с вспомогательным аккумулятором для запуска моторов. Это было спасение.

Подобное испытал и Владимир Ильич Шарпатов 16 августа 1996 года, когда экипаж плененного талибами самолета компании «Аэростан» замыслил побег во время профилактических работ на аэродроме. Кажется, сделали все, что могли: «убаюкали» бдительность охранников, заняли места в кабине. И вдруг отказала система запуска двигателей – сели аккумуляторы! Он подключил вспомогательную силовую установку (типа стартера) – не запускается. При таком пекле снаружи нагрузка оказалась для нее непосильной. Включил холодную прокрутку двигателей – молчат!

Верхний вращающийся камень мельничного жернова.Тут, говоря словами Маяковского, потолок пошел на них снижаться вороном. Не только у командира, но и у всех остальных сжалось сердце – полет сорвался! Что впереди? К счастью, бортинженеру удалось завести один из двигателей – от него запустили и остальные.

Вернувшийся из ада

Тот, кто смотрел голливудский фильм «К-19: оставляющая вдов» с Харрисоном Фордом в главной роли, может вообразить тот ужас, который испытал Александр Шашабрин, призывавшийся в ВМФ из Пестречинского района и служивший электриком на первой атомной подводной лодке Северного флота.

Их судно потерпело аварию в Атлантическом океане 4 июля 1961 года. И хотя впервые об этой трагедии капитан 3-го ранга запаса Александр Васильевич Шашабрин, проживавший в Нижнекамске, рассказал лишь 43 года спустя, у него от тех воспоминаний кровь все так же стыла в жилах.

Он стоял на вахте, когда турбогенератор вдруг резко сбросил нагрузку. Как оказалось, из-за форсирования атомных реакторов лопнула импульсная трубка, не выдержав резко поднявшегося давления. Электрик обомлел: это катастрофа, ядерный взрыв!

Хронику дальнейших действий экипажа во всех деталях можно проследить по фильму. Как добровольцы из специально созданной группы проникали в аварийный отсек, вели там сварку, как их полуживых извлекали из этого ада. Александр, которого отделяли от них лишь две переборки, получил 100 рентген за одни сутки – это очень высокая доза! Когда подоспели наши дизельные подлодки, он, как и вся команда, перебирался на них в чем мать родила, оставив на борту зараженную радиацией одежду.

Заглянул в нутро реактора

С радиацией связано и самое тяжелое воспоминание у нашего земляка, пилота 1-го класса полковника в отставке Сергея Яковлевича Степанова, ликвидатора последствий аварии на Чернобыльской АЭС.

26 апреля 1986 года отдельный вертолетный гвардейский полк, в котором он служил, был поднят по боевой тревоге и перебазирован в район Чернобыля. А уже на следующий день боевые «вертушки» спустили на парашютах в жерло взорвавшегося реактора первые тонны груза – то был свинец вперемешку с доломитом. Образовавшаяся оболочка должна была остановить выплески радиоактивных веществ.

На одной из таких машин летал к реактору Чернобыльской АС наш земляк Сергей Степанов.

От исходившего оттуда жара шелк плавился. Стоявшие в вертолетах измерители радиации, рассчитанные на 500 рентген, зашкаливали, светились не только металлические части в кабине, но и наручные часы, зубные коронки, металлическая фурнитура комбинезонов.

– За себя мы не боялись, хотя все делали практически голыми руками, из средств радиационной защиты с собой имели одни противогазы. Зависали на высоте в двести метров, и бортмеханик с помощниками прямо из грузовой кабины лопатами сбрасывали в жерло реактора доломитовую крошку. Страшно стало, когда во время завтрака в летной столовой у некоторых пилотов вдруг пошла носом кровь…

Наверное, в этом и заключается секрет героизма по выражению классика: никогда не позволять страху смерти руководить вашей жизнью.

Не сразу поверили в теракт

Не избавиться от пережитого потрясения и жительнице Казани Гульнаре Мифтаховой, роковым образом оказавшейся на месте взрыва в московском метро.

Она ехала в третьем вагоне, когда раздался хлопок. Поезд остановился, люди стали выбираться из вагона. Она тоже вылезла через окно и вместе со всеми пошла вдоль рельсов по темному, задымленному тоннелю. Приходилось то и дело приседать – иначе задохнешься. Никто не догадывался, что же произошло: наверное, замкнуло проводку или возникла еще какая-то неполадка? И только когда в больницу, куда 24-летнюю пассажирку доставили с сотрясением мозга и лопнувшей барабанной перепонкой, начали приходить следователи и расспрашивать подробности происшествия, она поверила в теракт.

По словам родственников, лежа в больнице, Гульнара мечтала на обещанную государством денежную компенсацию поехать вместе с мамой отдохнуть в Египет, чтобы поскорей забыть пережитый кошмар.

Полеты не во сне, а наяву

Не знаю, осуществила ли она свое намерение, но мне известна другая история, участница которой до сих пор не может стереть из памяти кошмар, связанный как раз с отдыхом в Египте.

В октябре 2004 года Светлана Ахметова из Альметьевска пережила теракт в египетском отеле «Хилтон-Таба», где они вдвоем с матерью жили во время отпуска.

– В момент взрыва я находилась в комнате, а мама – в ванной. Взрывной волной меня бросило на кровать, на ней я и вылетела в окно седьмого этажа! Это просто чудо, что при приземлении не получила даже царапины, – вспоминала Светлана. – Я сразу услышала мамины крики из-под бетонной плиты. Невыразимый ужас овладел мной! Бросилась сдвигать плиту, но она оказалась такой тяжелой! Все же я смогла вытащить маму. Ее увезли в клинику, но не спасли…

Эта жуткая картина до сих пор у меня перед глазами. Мама ни разу не была на море, и я пообещала свозить ее на Средиземноморье отдохнуть и полечиться. Роковым оказалось лечение. Разве такое забудешь…

От редакции. Если у вас возникнет желание поделиться с нами незабываемыми случаями из собственной жизни, пишите по адресу: 420066, Казань, а/я 41, редакция газеты «Республика Татарстан». Электронная почта: info@rt-online.ru

+1
0
+1
0
+1
0
+1
0
Еще