У татарстанской Академии наук – новый президент, третий в ее истории, которая, напомним, началась в 1991 году. Первым в то непростое время ученое сообщество республики возглавил филолог Мансур Хасанов. Президент-гуманитарий тогда был необходим, так как перед татарстанскими учеными стояла задача, так сказать, идеологического обоснования роли и места республики на этапе постсоветского строительства. Спустя 15 лет на смену Хасанову пришел химик Ахмет Мазгаров – от науки стали ждать практических прикладных решений, особенно в столь важной для республики нефтехимической отрасли. И вот в 2014-м президентом избран академик – секретарь отделения физики, энергетики и наук о земле АН РТ Мякзюм Салахов. Какие изменения ждут академию с новым лидером-физиком? С этого вопроса начался наш разговор с Мякзюмом Халимулловичем.

-Не думаю, что когда выбирали меня, главным было то, что я физик, – говорит Салахов. – Конечно, вначале, когда только открывали академию, первенство было однозначно у гуманитарной сферы, потом подключили и другие направления. Хочу сказать, что гуманитарная составляющая в нашей академии обязательно должна присутствовать. Особенно то, что связано с татарским народом, его историей, языком – этим никто больше в России заниматься не будет.

Сформулировать сейчас конкретную программу работы академии на новом этапе мне пока сложно. Сначала хочу разобраться во всем, реально определить, что же мы, академики, должны делать? Как я люблю говорить, надо ответить на вопрос домохозяйки: кому вы нужны? На самый простой вопрос всегда очень трудно отвечать.

Мне предстоит встреча с руководством республики, и надо показать, какие у нас проблемы, что мы хотим делать и чего можно от нас ожидать. Понятно же, что охватить всю науку мы не можем, нужно определить приоритеты. Одна из главных задач, как я уже сказал, – это развитие гуманитарных исследований. Сейчас любят науку в деньгах считать: «Какую прибыль принесли?» Вот вклад наших гуманитариев: благодаря им был запущен один из крупнейших и престижных инновационных проектов для Татарстана – тысячелетие Казани. Что было сделано в связи с этим для города и республики, вы сами знаете. В результате исследований последних лет город Болгар удалось включить в Список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Вот вам, пожалуйста, гуманитарии.

Что касается естественных наук, то здесь есть ряд традиционных для нас направлений – нефтехимия, геология, сланцевая нефть и сланцевый газ. По этой тематике работы ведутся и в академии, и в ряде вузов республики, и наша задача – скоординировать усилия специалистов на основных направлениях. В связи со сланцевой нефтью встают проблемы экологии, и тут хорошо работает академический Институт проблем экологии и недропользования.

В других областях роль академии, а это наша принципиальная позиция, – давать экспертную оценку новым направлениям, делать аналитические прогнозы развития науки в стране и мире, чтобы можно было работать с опережением. Перед руководителями отделений академии я сейчас как особо важную выделяю задачу делать экспертные заключения и прогнозы в своей области. У нас есть иностранные члены академии, их тоже всегда можно привлекать к такой работе.

– А как привлекать для работы в науке молодежь? Это ведь проблема, для нашей Академии наук в том числе…

– Это общая для всей страны проблема. Конечно, надо создавать молодежи условия. В принципе, тем, кто и правда одержим наукой, много не надо – чтобы была возможность реализоваться, провести эксперименты, выполнить теоретические исследования… Наша задача – такие условия молодым научным талантам обеспечить, и в последние годы в вузах Татар­стана эта работа развернута. Вот говорят: утечка капитала – это плохо для страны. Но еще страшнее утрата человеческого капитала. Потому что это деньгами не определишь. Как это оценить? Я Сикорского люблю приводить в пример. Вот сколько Россия потеряла с его отъездом? Думаю, триллионы… А уезжают самые талантливые.

– Этот процесс как-то   можно остановить?

– Я не знаю. Честно. И, наверное, мало кто знает. Это можно было бы остановить, если бы наука здесь была востребована, если бы мы видели: то, что мы делаем, интересно стране, внедряется, оплачивается…

– Вообще, старение ученых – это проблема для нашей науки?

– Думаю, да. Старшему поколению, безусловно, надо уделять внимание, вклад ветеранов в науку очень важен, особенно в вузах, они много делают для воспитания подрастающего поколения. Но нужно, как я уже говорил, создать систему стимулирования для молодых. Они должны видеть, что могут стать профессорами, заведующими кафедрами. Во всем мире есть ограничения по возрасту для занятия административных должностей. Конечно, у них при этом решен вопрос о достойном пенсионном обеспечении.

