Казанец Айрат Димиев, выпускник химфака КГУ, в прошлом преподаватель одного из казанских вузов, вот уже семь лет работает учителем химии в школе города Хьюстон (штат Техас, США).

Недавно увидела свет его книга “Классная Америка”, где Димиев подробно анализирует свой заокеанский опыт и делится с читателями весьма интересными сведениями о жизни американской школы и устройстве образовательной системы в этой стране. Чем она отличается от российской, какие там есть плюсы, а какие минусы – об этом Айрат Димиев рассказал нашему корреспон-денту во время интервью, организованного магазином “Книжный двор”.

Предваряя текст интервью, поясним читателям, что среднее образование в США трехуровневое: начальная школа – с 1-го по 5-й класс, средняя – 6-8 классы, высшая – с 9-го по 12-й (американские дети учатся в школе 12 лет). Вот в одной из высших школ Хьюстона – Lamar High School – и работает Айрат Димиев.

– Айрат, вы пишете, что  Lamar High School – одна из лучших высших школ Хьюстона. Значит ли это, что в Америке школы делятся на лучшие и худшие?

– Официально, конечно, нет. Американцы вообще очень политкорректная нация, они могут сказать только, что у школы не очень хорошие показатели. Но между собой, в разговоре с друзьями, с соседями могут сказать: это плохая школа, а вот это хорошая…

– В России сегодня тоже есть понятие “престижных” и “непрестижных” школ. И многие родители всеми силами стараются определить своего ребенка в “престижную”, пусть и не по месту жительства. Они даже готовы платить за это деньги. Для Штатов это характерно?

– Там тоже есть такое стремление, но, на мой взгляд, у меньшего процента населения. Люди с высокими доходами вообще сразу отдают детей в частные школы. Но так называемый средний класс не всегда может себе это позволить. В Америке, как и у нас, ты должен идти в школу в том районе, где живешь. Но как быть, если это школа из числа “неблагополучных”? Выбор очень небольшой. Теоретически можно отдать ребенка в высшую школу не по району. Но – только если твоего ребенка туда возьмут. Для этого нужно, чтобы у него были хорошие оценки за несколько лет обучения, высочайшие результаты государственных тестов. Вот моей школе как раз даны такие полномочия, она берет всех из своего района и какой-то процент хороших учеников из других. Кстати, денег в государственных школах с родителей не берут. Ни копейки, ни в коем случае.

– Но если изначально ребенок учился в слабой школе, есть у него шанс перейти в сильную?

– Да, он заведомо в проигрышном положении, есть такой момент…

– А мы привыкли слышать, что Америка – страна равных возможностей…

– Этот лозунг сегодня активно провозглашается, и в сфере образования тоже. Президент Буш несколько лет назад издал закон “No child left behind”, то есть “ни одного неуспевающего ребенка”. Это как у нас в советское время – директива такая. И чиновники от образования на всех уровнях должны это обеспечить. Иначе их работа считается неудовлетворительной.

– И получается?

– Получается, что реальные знания ухудшаются, а оценки выставляются хорошие.

– И насколько эта картина характерна для Штатов в целом?

– Сложный вопрос, вряд ли вам кто-то на него точно ответит. Но там есть общенациональный тест – что-то типа нашего ЕГЭ, и по его результатам показатели нашей школы не только выше среднего уровня по штату Техас, но и немножко выше общенационального уровня. То есть наша школа заведомо не самая худшая в Америке. Это косвенный ответ на ваш вопрос.

– Вы как практикующий учитель свидетельствуете  о снижении уровня успеваемости. Это как-то заботит власти, предпринимаются какие-то меры?

– Нет, потому что об этом говорю я, говорят мои коллеги-американцы, но официальные-то показатели улучшаются.

– За счет чего?

– Снижается критерий оценки – это раз. Потом – уже упоминавшийся общенациональный тест, он представляет собой стандартный набор стандартных вопросов. И последние годы мы занимаемся тем, что просто натаскиваем учеников, как правильно ответить на такой-то тип вопросов. Поэтому их результаты в последние годы на какие-то доли процента повышаются – по крайней мере, по нашей школе. А мы-то прекрасно видим, что реальное знание предмета при этом ухудшается. Но власти там вообще не оперируют понятием “знание”, когда говорят о цели образования. Они используют такие слова, как “достижение”, “успех”…

– А нет опасений, что у нас ЕГЭ приведет к тому же?

