В октябре исполняется 35 лет со дня гибели нашего земляка, самобытного художника Константина Васильева
«В России рождается больше талантов, чем где-либо, и больше погибает».
Иван Шевелев.
Двадцать девятого октября 1976 года мало кому известный художник Константин Васильев с другом поехал в Зеленодольск на закрытие выставки молодых художников, назначенное на 18 часов. Больше в свой дом в поселке Васильево он не вернулся. Той же ночью в морг 15-й казанской горбольницы были доставлены тела двух молодых людей, обнаруженных на железнодорожных путях станции Лагерная.
Этот трагический факт до сей поры окутывает тайна. Как оказались на злополучном полустанке Васильев и Аркадий Попов? Почему в течение двух суток о гибели Константина не извещали семью – ведь документы были при нем? При каких все-таки обстоятельствах погиб известнейший ныне художник? Многие до сих пор считают, что это было «заказное» убийство.
Но коль это было преступление, то должно существовать и уголовное дело? Позвонив в пресс-центр МВД РТ, услышал на свой вопрос безапелляционный ответ: «Васильева зарезали в электричке и выбросили из вагона». «У вас есть тому подтверждения?» «Конечно! Присылайте официальный запрос». Запрос (и не один) был послан, но никакой ясности в эту давнюю темную историю ответы, увы, не внесли.
«Сообщаю, что сведениями о том, было ли возбуждено уголовное дело по факту гибели художника Константина Васильева, МВД Республики Татарстан не располагает. Данное преступление было совершено на территории, обслуживаемой линейным отделом внутренних дел на железнодорожном транспорте. Преступления такой категории ставятся на учет в Волго-Вятском управлении внутренних дел на железнодорожном транспорте с дислокацией в Нижнем Новгороде.
Начальник информцентра МВД РТ полковник милиции Р.Р.Фахрутдинов».
«Сообщаю, что в 1976 году прокуратурой Кировского района Казани уголовное дело по факту гибели Константина Васильева не возбуждалось. Материалы по фактам смерти граждан за указанный срок уничтожены в связи с истечением срока хранения.
Прокурор Кировского района, старший советник юстиции О.А.Дроздов».
Ничего не мог вспомнить о том происшествии и бывший транспортный прокурор республики Юрий Гудкович. Непосредственных очевидцев момента гибели художника не нашлось. Несколько дней спустя после трагедии диспетчер и путевые рабочие рассказывали, что двое молодых людей были сбиты локомотивом скорого поезда Омск – Москва. Оба якобы были пьяны. Чудовищным ударом их отшвырнуло на десятки метров по разные стороны пути. В кармане пальто одного из них нашли бутылку портвейна. Делали ли в морге пробы на алкоголь, неизвестно: протоколы судебно-медицинского вскрытия давно уничтожены.
Что забыли двое друзей на станции Лагерная за две остановки до Казани? Специально сошли с электрички, чтобы купить бутылку в магазине для железнодорожников, который работал до ночи (в те годы спиртное после 8 часов вечера не продавали)? Но в городе бутылку гораздо большей крепости мог продать им любой таксист. Не зря, наверное, на поминках шли упорные разговоры, что с ними в тот вечер был кто-то третий…
Даже если непосредственная причина смерти Васильева – нелепейшее транспортное происшествие, трагический исход художника был пред-
определен. Вспомним, как расчетливо и методично тогда расправлялась власть с самобытными, не укладывающимися в общепринятые рамки талантами. Работы Васильева искусственно не допускались до зрителя, самого его не принимали ни в Худфонд, ни в творческий союз, не поддерживали госзаказами. Все предшествующие годы его методично «убивали» безденежье, обструкция и нищета: чтобы хоть как-то прокормиться, он вынужден был малевать плакаты и лозунги на местном стеклозаводе.
Естественно, у него были завистники. В той самой зеленодольской выставке участвовали несколько десятков художников, а в книге отзывов записи исключительно о картинах Васильева – и какие восторженные! Впрочем, ему не только завидовали, его еще и… подозревали! В начале 1976 года он вместе с друзьями был вызван на Черное озеро. Один из них, Геннадий Пронин, вспоминает: «Почему нас пригласили в КГБ? Кто-то из соседей настучал, что мы слушаем фашистские марши. Костя был поклонником монументального, возвышенного стиля в искусстве. Возьмите его портреты маршала Жукова, картины по мотивам Вагнера, древних саг… Стиль этот ярко выражался и в старых немецких маршах, написанных задолго до нацистов. Еще нас обвиняли, что мы читаем «Протоколы сионских мудрецов», Ницше, Шопенгауэра, смотрим фашистскую хронику. Ну, что мы читаем, соседи, конечно, знать не могли. А кинохроника была советской из фильма Ромма «Обыкновенный фашизм», который мы действительно смотрели не раз.
Да и какой из Васильева антисоветчик? Его отец, партийный работник, в войну партизанил. По-моему, никто из художников так ярко не выразил на холсте силу национального русского духа, не подавленного даже эпохой так называемого застоя. Он вообще выламывался из жанровых форматов: не портретист, не пейзажист, не бытописатель. Подобно Врубелю, он – живописец Духа! В общем гэбисты пытались «шить» нам «организацию», хотя мы были просто компанией единомышленников, которых связывала любовь к настоящему искусству, литературе, философии, музыке».
