памятные вещи. Музей – тот же семейный альбом, только в контексте истории страны, ее выдающихся представителей. И музей будет существовать, пока не исчезла привычка хранить и вспоминать
То, что музеи – это место, где экспонаты аккуратно разложены под стеклом, где нужно передвигаться бесшумно под пристальным взглядом музейных работников, – представление во многих случаях устаревшее. Перед музеями сегодня встает вопрос: как сориентироваться в современном пространстве и в то же время не забыть о своем предназначении?
Запад дает радикальный ответ: в последнее десятилетие ХХ века там сильно возросло число новых музеев. За огромные суммы известные архитекторы создают фантастические проекты. Например, в центре Берлина перестраиваются и возводятся пять новых музеев стоимостью около 2 млрд. евро.
В России отношение к музеям более спокойное. В Казани – тем более. Между тем и здесь термин “инновация”, который означает новшество, повышающее эффективность действующей системы, – одно из любимых в словаре музейных работников. Это понятие призвано выразить стремление музея к переоценке ценностей исходя из предпочтений посетителя, потому что старые формы взаимодействия с ним эффекта не дают. Так, недавно в беседе со мной директор Музея изобразительных искусств РТ Розалия Нургалеева сообщила, что, возможно, Выставочный зал ГМИИ будет служить площадкой для авангардного искусства, для всевозможных инсталляций и перформансов.
На пути трансформации
Конечно, на пути трансформации музей разрывают противоречивые чувства. В частности, работники мемориальных музеев столкнулись с проблемой: как актуализировать для нынешнего человека творчество известной личности и в то же время не сделать это в угоду публике, любящей “жареные факты”? Низводить биографию великого человека до бытового факта, как говорят казанские музейщики, они не хотят. Вспоминаются в этой связи, по крайней мере, два случая, когда музей разрешил это противоречие. Первый – это успешно существующий уже более тридцати пяти лет в Москве музей Владимира Маяковского. Второй – недавно открывшийся там же музей Гоголя.
С проблемой номер один литературных музеев – “идею на гвоздик не повесишь” – здесь справились уникально. Не по классическим канонам. Принцип экспозиций – духовный путь писателя. Использован так называемый образно-сюжетный метод, позволяющий сделать посетителя соавтором и соучастником разворачивающегося музейного действа. Сложное пространство дома, воссоздающее модель времени и мира, с помощью цвета, света, громоздкости или, наоборот, легкости вещей, ведет посетителя по тому пути, по какому шел писатель, по представлениям авторов идеи.
Казанские музеи, не могущие по каким-либо причинам трансформировать свою постояннную экспозицию, выручает любовь современного человека ко всякого рода ролевым играм. Музеи воссоздают типичную для какой-либо эпохи среду. Хорошим подспорьем этот прием служит для небольших мемориальных музеев: появляется возможность в бытовой жизни семьи известного человека проследить типичные для эпохи черты. Например, дом-музей Ленина на этом основании проводит театральные экскурсии, по ходу которых рассказывается о том, как существовала небогатая семья в Казани того времени. Скоро здесь появится зал, глядя из окон которого, можно будет видеть Казань конца XIX века.
А работники музея Е.Боратынского, ютящегося сейчас во флигеле, мечтают воссоздать для тех же целей усадьбу Боратынских. Развлечения прошлого: игры, летние театры, музыкальные вечера в сквере или садике при музее – тоже один из вариантов существования, который, кстати, взял себе на вооружение и музей ИЗО. Национальный музей РТ каждую первую субботу месяца привлекает посетителей оживающими то там, то тут историческими персонажами.
Применяется и так называемый интерактив, который дает возможность посетителю поучаствовать в создании какого-либо исторического предмета: пострелять из лука или метнуть диск, например, что позволяется в Национальном музее. Нарушается главное табу музеев прошлого – “руками не трогать”. Конечно, экспонатов из фонда это не касается, но подвижность в освоении пространства музея сегодня только приветствуется. С этим связано и развитие “службы гостеприимства” в музеях, которая призвана встретить посетителя и предоставить ему компетентную информацию при первом его желании.
