Профессор Юрий Веденин красивому новоделу без раздумий предпочтет старину. Это живое, настоящее. А вот если эта старина не доведена до состояния трухи, а бережно сохраняется, тогда радости Веденина нет предела. Елабугу он включил в крайне ограниченное число наиболее хорошо сохранившихся малых исторических городов России.
Юрий Веденин – директор НИИ культурного и природного наследия России имени Д.С.Лихачева. Об итогах своего недавнего визита в Елабугу ученый рассказал на пресс-конференции вместе с генеральным директором Елабужского музея-заповедника Гульзадой Руденко, а затем дал интервью нашей газете.
Институт, которым он руководит, организован в 1992 году. Поле его деятельности весьма обширно – от разработки законов и составления атласа культурного и природного наследия до изучения живой традиционной культуры, реконструкции утраченных и забытых технологий доиндустриального периода. А основа всего этого – уверенность в фундаментальной роли наследия в устойчивом развитии страны.
– Мы привыкли считать основой промышленность, нефть и газ. Но, условно говоря, нефтяная “подпитка” может иссякнуть, и должны остаться более основательные ценности, – сказал Юрий Веденин. – Одна из наших проблем – недостаточное использование культурного фактора.
Между тем для исторических городов, где не развита промышленность, но есть памятники, архитектурное наследие, культура одна дает надежду на выживание и более того – на развитие. Но много ли сейчас таких городов, которые живут только за счет своего наследия?
– Это город Кириллов Вологодской области, в какой-то степени – Торжок Тверской области (он оказался на пути туристического потока и активно использует свой архитектурный потенциал). Еще можно отнести сюда пусть не города, но поселения – Пушкинские Горы и Михайловское, где вклад музея-заповедника в экономику района очень значительный. Пожалуй, все. То есть это, скорее, исключение из правила. Есть много городов, особенно на русском Севере, где фактор культуры, по моему мнению, недооценен. А вот если бы его эффективно использовать, развивать туризм, сувенирную промышленность…
В России около 530 исторических поселений. Городов, где наряду с формированием новых кварталов сохранилась историческая часть, и Елабуга в их числе, говорит профессор. А вообще, сейчас складывается не очень симпатичная ситуация, когда большинство малых и средних исторических городов пребывает как бы в двух состояниях. В одних достаточно активна экономическая жизнь, от которой страдает историческая часть: ведется мощная застройка, все хотят обосноваться в центре. А другие влачат жалкое существование – старый город стоит, но нет промышленности, мало перспектив, люди не уверены в завтрашнем дне.
– Они живут, но совершенно непонятно как. Живут и надеются! Спасают памятники, придумывают какие-то проекты… Оптимизм – вот, что потрясает в России.
– А примеры утери культурной составляющей вы могли бы привести?
– Некогда очень интересные малые исторические города, расположенные рядом с крупными центрами, утратили свое наследие. Возле Москвы это Подольск, Серпухов. Они превратились в обычные “спальные” поселения, и это очень грустно. Сейчас теряет свой потенциал Тобольск – уникальный сибирский город с фантастической архитектурой, где ценнейшие памятники гибнут из-за неблагоприятного гидрологического режима.
Наиболее удачные примеры использования исторического потенциала, как правило, связаны с существованием энергично работающих музеев-заповедников. На обширной территории, включенной в их состав, сохраняется культурный ландшафт. Деятельность этих учреждений становится важным фактором экономики. На такие территории обращают внимание федеральное и региональные правительства. По мнению Веденина, Елабужский музей-заповедник – один из лидеров в России. Очень важно, что его сотрудники находят интересные места, явления, моменты и стараются их показать другим, включив в культурную жизнь города. Елабуге в этом смысле созвучна Тотьма на Вологодчине – там тоже работают люди, которые находятся в постоянном поиске, создают новые музеи, привлекают туристов.
Биография России в XX веке – это в значительной степени процесс сокращения числа культурных центров. Слишком долго все было “завязано” на столицах. Но страна не может развиваться через один центр, их должно быть много, считает директор института.
