В Археологическом музее Казанского университета, кажется, сам воздух пропитан романтикой, легендами, оживляющими в нашем сознании картины жизни наших далеких предков. Здесь посетитель имеет возможность непосредственно “соприкоснуться” с Вечностью. Музею уже 30 лет, а создателем его экспозиции был профессор Альфред Хасанович Халиков, у истоков же коллекции стоял его учитель Николай Филиппович Калинин. При музее есть кабинет, который, по сути, является археологической лабораторией, где продолжается изучение материалов первичной полевой обработки ежегодных археологических сезонов. Эти материалы описывают, маркируют, склеивают, реконструируют, систематизируют и превращают в музейную коллекцию.

Однажды, зайдя в паузе между занятиями в кабинет археологии, я поинтересовалась происхождением некоторых предметов. В ответ услышала увлекательную историю, и в одно мгновение незаметно для себя превратилась из лектора в слушателя. Рассказы сыпались как из рога изобилия и показались мне настолько интересными, что я решила их записать.

“Погремушка”, или Секреты средневековой алхимии
На глаза мне попался шар. Взяла его в руки и почувствовала, какой он тяжелый, а внутри что-то перекатывается, как в погремушке. “Что это? Игрушка?” – спрашиваю директора музея, доцента кафедры этнографии и археологии Светлану Игоревну Валиулину.
–
Поначалу и мы так думали, – говорит она. – Но шар настолько увесистый, что если бы нянька зазевалась, то ребенок такой игрушкой мог бы сильно покалечиться… Таких шаров в нашем музее несколько. Этот нашли в поселении Торецкое близ Биляра, в кладовой одной из жилых построек XV века. Вторая, более убедительная версия о предназначении шара принадлежит археологу Игорю Волкову. Скорее всего, такие шары использовали для равномерного перемешивания вязких жидкостей, по прин-ципу перекатывающихся металлических шариков, которые содержатся в каждом современном флакончике лака для ногтей.

Развивая тему о тайнах средневековой алхимии, Светлана Игоревна плавно перешла к другому сюжету.

Запах селедки
В дороге, особенно в поездах, часто приходится встречаться с интересными людьми, общение с которыми может обернуться совершенно непредсказуемо. В одну из таких поездок Светлане Валиулиной попался весьма колоритный и запоминающийся попутчик. Он был очень общительным и производил впечатление человека широко эрудированного. По профессии господин “Икс” был технарем, специалистом по сплавам и сварке. Но запомнился он Светлане Игоревне не своими разговорами, а прежде всего тем, что в дороге с аппетитом поглощал селедку и предлагал угоститься соседям по купе. Попутчикам казалось, что запах селедки распространился на весь вагон и пропитал их вещи и одежду. На прощание компанейский попутчик оставил ей свою визитку, о которой Светлана Игоревна почти сразу забыла, а вот навязчивый запах селедки еще долго ее преследовал…

Визитка любителя селедки случайно попалась ей на глаза спустя почти год, когда Светлана Игоревна мучилась над разгадкой одного из секретов средневековых алхимиков.

Среди экспонатов музея особый интерес представляют штампованные накладки из Биляра – его своеобразный символ, который нашивали на свою одежду древние булгары в качестве украшения. Надо сказать, что на территории Билярского городища встречается много артефактов, связанных с ремесленным производством, которое отличал высокий уровень технологических процессов: уникальная химическая посуда, так называемые пробирные камни для определения пробы золота и т.п. Накладка была интересна своими необычными свойствами: изделие сохранило бело-серебристый, почти стальной блеск, не потускневший от многовекового лежания под землей. Археологи не могли найти объяснения этому. Ясно было одно, что такой эффект древние мастера могли получить только опытным путем. Но как? Что они добавляли в состав сплава, чтобы полученный металл не тускнел и не окислялся со временем?

В процессе размышления над этой загадкой Светлана Игоревна вспомнила, что хозяин визитки был специалистом в области сплавов, и, была не была, решила обратиться к нему за консультацией. Давний попутчик будто бы ждал этого звонка и с ходу дал весьма толковое объяснение загадки: добиться таких свойств сплава можно лишь в результате добавления цинка, но только его содержание не должно превышать 35 процентов. Даже небольшая погрешность разрушала эффект – металл становился хрупким. Видимо, билярский ремесленник был творческим человеком, экспериментатором. А данный сплав являет собой образец, подтверждающий высочайшее мастерство восточных алхимиков, живших на территории Билярского городища.

Вот так память о навязчивом селедочном запахе помогла разрешить одну из археологических головоломок.

Зуб мамонтенка
В кабинете при Археологическом музее две дамы вели неспешный разговор, одной из них была уже знакомая нам Светлана Валиулина. Беседовали они о чем-то прозаическом и весьма далеком от предмета археологии. Вдруг в дверях музея появляется фигура доцента мехмата Евгения Беговатова, для которого увлечение археологией стало второй профессией.

– Вам зуб мамонтенка для музея не нужен? – спрашивает он.

Подумав и решив, что это не совсем по их профилю, директор музея покачала головой:

– Нет, не нужен.

И тут совершенно неожиданно ее приятельница говорит:

– А мне нужен!