– С каким чувством вы оставили Казанский университет? Все-таки там восемь лет были ректором, потом еще четыре года президентом…

– Если уж так, я с 1968 года в университете, с того времени, как поступил на физфак. И не оставил его, продолжаю заведовать кафедрой оптики и нанофотоники.

– Вы довольны тем, как он сейчас развивается? Так ли вы себе это представляли, когда только начинались разговоры о федеральном университете?

– Сейчас не хочу давать никаких оценок – когда идет процесс, оценивать очень сложно. Надо через десять-пятнадцать лет посмотреть, что получится. Но материальная база университета, конечно, сейчас сильно улучшилась, созданы самые современные лаборатории, открыты новые направления подготовки.

– А нет сожаления, что при вас не было таких денег? Мол – эх, я бы тогда!..

– Надо философски к этому относиться. Конечно, нам давали в свое время на весь университет тридцать миллионов рублей – и на ремонт, и на какие-то закупки… А сейчас миллиард только на оборудование! Но жалеть?.. Так и Лобачевский, наверное, мог бы жалеть. У него даже есть такое высказывание: «Эх, какое время наступает хорошее, вот сейчас бы я был ректором». Нет, я не жалею.

– Раз уж упомянули Лобачевского… Помню, в одном из своих давних интервью, еще будучи ректором университета, вы привели его цитату. Там он признается, что чувствует: некоторые окружающие ему завидуют и хотят, чтобы у него ничего не получилось. У вас бывает такое чувство, что вам завидуют?

– Встречался с таким. Мне когда-то   давно профессор Давид Фельдман – был у нас в университете такой известнейший юрист-международник – сказал, что в уголовных делах самые страшные случаются на почве зависти. Это серьезная вещь, я даже одному психологу предлагал диссертацию по зависти защищать. Но надо помнить, что завистливый человек – он ведь тоже страдает. И, может, даже больше нашего.

– Как вы пришли в науку? Когда в 1968 году поступали в университет, уже знали, что будете ею заниматься?

– Я считаю, у каждого человека еще в школе склонность к чему-то уже выражена. Если я в школе в олимпиадах по математике, физике, химии участвовал – этот интерес для меня и стал определяющим.

– Кто-то из родителей занимался наукой?

– Никто. У мамы два класса образования, отец на стройке всю жизнь работал. Я учился в Ульяновске, в школе, где постигали азы наук Ленин, Керенский, Курчатов. А там были дети руководителей, партийных секретарей… Их родители приходили к моей матери: «Как вы его воспитываете?» Она говорит: «Да не знаю, учится и учится». Я один среди них золотую медаль получил. Откуда это? Не знаю. Никто мне в учебе не помогал. А в университете с первого дня интересно было наукой заниматься.

– То, что вы учились в той же школе, что Ленин и Керенский, как-то   повлияло на то, что пошли в политику, были депутатом Госсовета, и сейчас, насколько я знаю, идете на выборы?

– Нет, я не политик. Вот Ваня Грачев – мы с ним в одной комнате в общежитии жили, в одной группе учились, он всегда в этом плане выделялся, мог философствовать, теоретизировать. Но мне интересно с людьми работать, с избирателями. Ко мне на прием приходят, я многим помогаю. И в университете, когда ректором был, многим сотрудникам помогал.

– Вообще, то, что вы были проректором, ректором, сейчас стали президентом академии, – это какое-то стечение обстоятельств или была какая-то потребность стать руководителем?

– Нет, никогда особо не хотелось руководить. И с Академией наук как-то   для меня все неожиданно вышло, и в университете то же самое было, когда в первый раз выдвигался на выборы ректора.

– Административная работа отнимает, наверное, большую часть времени?

– Да, конечно.

– А на науку что остается?

– Стараюсь поддерживать себя как ученого. Несколько лет назад стал заниматься нанооптикой. Это новое направление, новая сфера.

– У вас есть какой-то рецепт, как восстанавливаться после напряженной работы?

– Специальных рецептов нет. Пить не пью, не курил никогда. Вот баню люблю с детства, раз в неделю обязательно должен сходить. А в основном, наверное, помогает общение с близкими, друзьями. Поговоришь с другом, расскажешь все – вроде помогает. Человек ведь социальное существо, мы должны с людьми говорить, общаться.