Завершившиеся в Елабуге VI Международные Цветаевские чтения еще раз показали, сколь огромен интерес во всем мире к творчеству великого русского поэта

Нынешние Цветаевские чтения собрали «маринистов» из Великобритании, Франции, Швеции, Японии, Италии, Сербии, Финляндии, а также переводчиков поэта на армянский,  башкирский, татарский и другие языки. Все как один они признавались: трудно поддающаяся переводу рифма и сложная стилистика поэзии Цветаевой приводят к долгим поискам идентичных смыслов и слов, но зато какая награда, если найдешь, передашь и поделишься со своими соотечественниками найденным кладом! Не потому ли становится все больше зарубежных почитателей творчества Марины Цветаевой?

Среди прибывших в Елабугу впервые прежде всего стоит отметить профессора Сорбонны Веронику Лосскую. Француженка русского происхождения, она давно уже занимается исследованием творчества не только Марины Цветаевой, но и Анны Ахматовой (одну из своих книг – «Песни женщин» – Лосская посвятила сравнительному анализу их поэзии). Вероника Константиновна презентовала в Елабуге свою новую книгу с переводами стихов Цветаевой на французский язык.  На чтениях она поделилась также воспоминаниями о встречах и совместной работе с дочерью поэта – Ариадной Эфрон. Не без юмора поведала Лосская о тех временах, когда определенное мужество требовалось уже для того, чтобы приехать из Парижа в СССР и не попасть в поле зрения вездесущих органов госбезопасности. Архивы, с которыми знакомила ее Ариадна Сергеевна, можно было коротко законспектировать, но ни в коем случае не оставлять в гостинице. «Все носить с собой тоже было небезопасно, – отметила гостья. – Но главное, конечно, не это, а встреча с дочерью Марины Цветаевой, разговоры с ней».

Не менее интересно было послушать петербургского автора многих книг о Цветаевой Ирму Кудрову и давнего друга Елабуги, извест­ного московского историка и библиографа Льва Мнухина. 

Среди участников нынешних Цветаевских чтений была и самый известный в Японии исследователь творчества и переводчик Марины Цветаевой, доцент Токийского университета иностранных языков, русист Идзуми Маэда (на снимке), беседу с которой предлагаем вниманию читателей.

– Уважаемая Идзуми, вы приезжали в Елабугу ровно 10 лет назад, и я знаю, что все эти годы вы неустанно совершенствовали свои знания русского языка. Расскажите, как все начиналось? Где вы изучали русский и почему решили перевести на японский язык Марину Цветаеву?

– Русский язык я начала учить в 18 лет, поступив в Токийский университет иностранных языков.  На втором курсе прочитала знаменитый «Реквием» Анны Ахматовой. Ее стихи и биография произвели на меня сильное впечатление. И постепенно я погрузилась в мир русской поэзии. Особенно меня заинтересовал Cеребряный век. Само это название было очень притягательным, потому что в истории японской поэзии (по крайней мере, после XIX века) такого блистательного периода не было.

Я стала читать стихи не только Ахматовой, но и других поэтов Серебряного века, в том числе и Цветаевой. Однажды мне попалась книга известной «маринистки» Виктории Швейцер «Быт и бытие Марины Цветаевой», в самом начале которой я прочитала следующие строки: «Бог меня одну поставил / Посреди большого света. / – Ты не женщина, а птица, / Посему летай и пой!» Эти слова буквально пронзили меня, как молния. Я невольно представила себя летящей в небе вслед за той загадочной женщиной, которая написала такие потрясающие строки. А надо сказать, что девушкой я была тихой, застенчивой, но тут во мне проснулся настоящий азарт исследователя. 

После поступления в аспирантуру я поехала в США на симпозиум, посвященный 100-летию со дня рождения Марины Цветаевой (это была моя первая поездка за границу), где познакомилась с такими известными цветаеведами, как Ирма Кудрова и Анна Саакянц. Там же с докладом о Цветаевой выступил Иосиф Бродский. До сих пор помню его голос: это была не столько речь, сколько музыка!

