На днях в Татарском академическом театре оперы и балета им. М.Джалиля состоялся бенефис Эдуарда Трескина – народного артиста Татарстана, художественного руководителя Пражского музыкального театра антрепризы, члена Союза русско-язычных писателей Чешской Республики. Словом, человек он интересный во всех отношениях. К тому же с недавних пор Трескин занимает должность режиссера оперы в театре им. М.Джалиля, на сцене которого он впервые выступил в… тринадцать лет.
– Эдуард, не против, если поговорим на “ты”? Ведь мы в одно время учились в Казан-ском университете, правда, на разных факультетах. Скажи, образование, которое ты получил на физфаке, пригодилось в музыкальной карьере?
– Безусловно, очень помогло в плане гармоничного развития. Узкий специалист, как говаривал Козьма Прутков, подобен флюсу. Когда я учился в школе, то увлекался художественной самодеятельностью. Как ее активный участник, в 13 лет спел на сцене Татарского оперного песню “Родина слышит” на музыку Д.Шостаковича. В старших классах учился в 131-й казанской школе, физико-математической, потом поступил на физфак КГУ. В университете в те годы, да ты сама прекрасно знаешь, художественная самодеятельность была на взлете. Студклуб стал для нас вторым домом. А университет – это вообще “наше все”.
– Ты ведь параллельно учился еще и в Казанской консерватории. Кто ставил тебе голос?
– Я занимался в классе Валентины Андреевны Лазько, у которой учились и Зиля Сунгатуллина, и Венера Ганеева, и Лариса Башкирова, и многие другие вокалисты. Годы спустя, когда оказался за рубежом, совершенствовался в Великобритании, у легендарного баритона сэра Г.Эванса, и в Праге, у не менее легендарного тенора Г.Бардини. Но я забежал вперед… После окончания Казанской консерватории два года работал в Татарской филармонии. А затем мне невероятно повезло. Нияз Курамшевич Даутов, которого тогда назначили главным режиссером театра оперы и балета, пригласил меня в его труппу.
Даутов сыграл огромную роль в моей жизни. Мне при рождении даже имя дали в честь одного из его киногероев. Моя мама 37 раз смотрела киноверсию оперетты “Сильва”, где Нияз Курамшевич пел Эдвина, и пел божественно! Десять лет я работал под его руководством. Судьба распорядилась так, что мне встречались в жизни многие выдающиеся люди. Но такого человека, как мой учитель, я не встречал ни-ко-гда! Это был гениальный артист, изумительный режиссер, чьи постановки шли по всему Союзу. Он обладал еще и даром педагога, а это не каждому дано. Я многое у него перенял. И когда в 30 лет меня пригласили преподавать в Казан-скую консерваторию, уроки Нияза Даутова очень помогли.
– В качестве режиссера-постановщика ты в каком году впервые выступил?
– В 2005-м. На это меня подвигнул ректор Казанской консерватории Рубин Абдуллин. Я поставил в оперной студии консерватории редко идущую оперу М.Равеля “Дитя и волшебство”. Опыт оказался удачным. Потом взялся за “Фауста” Ш.Гуно. Это была громадная работа. Спектакль тоже шел в Большом концертном зале.
– В концертном исполнении?
– Нет, нет! Костюмный спектакль, где были задействованы и сценическое пространство, и пространство зала. Затем, в 2006-м, ставил в консерватории “Похищение из Сераля” Моцарта. Дирижировал Лео Кремер, органист и дирижер из Франк-фурта. В мае того же года я поставил и сам вел на сцене оперного театра большой гала-концерт памяти Н.Даутова.
– Мы перескочили тот период, когда на казанской сцене ты выступал как певец. Помню тебя, например, в партии Томского в “Пиковой даме”. Что еще довелось исполнять?
– Томский был в середине
80-х. До этого я уже девять лет работал в театре. Первой моей большой ролью был Фигаро из “Севильского цирюльника”. С тех пор я спел эту партию около 400 раз. За шестнадцать лет работы в нашем театре я исполнил практически все баритональные партии.
– А потом как-то внезапно уехал…
– В советскую пору все зарубежные поездки артистов лимитировал всемогущий Госконцерт. За границу отправляли лишь москвичей и иногда – ленинградцев. Все! Но началась перестройка, и мне стали поступать приглашения от коллег выступить то в Англии, то в Нидерландах, то в Германии. Я стал ездить как частное лицо, подписывая краткосрочные контракты. В 1992-м, когда я гостил в Праге, один мой чешский друг предложил пойти на прослушивание и в Государственную, и в Национальную оперу. Я спел арию Ренато из оперы Верди “Бал-маскарад” и был принят и туда, и туда. Выбрал Государственную оперу. В Чехии живу уже 18 лет. Но основным местом моей работы будет отныне Татарский театр оперы и балета.
– На его сцене недавно с успехом прошел твой бенефис. Идея исходила от руководства театра как своеобразная презентация нового режиссера-постановщика?
– Не так. Предложение о долгосрочной работе последовало в процессе подготовки бенефиса, а не наоборот. Сегодня наш театр – это театр мирового уровня, здесь поют первоклассные певцы. Таким он стал буквально на наших глазах. Много постановок зарубежных режиссеров, и они расписаны на годы вперед. В Казани я буду пока наездами. Потому что мои выступления тоже расписаны. Есть приглашения в Бонн, в Париж… В Чехии тоже имеются определенные обязательства. У меня там свой музыкальный театр антрепризы и студия, где я занимаюсь с молодыми вокалистами. Вот с ними, к сожалению, скорее всего, придется расстаться, поскольку уже не смогу заниматься регулярно, возможны лишь мастер-классы. Там есть очень талантливые ребята, которые уже “подсели” на вокал. А вокал такая штука, которая абсолютно преображает жизнь, меняет человека.
– Надеюсь, что ты не оставишь сцену и как певец? На твоем бенефисе в зале яблоку негде было упасть! Жизнь удалась, мечты сбылись?
– Не все, но многие. Я ведь мечтал, что стану ученым, а пение – это так, для души… Но благодаря именно вокалу я побывал в 93 странах, даже в Антарктиде. Мечтал стать писателем. Без литературы жить как-то скучновато…У нас вся семья литературная. Наши книги издаются как в Чехии, так и в России. Вот режиссером я быть не мечтал. Но однажды, давным-давно, провел вечер в казанском Доме актера, и Нияз Курамшевич Даутов, он был еще жив, мне сказал: “Вам надо заняться режиссурой, у вас получится”. И теперь я счастлив вернуться в родной театр в новом амплуа.