– К ЕГЭ у меня двойственное отношение. В том, что вводится общий стандарт, что знания выпускников школ из разных регионов будут приводиться к одному знаменателю, есть определенный смысл. Но и серьезные опасения на этот счет тоже имеются. С тех пор как я начал работать над своей книгой, очень внимательно слежу за публикациями в российских СМИ на тему образования. Читаю выступления чиновников и вижу там фразы, которые являются дословным переводом с английского. То есть идет копирование американского, западного образца. Вот это слово “success” – “успех”. Как часто в русском языке лет десять назад использовалось понятие “успешность”? Это же проявление новых времен, это прямой перевод с английского. И это сегодня здесь объявляется конечной целью образования: не получить знания, а быть успешным, и мерило этого успеха – деньги. И становится немножко грустно. Ведь, по сути дела, мы сейчас разрушаем или уже разрушили лучшую образовательную систему в мире. Если, конечно, мерить систему образования по уровню знаний учеников. Сегодня по этому критерию гораздо лучше система в Китае, в Индии, даже в некоторых африканских странах. У меня есть несколько учеников, которые приехали из Нигерии – с феноменальными знаниями. А в России я разговариваю с молодежью, и мне говорят: а зачем нам глубокие знания в реальной жизни?

– Но, согласитесь, многие из тех, кто в советские годы получил хорошие знания, не слишком преуспели в зарабатывании денег…

– Есть такой момент. Надо признать, что знания как таковые не являются гарантией денег. Но мое глубокое убеждение – они являются определенной ценностью сами по себе.

– А что, на ваш взгляд, все-таки важнее – давать знания или учить мыслить? Может, в Америке как раз учат думать?

– Я считаю, оба фактора очень важны. Да, американцы прямо заявляют, что для них главное – научить мыслить. Но надо же сначала дать человеку минимальный объем знаний. Если он не умеет читать и считать – мыслить тяжело. В сфере естествознания важен определенный набор фактического материала. Они этим моментом пренебрегают. Они пытаются учить мыслить безо всяких фактических знаний, и, мне кажется, это у них не очень получается…

– А есть что-то в американской системе образования, что нам неплохо было бы перенять?

– Мне, например, очень нравится, что у них много внимания уделяется таким предметам, как искусство, музыка, танцы, физическая культура. У них несколько десятков предметов, о которых мы даже и не слышали. Дизайн, графика, история искусства, бальные танцы, латиноамериканские танцы, несколько десятков различных музыкальных инструментов, на которых можно учиться играть, и все это – в курсе общеобразовательной программы. И каждый может выбрать себе что-то по душе. Поэтому американские дети более развиты в творческом плане, в плане физической культуры. Наши этого недополучают.

– А есть что-то, на ваш взгляд, что мы у них напрасно перенимаем?

– Мне кажется, мы зря перенимаем упрощение школьной программы по математике и физике. Я, конечно, не могу однозначно утверждать, что в России дело везде обстоит так, ведь единой программы здесь сегодня нет, но, мне кажется, общий вектор такой наметился. Говорят – в советской школе было слишком сложно… Наверное, действительно было сложно. В Америке, кстати, дифференциальных исчислений или тригонометрии в общей программе нет. Может быть, это и правильно, потому что если у ребенка нет к этому наклонностей, следует ли его мучить? Но здесь опасно перегнуть палку. Я считаю, американцы ее перегнули. В результате у них сейчас большинство учеников не может решить простое квадратное уравнение. Не могут пропорции решить, сложить или вычесть два отрицательных числа или отрицательное и положительное. То есть уровень знания математики уже настолько низкий, что человек деньги без калькулятора сосчитать не может.