Вообще, ориентация на зрелищность, использование новых технологий – одно из важных современных направлений в развитии музеев, которое часто возводится в ранг самых выигрышных. Об иллюзиях на этот счет хорошо сказал Геннадий Вдовин, директор музея-усадьбы “Останкино” в Москве: “Мы все поголовно мечтали о компьютеризации музеев. Казалось, что вот еще компьютер, и еще компьютер – и будет небо в алмазах. Потом это трансформировалось в идею глобальной сети: вот еще один музей подключить к Интернету – и будет небо в алмазах. Потом пришло время иллюзий социальной ответственности: вот еще инвалиды, вот еще наркоманы – и, наконец, будет небо в алмазах и т.д. (В казанских музеях такая форма работы существует и сегодня: в музее ИЗО – с детьми из необеспеченных семей, в музее Горького – с глухонемыми людьми; то есть музей берет на себя функцию реабилитационного центра. – Н.Ф.) Нынешняя иллюзия – туризм как все-спасение и сетевые проекты как панацея… Этих иллюзий мы переживали множество и много еще переживем, пока музейное сообщество не убедится, что никто не даст нам избавленья: ни Бог, ни царь и ни герой”.
Дом развлечений или место для созерцания?
Первые музеи как “храмы муз” появились в античной Греции, где считались местом созерцания, познания окружающего мира, раздумий и философских размышлений. Здесь собирались и состязались в своем мастерстве философы, поэты, музыканты и артисты, здесь хранились произведения искусства и культовые предметы.
Сегодня музеи тоже вынуждены быть открытыми. Еще и по экономическим причинам. Помимо работы над постоянной экспозицией, традиционной экскурсионной программой, сегодня каждый, даже самый консервативный, музей предоставляет свои площадки под выставки художников, концерты, литературно-музыкальные вечера, клубы, кружки. В казанском доме-музее Ленина этой осенью открылась школа гончарного искусства. В музее Горького существует клуб любителей искусства, литературное объединение. Почти в каждом казанском музее проводятся мастер-классы для маленьких и взрослых. Не обошли музеи стороной и конкурсы. В этом смысле музей ИЗО пошел дальше всех: в сотрудничестве с французским фондом “Дом наук о человеке” проводит конкурс фотографий и рисунков, на которых было бы изображено то, каким автор хочет видеть мир вокруг себя.
Наверное, квинтэссенцией такой открытой жизни служит “Ночь музеев”, которая бывает весной. Тогда все музеи открыты для творчества горожан.
Конечно, музейные работники пытаются каким-то образом связать исполнение музеем не совсем присущих ему функций с его основной деятельностью. Но это получается несколько натянуто. Особенно в случае, когда в музее проводятся детские дни рождения, свадьбы и другие подобные мероприятия (ГМИИ РТ, Национальный музей).
“Конечно, мы не должны дублировать функцию ДК, но в то же время нам нужно как-то привлекать посетителей”, – считает Марианна Гаврилова, заведующая литературно-мемориальным музеем А.М.Горького.
Действительно, часто открытость музеев бывает ходом, просчитанным его менеджерами. Сегодня в среде людей, озабоченных будущим музея, бытует мнение, что пути искусства и музеев давно разошлись. Особенно это касается больших музеев с мощной базой – такими в Казани являются, например, Национальный музей и ГМИИ РТ.
