Под таким заголовком 24 июля мы опубликовали заметки журналиста Евгения Ухова. Тогда же «РТ» предложила читателям поделиться своими воспоминаниями о встречах с людьми, которые
Редакция рассчитывает, что в этом своеобразном творческом конкурсе примут участие как наши читатели, так и коллеги-журналисты: уж кому-кому, а им-то есть кого вспомнить! Сегодня мы публикуем первые отклики на нашу публикацию.
Учитель, перед именем твоим…
В пьесе Погодина «Кремлевские куранты» талантливый инженер Забелин в послереволюционной голодной Москве торгует спичками с лотка. А я встретила такого Забелина в постперестроечной России начала девяностых годов.
Я тогда заканчивала учебу на биофаке Марийского государственного университета и проходила преддипломную практику на Волжской птицефабрике. Именно там заслуженный деятель науки, пионер отечественного цесарководства профессор Лев Натанович Вейцман вывел первую российскую породу экзотической для страны птицы – цесарки белой. Он создал здесь уникальную ферму-лабораторию по выведению племенной породы и выращиванию цесарят-бройлеров для промышленного и усадебного птицеводства. И никому из сотрудников даже в страшном сне не могло привидеться, какой ужасный конец уготован «царской птице»!
А случилось вот что. В 1992 году государство перестало финансировать селекционные работы – элитную породу стало нечем кормить, и все маточное стадо из нескольких тысяч голов руководство фабрики отправило прямиком… в коптильню! Я поражалась мужеству, с которым профессор принял этот удар, поставивший крест на деле практически всей его жизни. Он не впал ни в истерию, ни в депрессию, а просто исполнил долг гуманиста – накормил учеников. Привез коробки с тушками на кафедру в университет, поставил в вестибюле стол с весами, повязал фартук и, вооружившись калькулятором, собственноручно распродал сотрудникам и студентам жертвенную дичь по цене, символической для диетического мяса.
У меня до сих пор перед глазами эта картина: высокий, астенического склада седоволосый старик в роговых очках торгует под лестницей копчеными плодами своих многолетних научных изысканий!
В это трудно поверить. Даже в годы войны люди не посягали на генофонд – жертвуя жизнью, спасали лучшие породы скота, картофеля, ржи… В вымирающем от голода блокадном Ленинграде сотрудники НИИ уберегли уникальную, собранную академиком Николаем Вавиловым коллекцию элитных семян пшеницы. А тут в канун XXI века из-за нехватки средств остановили конвейер по производству диетического мяса и пищевых яиц! Я запомнила горькую фразу профессора: «Только страна, не озабоченная своим будущим, может проесть „неприкосновенный запас“ просто потому, что в данный момент ей очень захотелось кушать. Что ж, придется начинать все сначала».
В Татарстане я работала на Бугульминском государственном племенном заводе «Птицевод», на инкубаторных станциях. И всегда примером в моих селекционных опытах для меня оставался несгибаемый ученый-стоик, которого мы за глаза почтительно звали Цесарем.
Учитель, перед именем твоим я и сегодня преклоню колени.
Альфия МИФТАХОВА
Любовь слепа
Хочу вспомнить сразу о двух необыкновенных людях, жизнью которых восхищалась не я одна – весь двор.
Какое-то время моими соседями по квартире в Набережных Челнах были Линар и Рушания Гилязовы. Приветливая любящая пара, справившая на моей памяти «фарфоровую» свадьбу. Была, правда, у этой семьи особенность: за двадцать лет совместной жизни муж и жена ни разу не взглянули друг на друга.
Почему? Потому что… сле-пы!
Познакомились и пожени-лись не глядя, детей, что родили и вырастили, в лицо не знают. Правда, Рушания-апа говорила, что иногда она их как бы видит, но это случается лишь во сне. У нее еще в молодости атрофировались зрительные нервы – зрение, по ее словам, утекало, словно время в песочных часах. Напрасно она умоляла офтальмологов сделать хоть
В 28 лет работать стало невозможно, ей дали инвалидность и направили в Волоколамскую школу-пансионат для слепых. И она стала учиться жить впотьмах, на ощупь: адаптироваться к быту, переходить улицу, читать и писать подушечками пальцев.
Сюда по такому же точно направлению прибыл мужчина из Набережных Челнов, потерявший зрение в результате производственной травмы. Он работал на КамАЗе, когда в его цехе взорвался баллон с аммиаком. Линар оказался рядом – свет в его глазах померк навсегда. Когда этот печальный факт подтвердили окулисты, председатель городской организации общества слепых вручил ему путевку в подмосковный пансионат. Там на занятиях и встретились два слепых одиночества.
