У поколения детей войны свой ратный подвиг
Завершаем публикацию отрывков из сборника «Совесть памяти», начатую в прошлой «толстушке» ( «РТ» №152 от 10 октября с.г.). Напомним: презентация альманаха, посвященного детям войны, состоялась недавно в Доме дружбы народов Татарстана. Издание увидело свет при поддержке Президента республики и приурочено к грядущему 70-летию Победы. Его авторы – активисты Казанского совета ветеранов, которым при подготовке материалов помогали студенты и преподаватели столичных вузов*.
Слезы от пережитого до сих пор не высыхают
Вера БАКАЕВА
Вера Георгиевна Бакаева родилась в 1930 году. Скорняк-раскройщик. Трудовой стаж на Татмехобъединении – 30 лет. Награждена медалями «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», «За доблестный труд в ознаменование 100-летия со дня рождения В.И.Ленина», «Ветеран труда», а также памятной медалью «Узник детских
концлагерей. Непокоренные».
Сентябрь в том году выдался холодным. Помню пристань, широкую реку. Мама держала на руках годовалого братика Колю. Папа уговаривал ее ехать с ним. Мама ответила: «Я же повариха. Кто детей в дороге кормить будет?» И мы отправились в эвакуацию вместе с детдомом.
Пароходы все шли по Волге, много пароходов… Нам досталась баржа без загородок по бортам. Ночами прижимались друг к другу – ветер, холод, по реке уже плыли мелкие льдины.
И тут фашистские самолеты начали бомбить. Попала бомба и в нашу баржу. Стали тонуть. Мне ледяная вода уже до лица доставала, когда какая-то женщина подхватила меня и поплыла к берегу.
Сколько людей тогда утонуло, не знаю. В это время к берегу уже немцы пожаловали. Мама доплыла и держала братика. Один немец хотел его отнять, но мама сильно закричала. Меня фашист потащил в сторону, вместе с детьми оттесняя прикладами от женщин. И тут взрослых, среди которых были мама с Колей, затолкали в сарай и подожгли на наших глазах…
Утром нас пригнали в неизвестное место, где стояла виселица. Нескольких мужчин уже повесили на ней. Мне показалось, что один из повешенных – мой папа, и, не помня себя, я бросилась к нему. Немец дал автоматную очередь, но не убил, а только прострелил ногу.
Рана была глубокая, скоро загноилась. Первое время ходить не могла, ползала. Медицинскую помощь в концлагере, куда нас привезли, никто не оказывал. Не выжила бы я без помощи подружки Лизы Прохоровой, с которой мы держались друг друга.
Детей в концлагере было много. На них ставили опыты, уколы делали, кровь брали. От этого во рту сохло, у многих слепли глаза.
Обычно врач-немец кровь выкачивает, а сам в глаза заглядывает: можно еще взять или нет? У более слабых детей всю кровь выкачивали за раз. Сначала – крик, а потом – тишина… А еще, помимо изнуряющего голода, непосильного труда, выкачивания крови, медицинских экспериментов, концлагерь разрушал личность. Иногда вызывали из бараков на построение, а в это время солдаты начинали расстреливать с вышки.
Но было и другое. Во время марша в соседний лагерь нас тайком подкармливали местные крестьяне. Летом, когда выгоняли на работу в поле, у меня снова разболелась нога, разнесло всю ступню. Работать не могу, ползу.
Подошел немец-охранник. Взял меня и потащил куда-то в сторону. Посадил, а сам приложил пальцы к вискам. Присел и говорит: «Му-у-у». Я не сразу поняла, зачем он так показывает. Потом принес кусок коровьей лепешки и прибинтовал ее к моей ноге. Вечером нарыв лопнул. На другой день тот же охранник опять ногу перебинтовал, и рана постепенно зажила. Я тому охраннику всю жизнь благодарна за спасение.
…Приближались наши войска, и детей в концлагере начали уничтожать. Они из бараков выбегают, а фашисты стоят полукругом с автоматами и стреляют в своих жертв, которые падают как подкошенные.
Мне опять повезло, я вышла в числе первых, мне опять только ноги прострелили. Упав, осталась лежать внизу, другие уже падали на меня.
…С простреленными ногами я оказалась в армейском госпитале. Один из хирургов сумел спасти их от ампутации, и беззубая, еле передвигающаяся на костылях, похожая на старушку, девочка десяти лет начала возвращаться к жизни.
Я не помнила, сколько мне лет, откуда родом, как зовут, но жить без голода, без побоев, без страха уже было настоящим счастьем. Особенно когда меня и других оставшихся в живых детей на самолете, машине, а потом на лошадях привезли в татарскую деревню. Я до сих пор помню, называлась она Нижнее Бишево (ныне Заинский район. – Ред.).
Как тепло встретили нас! Несли молоко и сметану, которые отрывали от семей. Директор Федотовского детского дома Ефим Михайлович выхаживал нас, как собственных детей. Посещать школу мне не разрешали врачи.
В 1944-м в детдом приехали представители Казанского мехкомбината, который в годы войны испытывал кадровый голод. Были мои сверстницы от недоедания худенькими, прозрачными. А мне роста не хватало. Встала на валенки, чтобы повыше казаться. Они засмеялись и говорят: «Не тянись, тебя и так возьмем».
