У него была одна страсть — поэзия

Опубликовано: 07.12.2010 0:00

9 декабря исполняется 110 лет со дня рождения крупнейшего татарского поэта ХХ века Хасана Туфана

Своей жизнью и творчеством Туфан доказал, насколько прекрасным и величественным может быть человек. Для меня поэт всегда был идеалом, образцом для подражания. Это была психологически здоровая и духовно полноценная личность. Ключ его характера — полное бескорыстие. У него была одна цель и всеохватывающая страсть — поэзия. Это и помогло ему выжить в бесчеловечных условиях лагерей и ссылки. Он писал ночи напролет, почти не отрываясь — и был счастлив этим.

…Есть в пламени костра что-то языческое, древнее, притягательное. Сухие палки и щепки тихо потрескивают, рассыпают искры. Язычки пламени, бегающие по ним, притягивают взгляд трепетно-нервной подвижностью, синевато-красноватыми язычками. Неверный отсвет костра играет на лицах. Как-то успокаивает, умиротворяет, на-водит на философские раздумья.

Склонный к философии Туфан размышляет вслух о том, что все живое боится огня. И только человек, тысячелетиями приручавший пламя, отдыхает душой возле огня. И еще собака — друг человека — может часами глядеть на пламя костра, не отворачиваясь и не мигая.

Вот так же когда-то поэт, не мигая, смотрел на бушующее пламя мартеновских печей в одном из исправительно-трудовых лагерей соседней Мордовии.

После непродолжительного молчания Хасан Туфан, разоткровенничавшись, рассказывает о своих лагерных годах (что он делал крайне редко, только в исключительных случаях). По его словам, он просился в ночную смену, а работали они тогда на мартеновских печах. Надзирателей нет, охранники снаружи, так что зэки предоставлены самим себе. Загрузят печи — и на несколько часов на боковую. А он при свете бушующего пламени мартеновских печей писал свои стихи. Писал на папиросной бумаге, остро отточенным карандашом. Брал у товарищей несколько очков и сквозь эту сильную лупу записывал стихи меленькими буковками, так что на листочке в несколько сантиметров у него помещалось до четырехсот строк. После этого скручивал несколько листочков в плотную трубочку, проделывал отверстие в сухаре и прятал там стихи. Дырку заделывал хлебным мякишем и подсушивал у той же мартеновской печи. Так и вынес свои стихи. Не все, конечно, но многие…

Даже при самых строгих обысках сухари не трогали. Это было святое. Как и его поэзия.

При жизни мы его видели, общались с ним, но не осознавали истинного значения его творчества. Когда готовился первый после реабилитации сборник его стихов (это было, кажется, в 1958 году), писатель Афзал Шамов выступил против, заявив, что это тюремная лирика, не отвечающая духу советского человека. Стихи Туфана показались ему недостаточно бодрыми и жизнеутверждающими.

Я тогда учился в аспирантуре и уже был покорен и восхищен его стихами. Написал восторженную рецензию на этот сборник. Однако нигде не смог ее напечатать. Работники редакций рецензию хвалили, со мной соглашались. Но многозначительно указывали пальцем вверх:

— Вы же понимаете…

Страх от недавних репрессий был еще так силен, что хвалить стихи «буржуазного националиста» и «врага народа» ни у кого не хватало духу.

Сотрудник радио Марс Шабаев ухватился было за мое выступление, даже записал на пленку: «Попробую протолкнуть».

Но и он ничего не мог поделать: цензура не дремала. Я положил рецензию в ящик стола и занялся другими делами.

Прошло года полтора. И вдруг узнаю, что меня разыскивают по всей Казани: срочно нужна моя рецензия на Туфана.

Оказывается, группа татарских писателей, возмущенная заговором молчания вокруг Туфана, ходила к первому секретарю Татарского обкома КПСС Фикряту Табееву. Как, мол, так? Подходит шестидесятилетний юбилей Туфана, а ни одна редакция не решается напечатать о нем материал. Табеев возмутился и распорядился: завтра же напечатать статью о Туфане! Для татарской газеты автор нашелся быстро — наскоро накатал небольшой отзыв. А на русском никто не брался. Вот тогда и вспомнили про мою рецензию.