– Елабуга, на мой взгляд, идеальный пример формирования такого центра, здесь все для этого есть. Приезд в такие города, – а их катастрофически мало по стране, – это счастье, появляется оптимизм. Эти города маленькие, но в них есть элемент “столичности”. Чтобы быть столицей, не обязательно иметь юридический статус. Это самодостаточность, это уверенность в том, что ты что-то значишь. Это внутри.
– Вашу теорию можно спроецировать и на человека: “столичность” – личность. Если человек ощущает себя некой “столицей”, пусть для самого себя, то он и на мир смотрит иначе.
– К сожалению, для жителей многих малых городов характерно ощущение некой ущербности. А “столичность” связана с тем, что люди чувствуют: их город особый. Я впервые с этим столкнулся в Великом Устюге – понял, что здесь люди себя ценят еще и потому, что живут в красивом, интересном городе, а не просто в каком-то поселении. При этом понятия “столичность” и “родина” очень часто взаимосвязаны. Для меня “столичность “- это и самоуважение, и уважение к месту: я себя уважаю, я личность и должен жить в том месте, которое значимо.
Понимаю, что все эти города теперь переживают довольно тяжелые времена. Но важно сохранить репутацию значимого места, должны быть знаки, которые определяют эту весомость. Например, в Елабуге – в не областном городе – есть университет, что чрезвычайно важно для самооценки. Здесь жили великие люди, что тоже очень значимо. Это нужно ощутить и преподнести другим…
Конечно, есть проблема молодежи. Она всегда хочет найти более интересное место, уехать в Казань, Москву, Париж. Это всегда было и будет. Все начинают что-то искать. Но я вас уверяю, отнюдь не все жители Москвы удовлетворены тем, что живут в Москве. Не все сто процентов парижан счастливы. И я за то, чтобы как можно большее число людей захотело себя соотнести с местом своего рождения. А для этого у человека в городе должна быть компания, друзья, с которыми он не хочет расставаться, которые близки по духу, должна быть интересная ему деятельность.
Сотрудников института особенно заинтересовал “Устав Старого города”, определяющий правила проживания в исторической части Елабуги и ответственность за их нарушения. По мнению ученых, это новаторский прием для России, хотя, казалось бы, решение лежит на поверхности.
– В своих выступлениях я нередко привожу в пример Вильнюс, где старый город объявлен объектом всемирного наследия, и им управляет специальное бюро, – продолжил Юрий Веденин. – И очень хорошо, что вы движетесь в том же направлении. Нужно исходить из того, что старый город – это некая единица в рамках поселения, которая должна иметь собственные юридические правила и нормы. Проблемы коммунального хозяйства, благоустройства и прочие должны решаться здесь несколько по-иному. И я буду постоянно популяризировать ваш опыт, потому что в истории России это первая попытка юридически выразить особость старого города в системе правовых норм.
Гульзада Руденко отметила, что сейчас елабужане бережно относятся к своему “кусочку” исторической территории, стараются содержать ее в чистоте, приводят в порядок фасады, не выплескивают помои на улицы, по которым ездят туристические автобусы. А ведь добиться этого было очень непросто, и ушел на это не один год! Принимая во внимание то, что взрослого человека трудно переделать, сотрудники музея-заповедника стали проводить музейные уроки, воспитывая в детях бережное отношение к наследию.
Еще несколько вопросов Юрию Веденину касались отношения людей к тому, что осталось им от предков.
– В какой степени можно эксплуатировать наше наследие? Вот свадьбы, юбилеи во дворцах-музеях проводят… Как сочетается бережное отношение с необходимостью зарабатывать?