Вскоре после этого художника не стало, что дало повод связывать его смерть с происками всесильной тогда организации. Говорят, что отец Аркадия Попова, служивший в системе госбезопасности, причем в немалом чине, пытался по горячим следам провести собственное расследование обстоятельств гибели сына, но даже ему не удалось этого сделать.
Звездный час художника наступил уже после его смерти. В сентябре 1977 года в казанском Молодежном центре открылась персональная выставка, какой он ни разу не удостаивался при жизни. Два месяца к развешанным в фойе картинам было паломничество! Вскоре вышел фильм Леонида Кристи «Васильев из Васильева», около полугода демонстрировавшийся в московском кинотеатре «Россия», – небывалый случай в отечественной кинодокументалистике! Все это время картины совершали триумфальное шествие по выставочным залам страны и зарубежья.
После того как на безвременно ушедшего из жизни земляка обрушился шумный успех, Музей изобразительного искусства РТ решил приобрести его работы. Оценить картины сына предложили матери, но Клавдия Парменовна всецело доверилась оценочной комиссии. А та вынесла вердикт, ставший смертным приговором для творений Васильева: «Художественной ценности не представляют». Правда, комиссия рекомендовала принять их на хранение. Картины снесли в запасник музея, на дверях повесили замок. И пылились бы они там, возможно, и по сей день, если б не полковник Юрий Михайлович Гусев – ветеран Великой Отечественной войны, танкист, фронтовой газетчик. Потрясенный увиденными на одном из московских вернисажей полотнами, он дал себе слово офицера возвести автора в ранг лучших представителей русской живописи. В парадной форме, при всех своих боевых регалиях, он вместе с сестрой Константина Валентиной явился в Татарский обком КПСС. После этого визита картины вернули семье художника.
Но все это было уже после гибели художника-самородка. А помогал ли ему кто-нибудь при жизни? Геннадий Пронин под новый, 1975 год, подогнал к его дому крытый «МАЗ-500», погрузил картины в кузов, затолкал Костю в кабину, и они двинулись в Москву – сотрудница общества охраны памятников Светлана Мельникова обещала устроить им встречу с Ильей Глазуновым. Они приехали на Арбатскую площадь, где тогда жила семья Глазуновых, стали распаковывать принесенные с мороза картины. Илья Сергеевич без особого интереса посмотрел на одну, другую… Интерес в его глазах загорелся только тогда, когда сдернули оберточную бумагу с «Северного орла». «Мэтр как-то сразу ожил, – вспоминает Пронин. – Ну-ка, ну-ка, давайте еще. Еще!» Стал рассматривать холсты внимательно и подолгу. Молча. Потом снял телефонную трубку: «Сейчас позову министра культуры». Через полчаса в квартире появился замминистра культуры (фамилию запамятовал), которому Глазунов продемонстрировал Костины картины. «Вот талантливый русский художник. Живет в Казани. Там его зажимают. Давайте поддержим!» И обращаясь к Косте: «Я тут должен уехать на пару недель в Финляндию. Подожди меня в Москве, и мы все устроим».
Но к Глазунову Костя больше не попал. В ожидании его возвращения мыкался по столице, прожил все деньги, пробавлялся случайными заработками. В общем, помыкавшись несколько месяцев, рассовав картины случайным знакомым (отмечу, что от полнейшего расхищения их сохранил тогда писатель Владимир Дудинцев), ни с чем вернулся домой. «Вот, матушка, все, чего ваш сын добился в Москве», – виновато произнес по возвращению Костя, протягивая Клавдии Парменовне авоську с апельсинами.
В тот роковой день, когда он в последний раз покидал отчий дом, в его комнате благоухал красками только что законченный и пока еще безымянный огромный холст. Показывая его друзьям, он попросил их не только высказать свое мнение, но и предложить свои варианты названия. Их взору предстал бородатый старец, держащий над головой плеть, на кнутовище которой восседает нахохлившийся желтоглазый филин – символ мудрости. У подножия пламя пожирает древний свиток с надписью по-старославянски «Константин Великоросс» (псевдоним художника), а поднимающийся над огнем дымок свивается в затейливый дубовый побег.
Перебрав множество вариантов, друзья остановились на названии «Человек с филином». Как бы назвал свою картину сам автор, остается только гадать. Ведь, по сути, это был не только его последний автопортрет, но и некое провидение, попытка заглянуть не только в прошлую, но и в грядущую судьбу России. А как расшифровать сказанные им накануне гибели слова: «Теперь я знаю, как писать»? Какие еще познания могли обогатить его и без того предначертанный Богом талант?
P.S. Много лет спустя в Казани на улице Гвардейской открылась картинная галерея Константина Васильева. При ином к ней отношении она могла бы превратиться в один из самых популярных художественных брендов. Однако отдаленность от проторенных туристских маршрутов помешала ей стать Меккой для многочисленных поклонников Васильева. А в дальнейшем из-за долгов по аренде галерея и вовсе оказалась на грани выселения и банкротства. И лишь недавно справедливость наконец восторжествовала: экспозиция (к сожалению, далеко не полная) обрела старинное здание в центре города. Остается надеяться, что с годами она пополнится работами, раздаренными в свое время автором друзьям и почитателям с расточительностью, присущей лишь носителям подлинного щедрого таланта.