– К тому же, как я поняла из вашей книги, дети с отклонениями в умственном развитии учатся вместе со всеми…

– Ну, это как раз, я считаю, позитивный момент с точки зрения гуманизма. Америка, как я уже говорил, – страна высочайшей политкорректности. У меня в этом году сидел в классе слепой мальчик. Для него это хорошо или плохо? Мне кажется, хорошо, потому что в специальной школе он был бы оторван от внешнего мира, а здесь может его прочувствовать на себе. На этого мальчика тратится бюджетных денег, наверное, как на двести “нормальных” детей. Это такая политика. В моей школе есть специальный департамент – там работают человек двенадцать, которые должны помогать детям с любыми отклонениями.

– Но для учителя это дополнительная нагрузка …

– Да, каждая контрольная для этого слепого мальчика составлялась по азбуке Брайля, и я каждый раз за две недели до контрольной должен был ходить в специальный центр, забирать ее, несколько раз подходить к нему в процессе занятий, дополнительно объяснять… Это огромная нагрузка, причем дополнительно она не оплачивается.

– Кстати, об оплате. Много ли получают учителя в американской школе?

– Учителя формально относятся к среднему классу, но я бы их так называть не стал. Это, может, низший уровень среднего класса. В то же время зарплата учителя позволяет вести вполне достойный образ жизни. У меня жена не работает, двое маленьких детей, и я один семью из четырех человек прилично обеспечиваю. В России, конечно, один работающий учитель семью не прокормит.

– В то же время вы пишете, что у учителя такого авторитета, как в России, там нет…

– В Америке учитель рассматривается как нанятый инструктор. У тебя есть круг обязанностей, все четко расписано по инструкциям – вот и выполняй эти инструкции неукоснительно. И выше этого не прыгай. Никаких дополнительных полномочий, никаких авторских методик…

– А проблема нехватки учителей там есть?

– Это зависит от фазы экономического их развития. Когда нас, несколько человек из России, рекрутировали в 2001 году, там

был небольшой экономический всплеск. Народ из школ отхлынул в фирмы, учителей стало не хватать. Люди пошли туда, где больше платят. Сейчас кризис, людей с фирм увольняют, и они возвращаются работать в школу. В школу берут всех, без разбора.

– Что, специальное образование не обязательно?

– Нужно только иметь степень бакалавра, а педагогическое образование роли не играет. Раньше вообще ничего не было нужно, но с тех пор, как Буш издал упомянутый уже закон, стали требовать, чтобы каждый учитель был сертифицирован. Для получения сертификата нужно просто сдать экзамен по американской педагогике. Даже я, будучи человеком из другой языковой среды, этот экзамен после двух-трехдневной подготовки с первого раза сдал. Требования были простейшие. Что меня особенно поразило – чтобы преподавать химию, не нужно иметь образования в сфере химии. Чтобы преподавать историю – не обязательно быть историком.

– Но историк же не может преподавать химию?

– Может.

– А как?

– А вот так они преподают. Он мог в университете взять один семестр курса химии, у него это в дипломе записано, и это дает ему право претендовать на место. Конечно, он сдает какие-то квалификационные экзамены. Но я нисколько не сомневаюсь, что, если сейчас, будучи химиком, пойду сдавать американский экзамен по истории или географии, то сдам. Да по всем предметам сдам! Потому что видел, какой там примитив. Его сдаст любой более-менее прилично учащийся и думающий школьник.

– А как себя чувствуют российские дети, которые попадают в американскую школу?

– В 2001 году вместе со мной в Хьюстон приехали работать еще несколько человек, все с семьями. И там были дети разного возраста, которые пошли в разные школы. Самое первое их ощущение – ой, как все просто, какой примитив, даже смешно… Дальше они, к великому сожалению, наверное, все-таки опускаются до местного уровня. Но наши люди понимают ценность и важность образования. И, осмотревшись, тем более сами работая в школах, они уже пытаются отдавать детей в так называемые элитные учреждения, стараются посадить их в максимально сложный класс.

– А ваши дети где учатся?

– Младшие еще в школу не ходят, а дочь от первого брака сейчас учится в России.

– Вы довольны этим?

– Поскольку я учитель, который работает в элитарной школе, с сильными учениками, я сейчас мог бы дать ей хорошее образование и в Америке – определил бы в хороший класс, в сильную школу, впоследствии – в хороший университет. Но я рад, что она получает образование в России. Мне кажется, здесь все же более высокий уровень подготовки.