По окончании курса они еще два года переписывались, как их учили – по системе Брайля. Потом в Ульяновск, куда уехала Рушания, пришло приглашение из Набережных Челнов: Линар звал подругу погостить у него дома. Она приехала и осталась навсегда. Свадьба была скромной, не шумной, гости «горько!» не кричали: понимая, что жизнь молодоженов вряд ли будет сладкой.
Первенцем у них стал сын Фанис. Как управлялись они с навалившимися со всех сторон проблемами, ни сказать, ни пером описать! А тут еще «перестройка»: полки продмагов опустели, работы не стало даже для зрячих. Но Гилязовы, несмотря ни на что, задумались о втором ребенке. «Очень хочется дочку, – объясняла медсестрам беременная Рушания. – У меня самой пять сестер и братьев, у мужа – семеро. Что в сравнении с ними наши двое?»
Аллах внял ее желанью – родилась Чечге. Растили они детей самостоятельно, без посторонней помощи. Отчаяние подступало лишь тогда, когда те болели: как не перепутать, кому какие лекарства давать, уколы делать, как правильно лепить горчичники. Как-то мать, приласкав вернувшегося из детсада сынишку, почувствовала у него на коже пупырышки. «Ветрянка, – объяснила на следующий день участковый педиатр. – И у девочки тоже». Женщина схватилась за голову: как лечить? Выручили сами детки: обратив процедуру смазывания в игру, раскрасили друг дружку зеленкой – чисто папуасы!
Ребятишки выросли, окончили школу, поступили в педагогический институт, чем родители очень горды. Одно огорчает: не знают они, как выглядят их чада.
Впрочем, для такой необычной семьи это, наверно, не самое главное.
С. ШИШКОВА
Осколок со «дна»
Наверное, удивитесь, но я расскажу о… бомже. Мы ведь привыкли ставить на них крест, как на «бывших» людях. Но мне встретился именно не похожий на других. Чем? Тем, что своим примером доказал: каждый из них может вернуться к полноценной жизни. Если, конечно, этого захочет.
В нашем дворе особы без определенного места жительства кучковались постоянно. Сами знаете, что это за люди, достаточно вспомнить персонажей пьесы Горького «На дне». Вдруг по двору поползли слухи, что у кого-то из них на банковском счете набралась довольно круглая, по их представлениям, сумма – 40 тысяч рублей! Откуда у бомжа такой капитал? Оказалось, бутылки сдает.
Среди «контингента» поднялся ропот: все собирают стеклотару, но никто на этом не разбогател – едва хватает на выпивку да закуску.
Выяснилось, что разбогатевший бомж не кто иной, как всем знакомый здесь переселенец из Узбекистана Сулейман. Чтобы переехать в Россию, он продал на родине квартиру, но на границе по простоте и неопытности не задекларировал полученную за нее валюту – таможенники, естественно, ее конфисковали. В общем, приехал в Казань гол как сокол. И чтобы не протянуть ноги с голодухи, начал обшаривать свалки и мусорные контейнеры в поисках бутылок. Втянувшись, поставил это дело на поток. Установил связи с пунктами приема стеклотары, подыскал помощников. По словам служащей банка, вкладчик практически ежедневно заполняет бланки, даже если сумма не превышает и десятка рублей.
Несмотря на накопления, Сулейман как был бомжем, так им и оставался: на быт не тратился, зимой ходил в замызганом тулупчике и худых валенках, ночевал где придется, иногда зарывшись в снег, как тетерев. Когда из интереса я с ним познакомился, он много чего рассказал о своем бизнесе. Утилизация бутылок – занятие хлопотное: встает чуть свет, обшаривает мусорные терминалы, подъезды, рюмочные, задворки магазинов, кусты, потом надо отмачивать и соскабливать наклейки. Это вам не грибы собирать! Самое неприятное, что приходится унижаться перед приемщиками, которые норовят пониже оценить «товар». Да и опасное это дело. У каждого сборщика своя «меченая» территория, «нарушителя конвенции» ждет жестокое наказание со стороны конкурентов, зачастую со смертельным исходом.
Потом я потерял Сулеймана из виду. Не знаю, поднялся ли он со «дна», стал настоящим предпринимателем или жертвой мстительных «коллег»? В любом случае он достоин уважения как человек, не поддающийся обстоятельствам, какими бы безвыходными они ни казались. Вспомните притчу о лягушке, упавшей в крынку с молоком и взбившей лапками комок сливок, чтобы выпрыгнуть с него наверх.
Николай СЕМАКОВ