«Дети войны» – это отдельная страница в героической летописи военных лет Казанского мехкомбината. Взяв над нами шефство, коллектив сделал все возможное, чтобы мы не ощущали своего сиротства. Опекунский совет возглавил тогда сам директор комбината Юлий Семенович Комиссаренко, которого мы, девчонки, называли про себя «наш батя». С виду суровый, обремененный огромным количеством производственных проблем, он находил время узнать, как мы осваиваем профессии, чем нас побаловать.
Питание было организовано наравне с рабочими,
Выучившись, мы работали как одержимые. Многие из нас не доставали даже до педалей скорняжных машин, рабочих столов. Приходилось кроить лежа одно изделие вдвоем.
Справедливы были слова, сказанные в наш адрес руководством фабрики, когда комбинату вручили орден Ленина, что и мы внесли свой вклад в обеспечение Красной Армии и ВМФ теплой одеждой, обувью и парашютно-десантным снаряжением. Как не вспомнить строки: «В военных днях мы так и не узнали: // Меж юностью и детством где черта? // Нам в сорок третьем выдали медали, // И только в сорок пятом – паспорта».
Трудодни ценою в жизнь
Мария РЯБИНКИНА
Мария Ивановна Рябинкина родилась в феврале 1931 года в селе Костино-Отделец Терновского района Воронежской области. Окончила Воронежский техникум железнодорожного транспорта. Трудовой стаж – 33 года. Место работы – Канашское отделение железной дороги, должность – старший нормировщик. Ветеран труда, награждена медалями «За доблестный труд в Великую Отечественную войну», «В ознаменование 100-летия со дня рождения В.И.Ленина».
Когда началась война, мне было десять лет. В тот момент я находилась в гостях у родственников за 25 километров от нашего села. Там не было ни радио, ни телефона. О нападении фашистов узнала от родственников через несколько дней.
Когда вернулась домой, отца уже не было дома, его призвали в армию. С тех пор его больше никогда не видала. Разумеется, расстроилась и плакала. Мама, как могла, утешала, говорила, что эта разлука недолгая, скоро отец вернется, и мы снова будем жить вместе. Но отец погиб.
1941 год оказался тяжелым. Нас у мамы было шестеро детей. Старший брат учился в ФЗО в Сарепте под Сталинградом, потом вместе с заводом был эвакуирован в Сибирь. Младшей сестренке исполнилось два годика. Мама осталась одна без мужа в недостроенном доме. Отец с весны 1941-го задумал строить новый дом, прежнее наше жилище для такой семьи стало маловатым. Поиздержавшись на стройку, продав все запасы хлеба, заработанного в колхозе, к началу войны мы остались без продуктов питания, без крыши над головой. Словом, ни кола ни двора.
Но бытовая неустроенность, непомерные физические тяготы, недоедание – это оказалось мелочами по сравнению с постоянным страхом перед врагом, наступавшим на родную Воронежскую область. Хотя наше село и не было оккупировано немцами, мы постоянно страдали от бомбардировок, ведь рядом располагалась железнодорожная станция. Над нашей местностью постоянно пролетали вражеские самолеты с их отвратительным устрашающим гулом.
Тогда же я начала работать. В школу мы уже не ходили. Учился только младший братишка. В колхозе не хватало рабочих рук, и нас, «трудоспособных» детей, активно привлекали к разным работам.
Зимой мы ходили на хоздвор, ухаживали за скотом, чистили коровник, телятник. Кормили и поили животных. Летом работали в поле – сажали картошку, пололи ее, окучивали, осенью убирали, перебирали и закладывали на хранение. Дети постарше принимали участие в посевной, работали на сеялке, следили, чтобы семена правильно ложились в борозды.
Особенно напряженно трудились в уборочную страду. Взрослые косили рожь, пшеницу, вслед за косцами шли женщины, вязали снопы. А мы, детвора, носили по два тяжелых снопа и складывали их в копну крест-
цами – так, чтобы в случае дождя колосья не намокали.
После покоса собирали колоски, сгребали солому на лошадях специальными граблями с большими гнутыми зубьями, срезали шляпки подсолнечника, принимали участие в закладке силосных ям. Посылали нас в лес собирать бересклет.
Мне запомнился случай с саранчой. Ставили нас, в основном детей, в большой круг диаметром метров в 150, а то и поболее, давали в руки большие веники из веток. В середине круга накладывали большой ворох соломы. Мы должны были этими вениками гнать саранчу к середине круга, к соломе. Когда доходили до центра круга, солому поджигали со всех сторон, и саранча погибала. И так – по нескольку кругов в день. Метод, очевидно, примитивный, но саранчу-то победили.
Девчат постарше отправляли рыть окопы, молодых бездетных женщин – на торфоразработки, откуда они потом возвращались больными, простуженными.
Позже всех сельхозкультур, уже в сентябре-октябре, убирали сахарную свеклу, причем вручную, каждый корнеплод лопатами-скребками. Обрезали ботву, корнеплоды складывали в большие кучи. Затем отправляли на сахарный завод в телегах на лошадях. Возили сладкий овощ в обозах мальчишки и старики. Обратно с завода доставляли подсолнечный жмых – лакомство ребятишек. Мы с удовольствием его грызли.
За работу в колхозе во время войны ничего не платили, а ставили только трудодни. А как жить-то?
Кормились со своего огорода. Сажали и сеяли исключительно все необходимое, все продукты питания были свои, урожаи получали неплохие, ведь почва-то у нас была «золотая», чистый чернозем. И все же своих продуктов не хватало, ближе к весне приходилось голодать до нового урожая.
В общем, хлебнули лиха в избытке. Но мы не роптали, даже в мыслях не было. Нас так воспитывали.
* Печатается с сокращениями
