Видный представитель казанской школы химиков, заслуженный деятель науки и техники ТАССР А.Я.Богородский был сыном богослова – Якова Алексеевича Богородского. Родившись 14 октября 1841 года в семье пономаря Нижегородской губернии, Яков пошел по отцовской стезе. Первоначальное образование получил в Нижегородской духовной семинарии, где с 1858 года обучался наукам философским и физико-математическим, сельскому хозяйству и языкам – еврейскому, греческому, латинскому и французскому. Кончив курс со званием студента, в 1864 году Яков отправился держать экзамены в Казанскую духовную академию. Надо сказать, что вызов на испытание получали далеко не все семинаристы, а лишь перворазрядные, то есть обладающие способностями и здоровьем.

Чем явилось путешествие в Казань в судьбе 23-летнего разночинца – подчинением воле родителей или сознательным выбором человека с развитым религиозным чувством? Трудно сказать. Несомненно одно – без соблазнительной мысли броситься вон из духовного звания в одно из высших учебных заведений не обошлось. В 1863 году для воспитанников семинарий открылся прием в университеты, которые многих манили свободой жизни и достойной карьерой. Однако более всего сын пономаря страшился возвратиться из академии вспять невостребованным, и не потому, что сомневался в том, что не справится с сочинением по богословию на латыни или на современную тему: “Что такое прогресс и как судить о нем”. Яков прослышал от земляков, что при поступлении в академию большее внимание, чем глубине познаний, стало уделяться внешнему виду соискателей, бойкости их речи и благовоспитанным манерам. Как раз с этим у выпускников Нижегородской семинарии были проблемы: они резко отличались от других неумением держаться, грубым произношением на ¦о¦ и старинными бурсацкими сюртуками до пят.

Надо сказать, и сама Казанская духовная академия к тому времени тоже не производила былого величественного впечатления. Помещения перестали сиять свежестью и новизной по причине редких малярных ремонтов, полы не мылись до лоска, а чугунные плиты на лестнице не натирались графитом. Студенческие спальни редко проветривались, в них не возбранялось держать съестное и курить, некоторые питомцы щеголяли грубыми манерами под влиянием вошедших в моду базаровых и рахметовых. Возникший во второй половине ХIХ века культ учащейся молодежи расшатывал устои. Сам ректор о.Иннокентий Новогородов со студентами академии был довольно фамильярен: вел в начальственном кабинете доверительные разговоры, спорил о “совершенно партикулярных материях”, выслушивая даже дерзости. Когда спохватился и попытался восстановить действие всех параграфов устава, было поздно. Старшекурсники, вкусившие свободы, стали попросту уходить.

Что касается Якова Богородского, то он, скорее всего, не разделял вольнодумства товарищей, их непочтительности по отношению к старшим. В “Истории Казанской духовной академии”, изданной П.Знаменским в 1892 году, среди любителей пошалить-подерзить его фамилии нет. Она упомянута по более серьезному поводу. В 1864 году студенты создали кассу взаимопомощи (громко названную банком). Все дела по выбору собрания были переданы студенту Богородскому, который и оставался на ответственной должности до выпуска.

Конец тяжелому периоду Казанской духовной академии, когда позитивный настрой поддерживался благодаря только силе прежних преданий и научного направления, энергии лучших преподавателей и питомцев, пришел в 1868 году одновременно с выпуском из 17 человек. Результаты Якова Алексеевича были блестящими: его утвердили в степени магистра богословия, причислили к первому разряду воспитанников и определили на должность наставника в Казанскую духовную семинарию по классу словесности. В этот период в жизни Богородского произошло еще несколько важных событий. В 1869 г. молодому специалисту дали казенную квартиру на улице Воскресенской, благодаря чему он мог сделать предложение дочери священника Вознесенской церкви Ястребова.

