Рубин Абдуллин о сегодняшнем дне консерватории и ее первом ректоре
После смерти Назиба Жиганова в июне 1988 года ректором Казанской государственной консерватории стал один из его учеников – Рубин Абдуллин (на снимке). Сегодня он возглавляет также комиссию по увековечению памяти первого ректора КГК. Мы беседуем с народным артистом РФ и РТ, лауреатом Государственных премий Рубином Абдуллиным в кабинете ректора со знаменитым белым роялем, за которым когда-то работал Назиб Гаязович.
– Рубин Кабирович, со дня смерти Жиганова прошло 23 года. Что за это время удалось сделать для увековечения его памяти?
– Удалось назвать консерваторию именем Назиба Гаязовича. Я считаю, что это самое большое достижение. Удалось установить мемориальную доску на здании консерватории, а также создать музей Жиганова. Думаем также о создании мемориального кабинета первого ректора. И хочу подчеркнуть, что участие Министерства культуры Татарстана во всех этих начинаниях было основополагающим.
– На пятом телеканале долгое время шла передача «Суд времени», участники которой возвращались к историческим событиям и личностям, до сих пор вызывающим противоречивые оценки. Может, стоит так же беспристрастно поговорить и о Жиганове? Для того чтобы прекратить скандальные дискуссии, которые не делают чести их участникам, но, тем не менее, продолжаются уже много лет.
– Известно, что отношение к Назибу Гаязовичу было и остается неоднозначным. Может, и в самом деле стоит вернуться к тем событиям, которые проходили с его участием. Но такое обсуждение требует взвешенного подхода и достоверного материала.
Говорить о том, что мы всё знаем о Жиганове, нельзя. Даже при жизни он всегда был для нас загадкой. И очень много вопросов оставил, уйдя из этой жизни. На какие-то выпады Назиб Гаязович просто не отвечал, например, на подлости, высказанные в прессе. На что-то он не имел возможности ответить, потому что прежняя, партийная система взаимоотношений такого не позволяла.
Полная и достоверная информация поможет нашему пониманию не только Назиба Гаязовича, но и того времени, в которое он жил и творил. Что привело сироту из города Уральска в музыку, в театр, почему он обратился именно к симфоническим жанрам? Когда читаешь его письма, понятно, что причины были нематериального порядка. Тогда что двигало им? Жиганов был уверен в необходимости создания консерватории, оперного театра, Союза композиторов… Он приносил себя в жертву ради общественных целей. Столько, сколько Назиб Гаязович сделал, невозможно сделать одному человеку. Сидя в этом кабинете, я прошел какую-то часть его пути и понимаю, что еще многого не знаю.
Сейчас, к сожалению, искусство не занимает такого места в жизни людей, как раньше. Это защитная оболочка человечества, которую все время приходится наращивать. Если хотите, глобальная система безопасности человечества. Она ориентирует людей на добро, на нравственные идеалы. А то, что сегодня выдается за искусство, ориентирует нашу молодежь в основном на агрессию, жестокость, зло.
– А что не удалось сделать для увековечения памяти Назиба Жиганова?
– Не удалось переиздать материалы о его жизни и творчестве, издать многие его сочинения. Его музыка звучит не так часто, как хотелось бы.
– Лучшая память о Назибе Гаязовиче – это, конечно, успешная консерватория. Назовите, пожалуйста, этапные события, которые произошли уже после его ухода и которыми вы как ректор гордитесь.
– В то время, когда я учился, победы на международных конкурсах в основном были у Московской консерватории либо у Ленинградской, а региональные вузы, за редким исключением, в таких конкурсах не участвовали. В последние годы наша консерватория начала открывать себя за рубежом, участвуя в самых престижных конкурсах. Еще один предмет для гордости – мы вылезли из длительного ремонта…
– От Президента Татарстана Рустама Минниханова вы получили сертификат на три миллиона рублей. На какие цели пошли эти деньги?
– Денег мы получили больше. Как из федерального бюджета, так и республиканского. После капитального ремонта мы получили практически новое старое здание. Приобрели дополнительно два этажа. На одном из них, цокольном, там раньше была котельная, разместили фонды нашей библиотеки и фонотеку. Удалось договориться с Рос-охранкультурой и создать проект, позволяющий достроить еще один, мансард-ный этаж, где теперь располагаются дополнительные помещения для занятий. Мы старались сохранить архитектурный облик здания, но приспособили его к условиям работы консерватории. Особо заботились об акустике. Там, где требовалась особая звукоизоляция стен, – сделали. Кроме того, теперь каждый класс имеет все необходимые коммуникации – телевизор, Интернет… Или, казалось бы, такая простая вещь – лифт. В нашем главном корпусе этажей немного, и вроде бы вполне могли без лифта обойтись. Если бы не тяжелые рояли, которые время от времени приходится перемещать с этажа на этаж. Я помню, как Назиб Гаязович страдал каждый раз, когда это приходилось делать. После третьего такого перемещения от рояля ничего не остается. Теперь этой проблемы нет. Другой век, другие технические возможности… Условия труда сейчас максимально приближены к тому духовному уровню, на котором работают и живут наши студенты и их педагоги.
