Успех артиста зависит от многих факторов. Безусловно, важны талант, природные способности. Затем – преданность своему делу, желание и умение работать над собой. Но немалую роль играет еще и везение – счастье оказаться среди людей, у которых многому можно научиться. В эти дни отмечает свой юбилей замечательная оперная певица Зиля Сунгатуллина. Ее формула успеха – это прекрасный голос, любовь к выбранной профессии и выдающиеся учителя.
– Зиля Даяновна, чем был обусловлен ваш выбор профессии?
– В нашей семье всегда звучала музыка, и без этого я бы, наверное, будучи деревенской девчонкой, не смогла влюбиться в классическую музыку. Поэтому мечта петь в опере – это заслуга моих родителей. Они же были и моими первыми учителями. Мой отец был музыкально образованным человеком, кроме того, имел юридическое и филологическое образование, мама была школьной учительницей. Так что у нас бывали и домашние концерты, и учительские спектакли. И пою я с тех пор, как себя помню. Поэтому выбор профессии произошел естественным образом, никто мне ничего не внушал. Более того, я никогда ни с кем не делилась своими мечтаниями и планами. Отец умер рано, а маму я просто ставила в известность, что вот, мол, поступила в музыкальное училище. Она же в слезах радовалась за меня.
– А почему вы выбрали именно Казань, ведь в Уфе тоже есть консерватория?..
– Мои бабушки и прабабушки – казанские татары, дед – из знаменитого татарского рода Еникеевых. Он учился в Казани в учительской семинарии, приехав сюда из Пензенской области. Дед был в числе первых просветителей башкирского народа – преподавал русский язык и литературу, и я очень горжусь им. По его примеру я решила ехать учиться в Казань. Кроме того, бабушки и дед много рассказывали мне об этом городе, и он представлялся мне просто какой-то сказкой. Я видела на открытках Московский Кремль, и никак не могла представить, какой еще может быть кремль. Мне казалось, что Казанский Кремль непременно розового цвета. Когда я сюда приехала, мне было 18 лет. И, надо сказать, я не разочаровалась. Казань – это уже моя родина. Здесь я получила образование, здесь проходил этап моего становления. И я очень благодарна этой земле.
– В консерватории вашим педагогом была Валентина Лазько, какова ее роль в вашем профессиональном становлении?
– Валентина Андреевна Лазько – это выдающийся педагог. Мы с ней до сих пор советуемся по некоторым вопросам. Я и другие ее ученики, которые проживают в Казани, навещаем Валентину Андреевну каждые две недели. Она в отличной форме, и, что удивительно, ее голос звучит прекрасно. Правильная вокальная школа позволяет надолго сохранить свежесть тембра и молодость голоса. Благодаря Валентине Андреевне я тоже обрела эту школу – своими корнями она уходит глубоко в древность, к итальянцу Верарди.
– Расскажите, пожалуйста, о людях, которых вы считаете своими учителями, и не только в профессии, но и в жизни.
– В первую очередь это Назиб Гаязович Жиганов. Он взял меня в консерваторию еще с неоформившимся голосом. У него был дар предвидения, он никогда не ошибался.
Второе мое везение – это, повторюсь, встреча с Валентиной Андреевной Лазько. Пройти такую школу – это, конечно, большое счастье. В консерватории у меня был еще один учитель – Семен Абрамович Казачков. Я у него была солисткой в хоре. И в музыкально-образовательном смысле он мне тоже очень много дал.
В оперном театре моим режиссером поначалу был Ильгиз Мазитов. Он помог мне сделать первые шаги. Это такие постановки, как “Любовный напиток” Доницетти, “Дон-Жуан” Моцарта, оперетта “Фиалка Монмартра” Кальмана.
