На сцене Казанского театра юного зрителя состоялась премьера спектакля “Танец маленьких лебедей”, поставленного Владимиром Чигишевым по театральной повести Рустама Ибрагимбекова “Прикосновение”. Спектакль, приуроченный к 65-летию Победы, оказался на редкость удачным, не для галочки. Он длится около часа, и задействованы в нем всего четыре актера – Павел и Алсу Густовы, Владимир Никитин и Александр Яндаев. В короткой зарисовке жизни нескольких людей в конце войны режиссер не просто “прикасается” к одному из многочисленных военных эпизодов, но исследует основную тему прозы Ибрагимбекова – сопряжение Востока и Запада.

В сумраке полуразрушенной церкви раненый солдат Андрей и казахская девушка Адалат дожидаются транспорта, который отвезет по назначению ящики с музейными картинами. Андрей радуется как ребенок возможности созерцать живописные полотна и пытается приобщить к своей радости молчаливую Адалат. Путь героев к взаимопониманию не прост. Когда оттаявшая Адалат дает разрешение на поцелуй, внезапно появляются немцы и поджигают ящики. Андрей бросается спасать шедевры и погибает.

В новый спектакль исполнители главных ролей – Павел и Алсу Густовы были отобраны по типажу. Эта яркая пара не только на сцене, но и в жизни будоражит воображение соединением двух разных полюсов – славянского и тюркского. Типаж Павла – “простой русский парень”, Алсу – “восточная красавица”. До того все их сценические пересечения (например, в “Семье Романа”) были малозначительными. Идеальным партнером Густовой режиссеры видели Ирека Галлямова с внешностью романтического героя (и были по-своему правы – карамельная аура дуэта Галлямов-Густова немало способствовала успеху спектаклей “Любовью не шутят” и “Король-Олень”). И вот наконец супругам Густовым удалось стать на сцене единым творческим целым. В основе их лирического дуэта лежит исконно евразийская фабула – русский соблазн Востоком. (Использование этой фабулы в свое время сделало культовым фильм “Белое солнце пустыни”.)

Внешние данные артистов без зазора влились в содержание образов. На протяжении часа Павел Густов развертывает многомерность простого-непростого советского парня – выбалтывает Адалат свою биографию, желая произвести впечатление, но успеха не достигает: образование семь классов, профессия – альфрейщик, нечто среднее между художником и маляром (вручную, без трафарета, рисовал орнаменты на оштукатуренных стенах). Родом из Саратова, но переехал с родителями в Баку, где впитал в себя дух интернационализма, так что в мусульманстве ему внятно все: религиозные праздники, трепетное отношение к женщине (ведь все они чьи-то сестры, дочери и жены). Пусть у него на руке наколка – свидетельство увлечения блатной дворовой романтикой, зато Андрей ценит и понимает искусство. Его возраст – 27 лет – пустяки, он еще успеет после войны выучиться на художника.

Суетливым многословием Андрей напоминает Петруху, пристающего к восточной девушке: “Гюльчатай, открой личико”. А “Гюльчатай”, то есть Адалат, в исполнении Алсу Густовой “не открывает” – ведет себя замкнуто и молчаливо, время от времени взрываясь неприятием: “Ты мне не нравишься! Кто ты такой, чтобы любить картины – для этого нужно много учиться!” Густова строит роль по иному принципу – дает не связную совокупность черт характера, а вкрапления резких характерных деталей. Она символизирует Восток – созерцательное, недеятельное начало. Пытаясь проникнуть в скрытую суть случайного знакомого, Адалат поднимается по лестнице к колосникам, где висит изображение Богородицы с младенцем, и оттуда что-то напряженно рассматривает в бинокль, кажется, душу Андрея – то самое христианское жертвенное начало, которое скрыто под случайными “советскими” чертами. Кстати, в репетиционный период режиссер и актеры обсуждали, может ли Андрей носить крестик, и отказались от этой идеи, растворив сокровенное начало в сценическом пространстве как непроявленное.

Перелом в отношениях героев наступил, когда при первых признаках опасности Андрей вскинул винтовку и, не поддаваясь на уговоры Адалат не рисковать, твердо заявил: “Я солдат хороший!” В тот момент в нем проступил несгибаемый, способный во имя дела и подвига отринуть любой соблазн красноармеец Сухов.

В целом действие как таковое в спектакле “Танец маленьких лебедей” отсутствует. Воздух сцены наполнен биопозитивностью главного героя, вновь и вновь возвращающегося в своих воспоминаниях на круги своя: залитые солнцем улицы Баку, детство, мечта стать художником, любимый брат, неудачная попытка поступить в балетное училище (в этом месте звучит “Танец маленьких лебедей” Чайковского). Еле живой темп компенсируется лихорадочным ритмом, который создается детальным проживанием обыденных дел: Андрей вскрывает банку тушенки ножом, долго и смачно ест, вылизывает ложку, перебинтовывает ногу, расставляет и вновь складывает в ящик картины. Адалат, в свою очередь, приводит себя в порядок: расплетает косы, расчесывает волосы, вновь заплетает косички, грызет сухари. Этими незатейливыми средствами актерам удается сделать роли мягкими и подвижными, а цепь, по которой драгоценная душевная энергия течет от артистов в зал, – незаметной.

К сожалению, спектакль, требующий душевной открытости актеров, сильно зависим от настроя зрительного зала в данный конкретный вечер и потому уязвим, ведь на “Танец маленьких лебедей” добровольно-принудительно приводят школьников. Хочется надеяться, что работа актеров и режиссера в новом спектакле заслужит внимания более искушенных зрителей и будет оценена по достоинству.

Галина ЗАЙНУЛЛИНА.