Это я потом узнал. А тогда сидел в университетской читалке, готовился к экзамену по кандидатскому минимуму. У нас тогда и телефона не было. Жили мы на частной квартире по улице Сельской на окраине Ленинского района. Послали Геннадия Паушкина. К счастью, жена была дома. Рассказывает, что он прибежал взмыленный:

— Срочно нужна рецензия на Туфана для «Советской Татарии». Сам Табеев распорядился, чтобы завтра же вышла!

Жена нашла, отдала ему. Вернувшись домой и узнав от жены эту историю, я тут же побежал в редакцию. Прихожу, смотрю — рецензию мою уже набрали. Занимает целый газетный подвал. Смотрится здорово! Читаю, и аж дыхание перехватывает от гордости.

Но тут начались непонятные вещи. Главный редактор спрашивает у заведующей отделом культуры: а сколько места уделено Туфану в татарской газете? Та узнала, отвечает: столько-то, немного, в общем. Редактор отдает распоряжение: оставьте ровно столько же, и ни строчкой больше. И мою рецензию начинают кромсать. Оставили от нее не то что рожки да ножки, а может, один рожок. Я, конечно, возмутился. Говорю: тогда лучше не печатайте совсем. Доложили редактору. Тот вызвал меня в свой кабинет и полчаса уламывал. Пообещал со временем напечатать обширную статью о Туфане. А пока, мол, надо соглашаться и на это. Политика! В общем, уломал.

Что поделаешь, такие тогда были нравы, такое время. Мне было стыдно за столь скудный и неаргументированный отзыв о Туфане. Но, по крайней мере, это был, кажется, первый отзыв о поэте после его реабилитации, опубликованный на русском языке.

Хасан-ага, не избалованный вниманием прессы, был тронут. Тогда мы еще не были знакомы. Но он разыскал меня, сердечно поблагодарил и даже расцеловал по-отечески. Более того, пригласил на свой юбилейный банкет в ресторан «Казань» — в то время лучшее заведение такого рода в городе. И не одного, а вместе с женой.

Это был на редкость теплый и памятный вечер. Народу было не очень много. В основном, самые близкие друзья и коллеги Туфана по перу. На банкете пели Ильгам Шакиров и Альфия Афзалова — оба такие молодые, талантливые… Никаких казенных речей и дежурных комплиментов! Все говорили от души, сердечно. Банкет этот стал для нас с женой одним из незабываемых впечатлений нашей юности.

Редактор, кстати, сдержал свое слово. Когда прошли юбилейные торжества, напечатал мою более полную статью. А всего в различных изданиях на татарском и русском языках я опубликовал более двадцати статей и рецензий о — не побоюсь этого слова — великом татарском поэте. И горжусь тем, что способствовал творческой реабилитации и пропаганде его поэзии.

Распечатать

Также вас может заинтересовать

29.09.2022 Такие проекты открывают новые миры Посетители инклюзивной выставки «Искусство быть: запредельно близко», которая в эти дни проходит в Свияжске, стали участниками мастер-классов. 4670

28.09.2022 В Казани чествовали народного поэта Татарстана Разиля Валеева В Казани в театре имени Галиаскара Камала состоялся праздничный вечер, посвященный 75-летию со дня рождения Разиля Валеева, депутата Госсовета РТ пяти созывов, лауреата Государственной премии РТ имени Габдуллы Тукая, Народного поэта Татарстана. 3420

26.09.2022 Билеты распроданы до ноября Полюбившимися зрителям спектаклями порадует театр им.М.Джалиля В минувший уик-энд Татарский академический театр оперы и балета им. М.Джалиля открыл новый сезон спектаклем «И воссияет вечный свет» на музыку «Реквиема» Моцарта в постановке и с участием народного артиста СССР Владимира Васильева. 8100

26.09.2022 От «оттепели» до андеграунда В выставочном зале «Манеж» 29 сентября откроется выставка «От оттепели до перестройки. Искусство СССР 1960–1980 годов». 8300

26.09.2022 Третьяковка положила глаз на Присутственные места Республика Татарстан и Третьяковская галерея продлят ещё на пять лет соглашение о сотрудничестве, начало которому было положено в 2017 году. 7220