А потом уже, через год – два, в театр пришел Нияз Курамшевич Даутов – выдающийся оперный певец и режиссер. Основной мой репертуар был сделан с ним. Ему не было равных в раскрытии актерских возможностей, индивидуальности каждого артиста. Если Даутов ставил “Травиату” и главную партию пели четыре исполнительницы, то в одном и том же спектакле он мог сделать разные мизансцены и даже костюмы. Каждого артиста он стремился “подать” как можно выгоднее, подчеркнуть достоинства. А еще для него не существовало понятия “мелочь”. По его представлениям, важны именно детали, ведь из них складывается целое. Это заставляло нас много читать, смотреть, слушать, изучать эпоху, чтобы со-ответствовать ей.
Посчастливилось мне работать и с Натаном Рахлиным. Хоть он и не любил аккомпанировать, но сотрудничали мы с ним с удовольствием, даже записи делали…
– Зиля Даяновна, труд артиста – нелегкий труд. Вы многого добились, причем добились самостоятельно, без чьей бы то ни было помощи. Откуда у 18-летней девочки из башкирской деревни взялся такой сильный характер?
– Это опять заслуга моих родителей, то есть мой характер у меня в крови. Сыграло роль и то, что я рано стала самостоятельной – где-то в 12-13 лет, с тех пор как поступила в школу-интернат, где могла заниматься музыкой. Сам интернат тоже оказал влияние на мое личностное становление – там много народу, об эгоизме и речи быть не могло, мы все были внимательны друг к другу, помогали, когда это было нужно. В итоге сейчас я даже с самым недоброжелательным человеком могу найти общий язык.
– Можете назвать оперные партии, которые на определенном этапе стали для вас достижением, то есть той планкой, которую нужно было взять?
– Не могу сказать, что мне что-то далось с огромными трудностями, потому что я как вокалистка всегда подходила к своему репертуару с умом. Кроме того, Даутов очень правильно в педагогическом смысле всегда строил программы для молодых певцов. Он мне сразу сказал: “Травиату”, Зилечка, споешь лет через семь – когда наберешься опыта…” Хотя к тому моменту я спела уже не одну главную партию. Эта роль, действительно, очень сложная: и сценически, и вокально, и психологически. Для “Травиаты” артистка должна созреть как женщина.
И тот же Даутов однажды мне сказал: “Зилечка, у вас средний регистр довольно плотный, попробуйте спеть Мими в “Богеме” (опера Пуччини. – Г.Г.). И голос у меня лег вполне естественно. Я вообще никогда не форсировала, не пыталась добавлять крепости в звучании. Я экономила, играла на контрастах, а кульминации, то есть звучание на максимуме, выдавала раза три за всю оперу, не более. Поэтому голос казался крепким, объемным.
Когда в театр пришел режиссер Валерий Раку, я спела Снегурочку и еще несколько партий, а главное – Дездемону, которую обычно исполняют обладательницы лирико-драматического сопрано. Но я очень хотела спеть эту партию, долго работала над тем регистром, который мне был нужен, в итоге – нашла. Вообще, в работе над Мими и Дездемоной я сделала для себя много открытий. Оказывается, чем меньше нажимаешь на ноту, тем полетнее звук. В конце концов, я спела совсем уже драматическую партию – Тамару в “Демоне” А.Рубинштейна.
– Можно ли говорить о казанской вокальной школе? В чем ее особенности?
– Каждый год мы с коллегами ездим в Санкт-Петербург, где проходит смотр вокалистов всех российских консерваторий. И видим, кого там выпускают. По уровню казанская школа стоит на третьем месте, после Петербургской и Московской консерваторий, которые собирают лучшие голоса. А мы делаем чудеса из того, что есть. Примеров много: Михаил Казаков, Алексей Тихомиров, Максим Аксенов, Лилия Губайдуллина, Татьяна Мазуренко… Эти имена как нельзя лучше рекомендуют казанскую вокальную школу.
– Какие качества вы больше всего цените в своих учениках?
– Для меня очень важна в первую очередь музыкальная одаренность. С музыкальным человеком очень интересно работать, даже если у него скромные вокальные данные. Музыкальность – это умение погрузиться в музыку, понять суть этой музыки, почувствовать ее и передать. Бывает, что из таких выходит больше толка, чем из тех, кто приходит с роскошным голосом, но делает все формально.