– Зачем?

– Ну, на цепочку повешу как экзотическое украшение…

Беговатов и директор музея многозначительно переглянулись. Ничего не ответив, археолог-математик ушел. Дамы продолжили беседу. А спустя немного времени вновь появляется Беговатов и протягивает любительнице экзотики увесистый газетный сверток размером с кирпич.

– Что это? – недоуменно спрашивает она.

– Зуб мамонтенка…

Позже эту забавную историю директор музея не раз рассказывала в кругу корифеев отечественной археологии. Все смеялись и все-таки до конца не верили в правдивость рассказа. Академик, знаменитый первооткрыватель новгородских берестяных грамот Валентин Янин долго допытывался у Светланы Валиулиной:

– Признайтесь, Света, ведь вы это все придумали?

– Нет, Валентин Лаврентьевич, это случай из жизни.

С тех пор история про зуб мамонтенка пополнила коллекцию “археологических баек”.

Баня вместо дворца
Главным фантазером, человеком, постоянно сочинявшим интересные легенды, был сам мэтр казанской археологии Альфред Хасанович Халиков. Он обладал уникальной научной интуицией и талантом интерпретатора. Теперь, спустя много лет, начинаешь понимать, что самые невероятные гипотезы Халикова, видимо, были нужны, чтобы вдохновить на преодоление рутины и однообразия нелегкого археологического труда. Ведь копать землю в любую погоду может показаться рабским трудом, если не “запрограммировать” участников экспедиции надеждой на необычайную археологическую удачу: найти клад, раскопать ханский дворец с сокровищами, мавзолей и т.п. Эта мечта, как мираж в пустыне, манит, придает смысл долгому копанию в земле.

Одна из таких гипотез-легенд была связана со знаменитым 27-м раскопом на Билярском городище. Поводом для нее стали материалы аэрофотосъемки, которую часто используют в своей работе археологи. На полученной таким образом фотографической карте местности отчетливо было видно светлое пятно, которое указывало на какое-то крупное строение, скрытое под слоем грунта. Первая версия, выдвинутая ученым, – это ханский дворец, часть цитадели древнего города Биляра, который Халиков упорно считал столицей булгарского государства. И мы – студенты-историки конца 70-х годов прошлого века, проходившие археологическую практику на Билярском городище, – начали раскапывать “дворец”. Наше воображение рисовало картину открытия чуть ли не новой Трои. Копали, но подтверждений версии не получали. Надежды таяли с каждым днем. На месте предполагаемого дворца мы находили кости животных, многочисленные черепки, гвоздики, детали ремесленных инструментов… В последующем версии становились все скромнее и скромнее: дворец постепенно “превратился” в дом знатного горожанина. Альфред Хасанович, стоя над раскопом, красноречиво реконструировал картину быта и праздничных обрядов богатого купца или ханского чиновника. Вот хозяева дома выходят на крыльцо и осыпают дорогих гостей зерном в знак уважения и согласно обряду. А многочисленные останки костей животных – это свидетельство богатых пиров…

До “правды” в сезон нашей экспедиции “докопаться” не удалось. Только позже мы узнали, что “дворец” оказался обычной баней…

Были у Халикова и более фантастические гипотезы. Однако его способность генерировать самые невероятные версии нисколько не умаляла его научного статуса в российском археологическом сообществе, поскольку сочеталась с удивительной интуицией. Все-таки чаще ему удавалось предугадывать открытие, чем ошибаться. Можно сказать, что Халиков относился к тому типу ученых, которые, по определению Майнеке, “своими яркими заблуждениями дали науке больше, чем другие – своими мелкими истинами”.

Ананьинская погребальная плита
Теплый весенний вечер начала 1980-х годов. Студенты-вечерники исторического факультета слушают лекцию по археологии, старательно записывают, но все равно ближе к концу начинают зевать. Археологические культуры, погребенья, раскопы – все сливается в сплошной информационный поток, который оседает в “темном чулане” сознания на полочке “временного хранения”. Как вдруг первые ряды начинают пробуждаться, и постепенно волна бодрости доходит до последних, почти спящих рядов. Что случилось? Преподаватель выкладывает на кафедру что-то огромное, внешне напоминающее надгробную плиту из гранита и комментирует: “Такие каменные монолиты размером 90 на 40 сантиметров украшали барельефом…” Затем лектор Светлана Валиулина, в то время молодая хрупкая девушка, с легкостью циркового силача поворачивает “монолит” и продолжает. Наконец кто-то из студентов осторожно спрашивает:

– Из чего сделана плита?

– Из каменного монолита, – невозмутимо отвечает лектор.

– Из монолита?!

Теперь уже вся аудитория проснулась. Насладившись эффектом и выдержав паузу, как это умеют делать талантливые артисты, Светлана Игоревна раскрывает наконец секрет фокуса: наглядный экспонат был взят из Археологического музея, но это всего лишь муляж из папье-маше, сделанный высококлассными бутафорами для оформления экспозиции.

После такого объяснения в аудитории стоял хохот, а по завершении лекции не было отбоя от желающих помочь преподавателю донести “монолит” до музея.