Потом, в 1995-97 годах, я училась в аспирантуре МГУ. В Москве посещала семинар, который вела Ольга Григорьевна Ревзина, тоже известный исследователь творчества Цветаевой. Благодаря ей у меня появилась возможность выступить с докладом в Доме-музее поэта в Борисоглебском переулке.

Вернувшись в Японию, я защитила диссертацию и получила докторскую степень. А в 2005-м издала первую на японском языке биографию Марины Цветаевой.

Оглядываясь назад, вижу, что я действительно пролетела все эти годы, следуя исключительно за Цветаевой. Не будь ее, я не увидела бы ни Елабугу, ни Прагу, ни Тарусу, ни Болшево и моя жизнь была бы очень скучной.

– Есть ли в японской литературе поэт, чье творчество можно назвать род­ственным цветаевскому?

– Прежде всего мне вспоминается Ёсано Акико (1878-1942). Ее любовная лирика своеобразной интимностью и открытостью эмоций напоминает цветаевские стихи 1910-х годов, а знаменитое антивоенное стихотворение «Не отдавай, любимый, жизнь свою» можно сравнить с «Лебединым станом». Из современных поэтов я бы назвала Каваками Миэко. Она скорее прозаик, чем поэт, но ее язык (ритм, новаторство синтаксиса, взрывчатость речи) в некоторой степени схож с цветаевским. Кстати, родители дали мне имя в честь древнеяпонской поэтессы Идзуми Сикибу. Своей страстностью и эмоциональностью ее поэзия тоже созвучна с цветаевской.

– Как воспринимают русскую поэзию студенты, которым вы читаете свои переводы?  

– К сожалению, многим студентам нелегко понять русскую поэзию из-за языковых трудностей. Но я все-таки стараюсь, чтобы они читали не переводы, а оригиналы. Обычно предлагаю им довольно простые стихи с подробными примечаниями. Некоторые стихи Цветаевой им сразу понравились. Например, «Я белая страница твоему перу», «Если душа родилась крылатой»… Кроме того, читаю им лекции о русской поэзии, в результате чего один студент сейчас пишет дипломную работу о Лермонтове, другой – о футуризме, третий увлекается Есениным.

– А кого еще из русских поэтов вы перевели на японский язык?

– В прошлом году перевела Арсения Тарковского. Дело в том, что его сын, кинорежиссер Андрей Тарков­ский, пользуется у нас большой популярностью, в связи с этим интересуются и Арсением. После выхода моей книги переводов я поехала в Москву, чтобы встретиться с дочерью поэта Мариной Тарков­ской. Это была незабываемая встреча!

– Фильмы Андрея Тарков­ского даже в России не для массового зрителя. Объясните его «большую популярность» у вас.

– Конечно, его фильмы понимают не все. Но там есть что-то общее с японским духом. Какие-то моменты навеяны дзен-буддизмом, а общая атмосфера (тишина, природа, философские диалоги) очень близка нашему мироощущению. По-моему, японцы не столько «понимают» его фильмы, сколько «чувствуют». Самый известный у нас, пожалуй, «Солярис». Вы знаете, что съемки этого фильма проходили в Токио? А о «Сталкере» часто вспоминают после землетрясения и аварии на АЭС «Фукусима-1».  

– А мы любим японские фильмы, и это нас тоже объединяет. Но вернемся к теме перевода…

– Для себя и своих лекций я переводила многих – Ахматову, Мандельштама, Пастернака, Маяковского, Есенина, Бродского… Но, к сожалению, у нас очень редко издаются стихи, особенно зарубежных авторов. Так что эти переводы пока остаются неопубликованными.

– А у вас проводятся «Цветаевские костры»?

– Пока нет, но, надеюсь, когда-нибудь и у нас они будут. Для этого мне нужно воспитать как можно больше «маринистов»!