В журнале Московского музея современного искусства “Диалог искусств” Виктория Хан-Магомедова, рассуждая на эту тему, пишет: “Музей сегодня осознает свою финансовую, экономическую и символическую власть. Рождение реди-мейд позволило галереям и музеям получить монополию на оценку произведений искусства в обществе”. Реди-мейд – это, можно сказать, психологический прием, с помощью которого любой, даже самый обыкновенный предмет, помещенный в стены музея или галереи, становится в наших глазах экспонатом и воспринимается как произведение искусства. Важно – просто поместить этот предмет в стены музея. Когда-то так поступили с обыкновенным колесом от велосипеда…
Таким образом, музей воспринимается нами как проводник искусства. Нам кажется, что именно в музее мы найдем самую важную информацию о современном искусстве. Думая так, стоит помнить, что отбор выставленных в музее материалов концептуален. В этой связи музеи часто упрекают в элитарности. Харальд Сцееман, известный швейцарский живописец, заявил, что современному искусству музеи вообще не нужны. Выходом из сложившейся ситуации могут служить альтернативные музеи или музеи без коллекций, в которых постоянно сменяются выставки.
В то же время, например, московский искусствовед Ольга Синицына считает, что “российские посетители музеев не привыкли воспринимать современное искусство, а музеи еще не научились работать так, чтобы они хотели его воспринимать. Для нашего посетителя язык этого искусства – иностранный”.
“А это – настоящее?”
Кто же сегодня посетители музея? В городе в плане проведения свободного времени у музея много конкурентов. Когда музей борется за посетителя, он конкурирует не с другим музеем и не с консерваторией, а с торговым центром, с катком, с футбольным полем. В казанские музеи, по словам их сотрудников, ходят, в основном, дети и старики, иногда – студенты. Детям интересно узнать о том, что было, а люди пожилого возраста ценят прошлое, ценят общение и внимание. Люди социально-активного возраста в музеи ходят редко – если только в составе туристических групп (кстати, группы – одна из самых популярных форм посещения музея; разве что Национальный музей может похвастаться тем, что в силу его широкой специфики в него приходят и поодиночке, и семьями). Существует представление, поделилась со мной Елена Скворцова, старший научный сотрудник музея Е.А.Боратынского, что в своем родном городе ходить по музеям нет смысла, а вот в чужом городе каждый человек, считающий себя интеллигентным, обязательно зайдет в музей: “Ведь то, что город сохранил, что хотел сохранить – лучше всего говорит о городе, о людях, которые в нем живут”.
Сетуя на плохую посещаемость музеев, можно попенять на Интернет – здесь существует много виртуальных музейных экспозиций. Неужели нам теперь достаточно воспринимать предметы культуры, искусства виртуально? Елена Скворцова считает, что это не так: “Ребенок часто спрашивает: “А это настоящее?” Увидеть вещь в музее – то же самое, что пообщаться с человеком непосредственно, а не по телефону. Важно и то, что в музее вещи даются в контексте, “раскрывая” друг друга, они создают атмосферу эпохи. Даже у того, кто говорит, что музей не нужен, существует попытка музейно осмыслить мир. Мы в детстве собирали фантики, значки, открытки. Сейчас – у каждого из нас есть альбомы с фотографиями, памятные вещи. Музей – тот же семейный альбом, только в контексте истории страны, ее выдающихся представителей. И музей будет существовать, пока не исчезла привычка хранить и вспоминать”.
В процессе глобализации все более важной становится проблема сохранения региональных музеев, а точнее – той информации о традициях и ценностях каждого народа, которая в них хранится. На всероссийской конференции “Перекресток культур – музейная память”, прошедшей в ноябре этого года в Национальном музее РТ, искусствовед из Санкт-Петербурга Антонина Никонова привела пример культурной дезориентации, которой как раз должен противостоять, по ее мнению, музей: в Казани она хотела в качестве сувенира купить тюбетейку, но ее предупредили, что они привезены из Китая, а в Москве она видела вологодские кружева, которые были связаны китайскими женщинами.
Проблема музея в наши дни многогранна и сложна. Тысячи факторов влияют на нее. Вопросов и к посетителям, и к музейным работникам возникает масса. Почему туристы находят какое-то очарование в нашей истории, в нашем городе, в наших музеях, наконец, а мы – за редким исключением – нет? Выясняется, что мы часто знаем больше о других странах и городах, чем о тех, в которых живем. Так каким же мы хотим видеть музей? Вопрос остается открытым.