“Свершилось” – написал влюбленный в своем дневнике. – Катенька – моя невеста”. В наставнической корпорации на его брак по привычке посмотрели с удивлением и страхом. Уж слишком скромным было жалованье преподавателей; и все, что выходило за пределы удовлетворения насущных потребностей в пище и одежде, являлось для них недоступным. Однако в аккурат к женитьбе Якова Алексеевича академическому совету удалось доказать Св.Синоду, что содержание в Казани никак не дешевле, чем в Петербурге, и с 1870 года наставники стали получать жалованье в размере университетских окладов.

В том же году у молодой четы родился сын, а счастливого родителя, согласно прошению совета Казанской духовной академии, единогласно избрали на должность доцента академии по кафедре библейской истории. В аlma mater уже два года как правил новый ректор архимандрит Никанор, универсально образованный человек, знаток светских наук, имевший развитый вкус в музыке и литературе. Неудивительно, что под его началом Яков Алексеевич с головой окунулся в научно-литературную деятельность. Первыми ее плодами стали статьи “К вопросу об ессеях” и “Об идолопоклонстве евреев в период судей”, напечатанные в журнале “Православный собеседник”.

В 1876 году неожиданно ушла в мир иной любимая Катенька. Попыток найти ей замену безутешный супруг не предпринимал в течение всей оставшейся жизни. Сына Алексея воспитывал самостоятельно: старался создать дома среду, где творческие силы ребенка самостоятельно развертывались бы, – дарил столярные и токарные инструменты, спиртовую лампочку и пробирки для химических опытов, добывал интересные книги.

Себя же доцент Богородский полностью посвятил научной работе. Карьера его неуклонно шла в гору. Он вышел в светское звание, что требовало от представителей его сословия медицинского освидетельствования и немалых денежных расходов на пошлину, гербовую бумагу и патент. В 1878 году Богородский получил чин надворного советника, через год был награжден орденом Святой Анны 3-й степени и вновь повышен в чине – стал коллежским советником. Спустя четыре года он баллотировался в звание экстраординарного профессора на свободную вакансию церковно-исторического отделения. По произведенной советом Академии закрытой баллотировке он оказался “единомышленн избранным c результатом 12 шаров “за” и 0 “против”.

А через два года в совет Казанской духовной академии от него поступило сочинение под названием “Еврейские цари” на соискание ученой степени доктора богословия. В предисловии к труду соискатель так определил свою цель: “Отстоять безусловную истину библейского текста, нередко отрицаемую вольнодумцами”. То есть, по сути, Яков Богородский решил сделать актуальный комментарий к Библии – на стыке традиционного и набирающего силу атеистического сознаний. Например, полемизируя с одним из рационалистов-современников, богослов доказал полную несостоятельность его обвинений царя Давида в том, что он “умер достойным самого себя – с убийством на устах”. На самом деле предсмертные слова Соломона были не завещанием, а наставлением. Объясняя логику ветхозаветных поступков, Богородский проводил аналогии между делами давно минувших дней и политическими реалиями просвещенного века, например, государственный строй иудеев – до назначения над ними пророком Самуилом царя – сравнивал с федеративной республикой.

Сочинение “Еврейские цари” было издано отдельной книгой и публично защищено Богородским на общем собрании совета академии в июне 1884 года, о чем заранее объявили в “Казанских губернских ведомостях”. В 1885 г. автор был удостоен за труд премии митрополита Макария, утвержден в степени доктора и звании ординарного профессора.

Далее жизнь вновь пошла своим размеренным чередом: получение чина статского советника, наград – Анны 2-й степени, Владимира 4-й, Станиславов 2-й и 3-й, чтение публичных лекций в зале Казанской городской управы для сбора средств Обществу вспомоществования недостаточным студентам, работа в комиссии по объяснению неудобопонятных слов и выражений в пророческих книгах св. Писания. Но вдруг в 1888 году сын, окончивший I классическую гимназию, нарушил стабильность существования семьи “безрассудным” поступлением на юридический факультет КГУ. Через год, осознав ошибку, Алексей перешел на отделение естественных наук, но там тоже порядочно отвлекался от занятий и на экзаменах по химии не единожды терпел провал. Тогда Яков Алексеевич предъявил ультиматум: “Не сдашь экзамена – зарабатывай себе сам на жизнь”. Эти суровые слова, по всей видимости, и содействовали формированию Алексея Богородского видным ученым, которому сам Менделеев писал восторженные письма.

