Недавно в столице Европы Брюсселе состоялся Второй всемирный поэтический фестиваль “Эмигрантская лира”, в ходе которого прошел открытый финал одноименного поэтического конкурса. Первое место в номинации “Неоставленная страна” присуждено казанскому поэту Алексею Остудину.
На открытый финал в Брюссель приехали прошедшие сито предварительного отбора “русские” поэты из Германии, Нидерландов, Бельгии, Финляндии, США, Израиля. Россия была представлена Москвой, Краснодаром, Юргой и Казанью.
Выгодно оттеняет награду казанца Остудина еще одна деталь. Как сообщается на сайте фестиваля, на следующий после финального турнира день москвич Геннадий Банников выразил свое несогласие с мнением жюри и вернул свой диплом за второе место. Однако жюри свое решение не изменило.
“Есть люди, любящие себя в литературе, – комментирует ситуацию Алексей. – Им непременно надо занять позицию, получить широкое признание, накопив, как валюту, титулы и престижные премии. Но важнее все-таки, чтобы все написанное не разочаровало тебя самого хотя бы через месяц. Это знают и понимают все поэты и прозаики: литературный материал должен отлежаться. Вот когда дым рассеется над полем битвы, можно реально узреть, что осталось в активе. Победил ты или проиграл в слова-солдатики”.
…Набравшись ума-разума в физико-математической школе, Алексей Остудин весело провел время на филологическом факультете КГУ. А до этого “нечаянно” проучился полтора года в Литературном институте, поступив туда в олимпийском 1980 году. В 1993-м окончил в Москве Высшие литературные курсы. В настоящее время содержит рекламную газету, к литературной тематике отношения не имеющую. “Все, что пахнет бумагой, – это мое, и занятие этим делом мне совершенно по душе, потому что весь процесс издания приятен и понятен от начала и до конца, а бизнес – скорее альтер эго, чем смысл существования. Конечно, создание стихотворных текстов – основное занятие с поры глубокой юности, мой способ бытия”.
“Практически каждый ребенок пробует себя в рифмушках наподобие: “В нашем доме наш котенок всю посуду перебил” – и это нормально, но что-то похожее на стихи появляется параллельно пробуждению чувств, времени первой влюбленности. И когда ты понимаешь, что стихи к тому же помогают добиться взаимности от девушки, тут уж не можешь отказать себе в этом”, – с улыбкой говорит поэт, вспоминая то время, когда люди посещали литературные объединения, чтобы попасть в определенную среду общения. В последние же годы реализация этой потребности чаще происходит через сеть Интернет, где любой графоман может разместить тексты сомнительного качества и у него обязательно найдется команда восторженных поклонников. Но Алексей относится к этому явлению философски, считая, что природа и социум развиваются циклично. “Социум, как вода, имеет способность к самоочищению. Человек привык мерить все длиной собственного носа… Мы крохи в этом мире, а все верещим про аномальные зимы, озоновые дыры. Оказывается, за всю историю нашей планеты углекислота накапливалась до критической массы много раз. Поэтому на подобные процессы я очень спокойно смотрю. И чем меньше мы говорим о негативе в обществе, тем легче нам будет избежать этих зол”.
К участию в конкурсе “Эмигрантская лира” Остудина пригласил основатель фестиваля Александр Мельник, будучи наслышанным о нем от собратьев по перу (лично они познакомились спустя месяц после заочной переписки, встретившись случайно на поэтическом фестивале в Грузии). По признанию Алексея Остудина, участие в поэтических фестивалях дает ему то же, что молодым поэтам учеба в литинституте, – ту самую ментальную среду, когда люди говорят на одном языке. “Творческие люди всегда страдают от того, что их не понимают. Они-то сами все понимают, даже зорче, острее воспринимают все. А вот их не всегда… Вероятно, поэтому фестивали и существуют. Хотя, конечно, во главе их люди-подвижники, многие собственные деньги вкладывают. Во Владивостоке, например, есть бизнесмен, у него вольфрамовое производство, и он не жалеет денег на издание шикарного журнала “Рубеж”, всеобъемлющего по своей культурной значимости. В Иркутске есть Андрей Сизых, организатор фестиваля, который сумел добиться помощи от фонда Прохорова, но и своих средств немало вложил…”
Вероятно, от ценности подобного общения возникает крепкая “междугородная” дружба поэтов, кочующих по многочисленным фестивалям, и для эмигрантов она дорога вдвойне. Как пишет по следам “Эмигрантской лиры” житель Германии Виталий Шнайдер, “утверждать, что эмигрантской поэзии не существует, может лишь тот, кто фактически не эмигрировал, а если и уехал, то живет в так называемом русском гетто, смотрит русское ТВ, работает в “русской” фирме либо (и чаще всего) получает пособие по безработице и для общения с чиновниками привлекает сотрудников социальной службы либо сносно говорящих на языке страны проживания друзей или родственников”.
