Когда идешь на спектакли, поставленные по пьесам 50-70-х годов прошлого века, ностальгически предвкушаешь стилевую реабилитацию советского прошлого. Ждешь любовного воспроизведения сталинского лубка “в стиле Дейнеки”, в котором через такие детали, как Гимн СССР, баритон Левитана или мелодия “Утро красит нежным светом”, прикоснешься к тому, что истлело, но еще не ушло. Однако современные театральные деятели не ищут эстетической подпитки в “большом стиле” империи победившего социализма, а предпочитают действовать в русле, заложенном режиссерами-“шестидесятниками”: минимум картинности, этнографии, умильного любования “совком”.
Новый спектакль ТГАТ им.Г.Камала “Диляфруз-Remake” (режиссер-постановщик – Фарид Бикчантаев, художник-постановщик – Сергей Скоморохов) не исключение. Он представляет собой переделку театрального хита 70-80-х “Четыре жениха для Диляфруз” Туфана Миннуллина, и само название предупреждает зрителей: путешествие на театральной “машине времени” в “прекрасное далеко” исключается.
У пьесы “Четыре жениха для Диляфруз” счастливая судьба. Появившись в репертуаре театра в 1972 году в постановке Марселя Салимжанова, она не сходила с афиши Камаловского театра до начала девяностых. Сюжет комедии прост: деревенские парни Галим, Шакур, Исмагил и Джамиль влюблены в красавицу Диляфруз, работницу колхозной фермы. Каждый из юношей пытается завоевать сердце разборчивой девушки. Но она не спешит, внимательно приглядываясь к кандидатам в женихи. Один – “гнилой интеллигент”, презирающий физический труд, второй – разгильдяй с паразитическими устремлениями, третий – самовлюбленный ловелас, а четвертый – скромный трудяга, который даже не пытается завоевать сердце красавицы. Он-то и делает своей излишней скромностью выбор Диляфруз запутанным. В спектакле Салимжанова было много светлого юмора, лирики и музыки. В ролях Диляфруз и ее женихов блистали звезды камаловской сцены нескольких поколений.
Зрительский интерес к спектаклю с незатейливым сюжетом не ослабевал до тех пор, пока не наступила новая эпоха, не распалась страна, в которой жили герои пьесы. По предложению режиссера драматург Туфан Миннуллин согласился переделать пьесу в соответствии с реалиями сегодняшнего дня. В результате фотографии сельской красотки Диляфруз появляются не в “Азат хатын”, а на страницах Рlауbоу. Галим по-прежнему ищет ответы на жизненно важные вопросы в татарских пословицах, но не представляет своей жизни без журналов Cosmopolitan, “Настя”, а также посещает фитнес-клуб. Ветреный Исмагил меняет мотоцикл на скутер, сорвиголова Шакур носит рваные джинсы в стиле “гранж”, а телятница и новоявленная фотомодель Диляфруз морочит кавалерам голову под сенью старого вяза. Только добропорядочный пчеловод Джамиль остается верен дедовским обычаям, каждый год отправляясь на Сабантуй в телеге и полагая, что так интереснее, чем на машине.
Нельзя сказать, что сюжет от переделки радикально изменился, просто в диалогах появились современные реалии, а из характеров вытравились морализм с дидактизмом.
Благодаря музыке (композитор Хуснул Валиуллин, аранжировщик – Руслан Абубакиров), пластике (балетмейстер Салима Аминова) и эклектике костюмов зрелище содержало немало элементов ретростиля. Например, блестящий малиновый пиджак Исмагила и его манера маниакально проверять незыблемость зачеса навевали аналогии со стилягами пятидесятых, а знаменитое летящее белое платье, в котором тоненькая Гузель Минакова появляется в финале, сделало явным ироничное соотнесение колхозницы Диляфруз с американской дивой Мэрилин Монро. В итоге смешной и трогательный концертно-эстрадный микс был исполнен парменидовской мудрости: в глубинной сущности жизни ничего не меняется, все перемешалось и все осталось как было. Прошлое не ушло – оно растворилось в настоящем.
Новая сценическая версия дала возможность проявить себя талантливым молодым актерам Фанису Сафину, Эмилю Талипову, Ильтазару Мухамметгалиеву, Фанису Зиганше, Лейсан Рахимовой, Олегу Фазылзяну. Все они прекрасно поют, танцуют, а Алмаз Гараев и Ильдус Габдрахман еще и показывают чудеса акробатики. Очень уместна выработанная всеми артистами ироническая отстраненность от незатейливой надуманности происходящего, иначе режиссер вряд ли сумел бы придать этой гремучей смеси “чистоту внутреннего порядка”.
