В КАИ-КГТУ гордятся вкладом своих питомцев в освоение космоса

В год пятидесятилетия полета Юрия Гагарина уместно вспомнить о том, что и Казань внесла весомый вклад в освоение космического пространства. Еще в 1945 году в Казанском авиационном институте была открыта кафедра ракетных двигателей, первым заведующим которой стал основоположник отечественного ракетного двигателестроения Валентин Глушко, а одним из сотрудников – будущий Главный конструктор Сергей Королев.

Сегодня это кафедра специальных двигателей Казанского государственного научно-исследовательского университета имени Туполева. С ее заведующим, членом-корреспондентом Академии наук РТ, дважды лауреатом Госпремии СССР, заслуженным деятелем науки и техники России и Татарстана профессором Анатолием Дрегалиным мы говорили об истории и современности отечественного ракетостроения.

– Анатолий Федорович, почему именно в Казани в 1945 году появилась кафедра ракетных двигателей?

– В те годы у нас на КМПО работали репрессированные специалисты, создававшие новую технику, в том числе ракетные двигатели на жидком топливе, которые уже тогда начинали применяться в авиации. Впервые в стране их серийное производство началось в Казани. Работами по двигателям руководил Валентин Петрович Глушко, который приехал в Казань, будучи фактически заключенным. В 1942 году по его запросу в наш город перевели из Омска и Королева, он был назначен заместителем Глушко по летным испытаниям двигателей. Было сделано более двух тысяч пусков, были также другие удачные проекты для Вооруженных сил.

В 1944 году по инициативе Берии часть коллектива разработчиков условно-досрочно освободили. Судимость, правда, не сняли. А когда руководство страны осознало, что военное решение некоторых проблем немыслимо без ракетных двигателей, оно вспомнило, что в Казани есть готовые специалисты, есть учебное заведение, которое может готовить инженеров. Поэтому здесь и создали нашу кафедру. Сначала она называлась кафедрой реактивных двигателей, но суть от этого не меняется. Просто ракет тогда не было, по крайней мере в СССР.

– И о космосе речь еще не шла?

– Тогда мотивация была другая, думали в основном о военном применении ракет. Вообще, может, только несколько тысячелетий назад в Китае, сразу после изобретения пороха, ракеты использовались для невоенного применения. А после они всегда мыслились только как оружие.

В СССР после войны стояла задача сделать аналог немецкой тяжелой ракеты, известной у нас как ФАУ-2 – сначала на материале, привезенном вскоре после войны из Германии, потом уже на основе наших документаций и технологий. Затем начался процесс наращивания дальности полета, увеличения полезной нагрузки (такая уж у нас терминология, что атомная бомба – это полезная нагрузка). В 1953 году принимается решение, что нужно строить ракету с дальностью не менее 8 тысяч километров (поскольку наш в ту пору наиболее вероятный противник находится за океаном), с полезной нагрузкой не менее 5,5 тонны. Это была ракета Р-7. И уже после этого запустили первый искусственный спутник Земли. Это оказалось настоящим прорывом, пусть даже он не нес никакой научной нагрузки. И, кстати, сразу стало понятно, что СССР владеет межконтинентальной баллистической ракетой. То есть космос и оборонка – они всегда взаимосвязаны.

А ведь до этого американцы два раза пролетали над Байконуром, но не придали этому объекту серьезного значения, так как не считали СССР передовой страной.

– Приятно, что Казанский авиационный институт внес свой вклад в освоение космического пространства…

– Да, КАИ с начала пятидесятых годов и до перестройки был признанным аэрокосмическим вузом, и основной наш вклад – это подготовка специалистов. У нас только по ракетным двигателям за все это время для отрасли было подготовлено более двух тысяч инженеров. А ведь есть еще специальности «ракетостроение», «динамика полета и управления»… И прибористы, и электронщики – большой отряд специалистов. Наши выпускники в разные годы занимали ключевые посты в НПО «Энергия», ОКБ Сухого, Центре управления полетами.

Мы можем гордиться и серьезным научным вкладом в дело освоения космоса. В частности, наши ученые поставляли информацию об энергетических возможностях различных ракетных топлив. Постепенно те способы расчета, которые мы использовали, приняли уровень условного межотраслевого стандарта. В КАИ подготовлены и несколько базовых учебников, по которым занимается не только наша страна, – они переведены и в Израиле, и в Америке: «Теория ракетных двигателей», «Конструкция и проектирование ракетных двигателей твердого топлива».

– Какова сегодня ситуация с подготовкой кадров для космической отрасли? Ведь, насколько я понимаю, желающих работать на «космос» нынче в разы меньше, чем полвека назад?

– Конечно, общественное мнение сильно деформировалось в понятиях ценностей, сейчас даже дети не хотят быть космонавтами. И на нашу специальность студенты с высокими баллами по ЕГЭ идут редко. Ну, иногда из двадцати двух студентов по плану приема человек пять приходят сознательно, остальные – те, кому не повезло с поступлением на более престижные, с их точки зрения, специальности. И это понятно – будучи инженером в России, вы никогда не разбогатеете. Даже уборщица в крупной фирме получает больше, чем наш доцент. Так какая молодежь сюда пойдет? Только герои-одиночки. Но, тем не менее, такие примеры у нас тоже есть. Вот сейчас наш выпускник Айдар Бикмучев уехал на работу в Центр подготовки космонавтов, со временем мечтает стать кандидатом в космонавты. Это реально. И мы будем стараться его поддержать.

– Стоит ли ожидать глобальных новостей в освоении космического пространства? Может ли человек, скажем, полететь на Марс?

– Да, это не фантастика, сейчас прорабатываются технические возможности такого полета. Жажда знаний у человека не иссякает.

– И можно надеяться, что российские наука и техника еще скажут свое слово в космических исследованиях…

– Безусловно, было бы неправильным считать, что мы уже «кончились», никому не нужны. Вот сейчас в космосе находится международная станция, ее обслуживание производится российскими средствами. Расходные материалы – наши, доставка людей туда и обратно – это тоже наши ракеты-носители. Правда, сейчас «космический пул» гораздо больше – тут и Китай, и Япония, и Индия… Активно ведет исследования Франция – в составе Европейского космического агентства. Скорее всего, Россия будет дальше развиваться в направлении кооперации с Европой.

– Если говорить о вашем родном техническом университете – то, что он получил статус научно-исследовательского, внушает вам оптимизм?

– Это очень мощный проект, в который вкладываются серьезные деньги. Но это и сильная отрезвляющая инъекция, ведь за эти деньги мы должны в условиях жесткой конкуренции достигнуть серьезных результатов. Мы раньше говорили: у нас есть кадры, но проблема со средствами на оборудование. Теперь нам сказали: вот вам оборудование, но покажите, как оно будет работать. Необходимы определенные показатели работы – должно увеличиться число аспирантов, докторантов, должны быть статьи в цитируемых журналах. Все это, конечно, мобилизует, появилось боевое настроение. И если действительно все, что планируется, будет сделано, качество университета будет совсем иным.