Как и ежегодный лондонский турнир “Пушкин в Британии”, переваливший семилетний рубеж, двухгодовалая “Эмигрантская лира” привлекает внимание поэтов разных стран (в этом году в конкурсе участвовал 71 поэт из 18 стран). Некоторые участники годами общались на поэтических сайтах, и теперь им повезло встретиться лично. Брюссельский фестиваль стал местом встречи и для Остудина. Для себя он сделал некоторые открытия и в размеренном, продуманном до мелочей, а потому несколько провинциальном по духу Брюсселе. “Оказывается, там есть не только Писающий мальчик, но и Писающая девочка. А потом мы просто гуляли и нашли еще Писающую собачку. А если серьезно, город уникален сочетанием нового и старого. На площади Гран Плятц я был потрясен кружевной вязью на здании в честь знаменитых брюссельских кружев. Такой тонкой работы я не видел никогда. Здание стоит уже три столетия, за ним следят, и оно не сыплется. А только вышел из старого квартала, уже таким “дефансом” пахнуло: высокие дома, эстакады, два вокзала под землей – и все это между собой сообщается. Оказалось, что эти дома сначала были чуть ли не панельные, их строили в 60-70-е годы. А потом придали им суперсовременный облик. И не просто “дышащей” плиткой облепили, как нашу гостиницу “Татарстан”, а по дорогостоящему проекту, с подсветкой… Фантастика! Особенно ночью очень красиво. Город мне понравился. В Брюсселе каждое явление имеет свою нишу”.
– Человек, который вырос в центре Казани, бродил по улицам, примыкающим к саду “Эрмитаж” на Щапова, вряд ли свыкнется с новым ее обликом?
– Да. Жалко Суконку, там у меня была масса замечательных друзей. Помню, пивнушка была на Айдинова, открывалась она в 5 или в 6 утра. Там тоже особенная субкультура была. Туда приходишь, мелкий дождичек идет утренний, светает. И стоят два-три мужика. И общаются. У каждого своя проблема. Мне очень нравилось смотреть, как капли дождя окунаются в пивную пену. Пена в дырочках от дождя… Сейчас такого нет. Сейчас засилие якобы хорошего пива… Кстати, в Брюсселе такое пиво, как в ту пору у нас было. Конечно, старая Казань – это часть моей биографии. Я подводил людей к этим зданиям, рассказывал о них, понимая, что этого скоро не будет…
– Не возникало желания эмигрировать в Бельгию?
– Когда я учился в начале девяностых в Москве, у нас были стажеры из Франции и Бельгии. В частности, некая Анна Лиз. Я ее называл “Анализ”. Она такая была слегка заторможенная. А у нас в ту пору то и дело были какие-то митинги. Я спрашивал, зачем она к нам приехала? Она говорила, что у нас интересно, а у них скучно, все так налажено, что жить тяжело… Чтобы спокойно старость провести, наверное, имело бы смысл уехать куда-то, чтобы тебя никто не дергал. А пока ты еще молод, в расцвете сил, не хочется там жить.
– То есть лира эмиграции вас не увлекла?
– Мир раскатан в одной плоскости, можно переместиться в любую точку земного шара за считаные часы. Поэтому понятие эмиграции сейчас теряет смысл. Вот и фестиваль, может быть, стоило назвать “Русская лира зарубежья”. Но в любом случае он стал еще одной точкой встречи, поводом для разговора, а это для нас очень важно.
Айсылу ХАФИЗОВА.