– Вопрос в том, как это делают. Свадьбы – это неплохо, вопрос в том, как там ведут себя люди, как организовано действо. Это своего рода театр, спектакль. И можно все провести так, чтобы люди почувствовали гордость, что могут побыть в свой праздник в таком месте. А можно вести себя как разухабистые купчики, показать, что заплатили большие деньги и могут делать, что хотят. Дворцы и памятники не должны быть чем-то совершенно безжизненным, омертвелым. Пусть они будут живыми. Я считаю, что музеи, исторические интерьеры должны включаться в современную жизнь – все зависит от такта, от уважения людей к среде, к вещам.
– У нас, к сожалению, доступность объектов наследия не всегда приводит к хорошему.
– Да, согласен. У меня был приятель, который считал, что бездорожье – путь к сохранению наследия. Наверное, так. Но, с другой стороны, людей надо воспитывать и формировать постепенно. Путем только запретов и ограничений мы все равно не сможем ничего сохранить.
– Вот в европейских городах прямо-таки чувствуется дыхание времени: старинные дома, мостовые… Конечно, там основной материал – камень, который от старости выглядит только благороднее. У нас – дерево, штукатурка, которая вечно отваливается. А при обновлении неминуемо что-то теряется. Вам что больше по душе: красивый новодел или дряхлая старина?
– Честно могу сказать: я – за дряхлость, за подлинность. Понимаю, что далеко не всегда можно сохранить подлинность, особенно в связи с тем, что мы используем неустойчивые материалы. Но! Я много работал с норвежцами. У них основной материал – дерево. И они очень обостренно относятся к сохранению древностей. Это могут быть деревянные здания XIII-XIV веков, и тем не менее они в хорошей степени сохранности. А знаете почему?
Мой друг, норвежский архитектор, сказал: вы все время говорите о реставрации, возрождении, но ведь самое главное – это поддержание! Постоянный уход. Дощечка отвалилась – верни ее на место, гвоздь выпал – забей. У нас же проблема заключается в том, что мы обычно доводим дом “до ручки”, и тогда остается только создавать новодел. А что касается Елабуги, то в ее фрагменте, связанном с Цветаевой, для меня самое главное было – часть домов, которые примыкают к Дому памяти. Я не знаю, насколько они подлинные, но они воспринимаются как дома, которые были в то время, а музей – все равно некий новодел, от которого совершенно другое впечатление.
Надо сказать, что многие люди не видят подлинность как цельность. Мы падки, к сожалению, на восприятие фальшивки как вещи подлинной. Я часто привожу пример Царицына под Москвой. На месте старого дворца сделали фактически новый, сымитировав, что могло бы быть. Потратили колоссальные деньги, проложили дороги, изуродовали парк… На мой взгляд, это полная дискредитация идеи реставрации. И что самое грустное, все это нравится публике, потому что это “шикарно”. А подлинные памятники не бывают так красивы, как новоделы (с точки зрения публики, конечно). Я только что был в Петербурге, видел Янтарную комнату. Это подвиг, что ее восстановили. Но если бы вы видели фрагменты старых янтарных вещей мастеров XVIII века… Там не так четко подогнаны кусочки янтаря, там есть дырочки, некая небрежность, а здесь все точно, очень аккуратно, но… Это не подлинная вещь.
Веденин как эксперт дал некоторые советы по развитию музейного дела. Например, по его мнению, хорошо, если Музей уездной медицины – единственный в стране в своем роде – не будет ограничиваться рамками Елабуги, став музеем истории российской медицины. А Дом-музей Дуровой продолжит изучение темы участия женщин в Отечественной войне 1812 года.
Одним из результатов приезда Юрия Веденина станет ходатайство его института о присвоении Елабуге статуса “достопримечательного места”, оговоренного в законе “Об объектах культурного наследия народов Российской Федерации”. Этот статус может быть присвоен не только старому городу, но и примыкающей природной территории. “Елабуга без этих лугов, поймы, без мест, связанных с Шишкиным, – не полная Елабуга, и нам хочется попытаться это объединить, сделать целостную охраняемую территорию”, – отметил ученый. В таком случае город и природные ландшафты станут самостоятельным объектом наследия, и статус территории будет повышен, на ней юридически закрепляются определенная градостроительная дисциплина и режим использования земель.