Кроме того, мы оборудовали студию звукозаписи, и это позволило открыть новую специальность «звукорежиссер». Нынче сделали первый набор. Еще хотим ввести такие специальности, как артист музыкального театра, режиссер музыкального театра…
– Назиб Гаязович много внимания уделял тому, где будут работать выпускники консерватории. Так, по его инициативе в Казани был создан симфонический оркестр. Многие годы Жиганов возглавлял Союз композиторов республики. А можно ли говорить о жигановской композиторской школе?
– Насколько мне известно, среди композиторов у него был только один ученик – Энвер Бакиров. Но Назиб Гаязович вел курс инструментовки, который проходили все композиторы, а потому имел отношение к каждому выпускнику композиторского класса. Думаю, он не случайно выбрал именно инструментовку. Потому что это ключевой предмет для композитора, для понимания оркестра.
– Известно, что Назиб Гаязович не хотел, чтобы его дочь стала музыкантом. И прежде чем Светлана Назибовна поступила в консерваторию, она окончила исторический факультет Казанского университета. К тому же она увлекалась джазом, а Жиганов, говорят, джаз не очень жаловал. Правда, это не помешало ему принять в консерваторию музыкантов оркестра Олега Лундстрема, когда они приехали в Казань из Шанхая.
– Светлана Назибовна не сразу увлеклась джазом. Интерес к нему возник у нее как раз с появлением этого оркестра в Казани.
– А в чем она была похожа на отца?
– Прежде всего характером. У Назиба Гаязовича был знаменитый «жигановский разворот». Идет ректор мимо тебя по коридору и вдруг разворачивается на 180 градусов и в лоб спрашивает, почему ты что-то там не сделал…
У Светланы Назибовны были такие же крутые развороты. Мне было очень трудно с ней после ухода Назиба Гаязовича. Она считала, что я все делаю не так. Но два разных человека и не могут делать все одинаково. Как ей это объяснить? Был такой курьезный случай. После смерти Назиба Гаязовича в этом кабинете повесили его портрет. Однажды дверь распахивается, входит Светлана в слезах и, показывая на портрет, спрашивает: «Вы только сейчас его повесили? Мне сказали, что вы портрет сняли…»
Спустя какое-то время я почувствовал не просто ее расположение, а желание помогать. И с тех пор наши отношения уже ничто не омрачало. К сожалению, жизнь Светланы Назибовны оборвалась несправедливо рано, в самом расцвете лет.
– Следующий вопрос, наверное, будет самым трудным. Хотелось бы знать ваше мнение о некоторых мифах, которыми окружено имя Назиба Гаязовича, чаще всего плохих мифах. До сих пор Жиганова «сталкивают лбами» с Салихом Сайдашевым, Фаридом Яруллиным…
– Однажды в этом кабинете собрались апологеты творчества Сайдашева, и я спросил у них, а почему, собственно, сочинения Жиганова и Сайдашева не могут существовать вместе, как звезды в небе? Салих Сайдашев – автор очень многих песен, и среди них есть сочинения несравненной красоты. Все это часть народной музыкальной культуры. Рядом с этим существовало творчество Жиганова, который работал совсем в других жанрах. Феномен искусства в том и состоит, что не надо никого ни с кем сравнивать, потому что каждый художник уникален.
– Говорят, что Жиганов обижал коллег, бывал очень резок.
– Меня Жиганов тоже обижал. И не раз. Но за многие эти обиды я ему благодарен.
Я думаю, что настоящим виновником многих столкновений и обид была система, в которой мы тогда жили, система «наушничества», преследования и гонений людей только за то, что они чем-то отличались от других. Сколько судеб было сломано, сколько людей оказались в лагерях ни за что, просто так!
– Как-то я спросила одного из преподавателей консерватории, что его больше всего не устраивало в деятельности Жиганова-ректора? И с удивлением узнала, что больше всего не нравились партийные собрания и другие меро-приятия с идеологическим уклоном. Но ведь Назиб Гаязович был обязан все это делать! Ритуалы в то время соблюдались неукоснительно. И в то же время, работая над книгой о Жиганове и изучая многочисленные воспоминания, не нашла ни одного сколь-нибудь серьезного доказательства того, что Жиганов был догматиком, правоверным коммунистом, так сказать.
– Возможно, тот негатив, который принимал на себя Жиганов, на самом деле вызывался совсем другими людьми, не им самим. Во-первых, на его плечах была огромная ответственность – консерватория, Союз композиторов, депутатская деятельность… Во-вторых, учтите, в какой среде жил и работал Жиганов. Это творческая среда, которая состоит из очень ранимых людей, с болезненным самолюбием. Кто-то новые идеи принимает, кто-то отрицает… На этой почве постоянно возникают споры, сталкиваются амбиции, что не может не сказываться на человеческих взаимоотношениях.
Очевидно, что у Жиганова существовала и боязнь предательства. А хуже предательства ничего нет, особенно когда предают близкие люди. Назиб Гаязович не мог этого не бояться. Отчасти это тоже объясняет его излишнюю суровость в общении с коллегами.
– Светлана Назибовна вспоминала, что после того, как отец узнал, кто писал на него доносы, это никак не осложнило жизнь тому человеку в консерватории.
– Вспомним Библию… Что Бог сказал? «Здравствуй, добрый человек».
– Спасибо истории – за то, что она все-таки многому нас учит.
Любовь АГЕЕВА