В 1906 году Яков Богородский выпустил второе издание сравнительной характеристики царствований Саула, Давида и Соломона и новый труд под названием “Начало истории мира и человека. По первым страницам Библии” (переиздан в 1909 г.), который стал делом всей жизни 65-летнего ученого. В “Начале…” Богородский проявил энциклопедическое знание всех научных теорий своего времени, им он противопоставил метафизическое знание, основанное на интеллектуальной интуиции, с доказательствами превосходства последнего в кардинальных вопросах бытия. Проникновенный взгляд Богородского на особенности еврейского слововыражения высветил истинный смысл библейского текста. Не о землетворении говорится на первых страницах Ветхого Завета, доказал он, а о миротворении в целом. Поэтому под словами “Вначале сотворил Бог небо и землю” нужно разуметь всецелый состав мира видимого – все вещество в таком первоначальном состоянии, для названия которого нет определений в языке (пресловутая “тьма поверх бездны”). Твердь же среди вод, устроенная Богом и названная небом, не означает явления метеорологического: поднятия с земной поверхности водяных паров и скопления их в атмосфере в виде облаков. Речь идет об устроении мириад отдельных масс и установлении между ними закона всемирного тяготения. Установившееся пространство между мировыми телами и есть, по мнению Якова Алексеевича, истинное “небо-твердь”, в которой разразится катастрофа апокалипсиса.

Последние страницы “Начала истории мира и человека” богослов посвятил роду человеческому после грехопадения. В этой части книги текст развернулся в виде внутреннего диалога с обобщенным Нигилистом нового времени, ни один каверзный вопрос которого не остался без квалифицированного комментария. Например, почему Адам и Ева после грехопадения внезапно устыдились привычной наготы? Ссылаясь на святоотеческую премудрость, Яков Алексеевич дал ошеломительное толкование парадоксальному поведению праотцев. Оказывается, Адам и Ева ужаснулись своей обнаженности, потому, что “до падения их тела сияли тою возвышенною и неувядающею красотой, которая сообщалась им святостию и способностию к бессмертию”. По падении в них произошла почти мгновенная и резкая перемена к худшему. Они каким-то трудно постижимым образом отразили произошедший разлад между телом и духом. Тело приняло вид грубого вещества с печатью тления и неминуемой смерти. “Человек облекся в кожаные ризы – тяжелую плоть – и стал трупоносцем”.

Труды Якова Богородского можно назвать яркими образцами богословской науки второй половины ХIХ века. Все богословие того времени занималось апологетикой христианства и яростной полемикой с естественно-научным либерализмом. Однако, несмотря на все усилия ревнителей веры, в 1917 году воинствующие материалисты одержали верх. Так что, с точки зрения поэта-пантеиста Тютчева, жизнь профессора Богородского все же удалась: под занавес ему довелось лицезреть сей мир “в его минуты роковые”. Но, вероятнее всего, Яков Алексеевич смотрел на происходящую в России заваруху без особого для себя интереса. Как верующему, ему интересно было постигать лишь богочеловеческое в истории, то есть восстановление падшего человека в первоначальное состояние богоподобия. А последние три года жизни пришлось наблюдать прямо противоположное: кровопролитные усилия построить царство материального изобилия на земле – пародию на рай.

Богослов Богородский не стал задерживаться в новой эпохе – ушел в лучший мир в 1920 году. Его многочисленные потомки до сих пор живут в Казани. Часть их – в доме № 42 на улице Волкова. Этот двухэтажный деревянный особняк в швейцарском стиле был построен в 1911 году Алексеем Яковлевичем Богородским. Занятие химией – положительным знанием, исследующим предметы непосредственно видимые и осязаемые, позволило ему выжить при новом режиме и сохранить в период национализации домовладений (с 1917 по 1921 гг.) в собственности дом. Он по сей день является памятником архитектуры, украшающим центр города.

Галина ЗАЙНУЛЛИНА.