Тревожиться и думать… Так называемые “реформы” школьного образования – замена сочинения изложением, модное тестирование, замена знания отечественной литературы псевдознанием, годным для ловкого разгадывания кроссвордов или “захватывающих” телеигр вокруг скачущих на табло цифр выигрыша! – сейчас болезненно тревожат всех. Многие учителя-словесники, да и преподаватели вузов живут в беспокойном ожидании беды от этих “новаций”: не смешивается ли обновление с безоглядным злобным разрушительством? Откуда берется у крикунов уверенность, что рынок и здесь “наведет порядок”, обновит устарелое, но сохранит духовную высоту той же истории, литературы, сбережет высоты культуры? Может быть, – и здесь моя позиция как поэта, проректора Литературного института целиком совпадает с позицией авторов новейшего учебника по русской литературе XX века (“Русская литература XX века” Виктора Чалмаева и Сергея Зинина, издательство “Русское слово”, 2002) – пора всем миром, всем народом защищать художественное Слово? Для криминально дикого рынка оно, видимо, “нерентабельно”, если говорить на его языке, но без этого Слова нельзя полноценно жить…
Многократно бывая в Казани, на кручах Кремля, я всегда вспоминаю давние строки Мусы Джалиля, посвященные Амине, другу жизни, жене:
Мы странствуем смело. Так юность велела.
И гонят нас волны страстей.
В далеких краях проторили дороги
Не ноги, а чувства людей.
(Перевод П. Ганиева)
Чувства – это горение, свет души… Учебник по литературе, созданный известнейшим литературоведом и писателем Виктором Чалмаевым с опытным ученым-методистом Сергеем Зининым, – явление не просто чрезвычайно яркое, эмоционально сильное. Это обновление без слепого, часто дурного разрушительства. В “далекие края” русской литературы – в начало XX века, в эпоху Блока, Бунина, Габдуллы Тукая, в поистине взвихренное время Михаила Шолохова и Анны Ахматовой, Ахмеда Ерикеева и Галимджана Ибрагимова, в путешествие “по литературной карте России” – авторов, в особенности Виктора Чалмаева, ведут не просто накопление сведений, не шустрые ноги, а глубокое чувство восхищения творческими подвигами писателей. Литература – не одна лишь битва идей, групп, классов, а, прежде всего, праздник гуманистических идей, высоких чувств, Слова. Да ведь это богатство не на время, а навсегда! И в особенности ценен в ней подвиг народосбережения как основы всей целостности, единства литературы XX века при всем обилии разнообразнейших дарований, конфликтных ситуаций рождения нового.
“Если бы я эту “икону”, эту Русь не любил, не видал, из-за чего бы я так сходил с ума все эти годы, из-за чего страдал так беспрерывно, так люто. А ведь говорили, что я только ненавижу”, – приводит В.А. Чалмаев строки Бунина, автора “Окаянных дней”. Он не просто возвращает в школу задержанную литературу – литературу эмиграции, альтернативную официозу литературу из архивов писателей, – но резко обогащает, просветляет само понятие патриотизма, вводя в него новые составляющие, новые духовно-нравственные компоненты и ориентиры. Разве не о мучительной любви к общему дому – России, любви нелегкой, потому что ответственной, звучавшей в творениях Шукшина, Рубцова, а ранее Твардовского, Платонова, Исаковского, говорят и строки тончайшего лирика 80-90-х годов Владимира Соколова, приведенные в книге, обычно ложно “демократически” трактуемые:
Я устал от двадцатого века,
От его окровавленных рек,
И не надо мне прав человека,
Я давно уже не человек.
Да это вовсе не знак отчуждения, а аккорд все той же боли – молитвы за Родину, отказ от модной болтовни в “демократических” кипятильниках словоговорения.
Специалисты, видимо, найдут свои достоинства и в системных обзорно-аналитических главах, и в литературных портретах, за многими из которых, как правило, стоят или ранняя монография В.А. Чалмаева, или серия его же статей в “Литературе в школе”, и в любовно составленном новом для учебника разделе “У литературной карты России”. Особенно удачны его, тоже сердечно писательские, прочтения новелл Бунина или строки Блока, “романа-лабиринта” М.Булгакова “Мастер и Маргарита” и др. Наконец, в совершенно новой главе “Новейшая русская проза 80-90-х годов”: эта тема отсутствует, увы, во всех ранее выходивших учебниках, явно опоздавших с освоением этого драматичнейшего материала почти на 15 лет! Оценят они, специалисты, и ту свободу, изящество, с которым В.Чалмаев исследует полет стиха и поступь прозы.
Не может, вероятно, не взволновать очень многих тот простой внешне факт, что среди множества подробностей сложного литературного процесса 30-х годов нашлось в учебнике место для оценки “такого явления всемирного значения, как полная оптимизма, заботы о новом поколении литература для детей и юношества”, в первом ряду которой Виктор Чалмаев поставил классического “Дядю Степу” (1935) Сергея Михалкова, встречающего ныне свой 90-летний юбилей. Какой же урок нынешним недругам детства и юности, разрушителям их судеб дал этот высокий, сильный, но такой молодой “дядя”, живущий во имя “всех ребят из нашего двора”!
Есть еще одна удача, особенно важная, на мой взгляд, взгляд человека, выросшего в Башкирии, все молодые предпоэтические годы работавшего в Челябинске на металлургическом заводе в многонациональном коллективе, – присущее авторам книги о русской литературе чувство семьи единой. Раньше перетасовщики цитат из “единственно верного учения” называли это чувство, огрубляя и опустошая его богатство, казенными словами “пролетарский интернационализм”. Для Виктора Чалмаева, много лет работавшего в журнале “Дружба народов”, пользующегося глубоким уважением писателей из всех краев России – знаю это по совместным поездкам в Хакасию и Горный Алтай, Якутию и Дагестан! – характерно именно чувство семьи единой. Он пишет о русской поэзии, но всегда помнит, что у нас есть общий дом со всеми народами. “Всю неоглядную Россию наследуем как общий дом”, – писал мой земляк Борис Ручьев. И в русской литературе поэтому выделяется прежде всего то, что объединяет ее с высокой культурой всех братских народов. Перечитайте только глубокие и новые по духу суждения о “материнской точке зрения”, извечно присутствовавшей в русском слове, заставлявшей Сергея Есенина писать свои бессмертные “Письма к матери”, а В.Астафьева создавать в “Последнем поклоне” идеальнейший образ бабушки. Да разве нет такой же точки зрения, спасающей людей в час Смуты, в других литературах?
Подобной новизны подходов, мудрости сердечного взгляда – при полном сохранении всех обязательных по программе историко-литературных анализов, яркого методического аппарата, при сохранении всех традиционных рубрик, введении теоретических справок и даже “Словаря новейших литературоведческих терминов” – мы все давно ждали. Учебник углубляет и расширяет образовательное пространство не за счет наращивания академической пухлости, “толщины”, многословия, а за счет глубокого, сдержанного эмоционально-писательского отношения к подвигу русской литературы, к ее духовным высотам, к “биографиям переживаний” художников. Эти богатства всегда будут не просто “рентабельны”, а спасительны для человека.
Валентин СОРОКИН.
Поэт, секретарь Международного Союза писателей,
проректор Литературного института им. Горького,
лауреат Государственной премии России,
Шолоховской международной премии.