– Педагог – это тоже от Бога или все-таки большую роль играет опыт?
– Когда я пришла преподавать в консерваторию в 1983 году, то была еще довольно молода, всего с десятилетним стажем работы в театре. Меня пригласил Назиб Гаязович Жиганов, вернее, просто заставил работать, уверив в том, что потом я еще спасибо ему скажу. И действительно, я ему очень благодарна, потому что педагогический труд – очень сложный и никогда не получится быть хорошим педагогом сразу.
Можно даже сказать, что обучать вокалу – “темное” дело, потому что мы не видим, а только ушами, интуицией, не отходя от природного тембра, развиваем и раскрываем голос. Любое неправильное направление, заданное педагогом, может привести к весьма плачевным последствиям. Это очень ответственная работа – именно от педагога зависит судьба будущего солиста.
Поначалу у меня было только двое студентов – Валентина Андреевна ушла на пенсию, и ко мне перешли ее старшекурсницы. Мне было очень трудно. Я не знала, как работать с ними, и очень много показывала, пела сама. Конечно же, это было ошибкой. Нужно добиваться, чтобы ученик сам сделал то, что требуется. Дошло до того, что студенты стали копировать меня, даже тембрально. А в этом случае ученик теряет самое ценное – себя, свою индивидуальность. Со временем я это поняла…
– Вы много гастролировали, есть ли у вас любимые сценические площадки?
– Я могу сказать только, что публика везде очень разная. И она привыкает к своим артистам. Вот у нас в Казани публика очень музыкальная, даже в сравнении с другими регионами России. За границей – мы их не знаем, они нас не знают. Если “своим” артистам публика что-то может и простить, то приезжих она воспринимает такими, какие они есть. И в этом существенный плюс – на незнакомой публике себя проверяешь. Особенно приятно, если завоюешь у нее признание. Вот, к примеру, в Париже я давала концерт в честь тысячелетия Казани. В программе были Чайковский, Рахманинов, Яхин. И надо сказать, что Яхина принимали особенно горячо. Значит, музыка доходит, хоть я и пела на татарском. В Лондоне, вообще, оба отделения моего концерта состояли только из татарской музыки. За границей ценят то, что не знают. Мировой классикой их не удивишь – они уже все слышали, а вот национальная музыка им интересна.
– Не думали совсем остаться за границей? Многие уезжают в поисках лучшей жизни…
– Никогда не было таких мыслей. Я больше двух недель вдали от дома вынести не могу. Мы там чужие, и нам все чужое. А здесь все родное, свое…
– Насколько для вас важна общественная деятельность?
– Еще в 1980-е годы я два срока состояла депутатом горсовета, но тогда по молодости просто не понимала, какая это трудная, даже опасная работа. Я работала с неблагополучными семьями, водила детей из таких семей в театр. Сейчас иногда встречаю на улице людей, которые со мной здороваются, – это те самые хулиганы… Я их, конечно, не узнаю. Но мне приятно, что хоть какую-то пользу я им принесла. Многие из них, может быть, никогда в жизни не пришли бы в театр. А так – прикоснулись к прекрасному.
В Общественную палату меня Президент выдвинул. Тут тоже свои вопросы. Студентов, например, волнует, чтобы им предоставлялись какие-то скидки в театрах, других культурных учреждениях. Ну и детский дом еще посещаю, правда, не очень часто – времени не хватает. Детдом – это святое, это обделенные дети. А я знаю по интернату, что такое жизнь без родителей. Я с этими детишками играю, пою, разговариваю…
– Зиля Даяновна, какие ваши дальнейшие планы – творческие, жизненные?
– На долгий срок я никогда не планирую. А в ближайшее время думаю заниматься концертной деятельностью. Оперную карьеру, наверное, юбилейным бенефисом и завершу. Но не хочу делать громких заявлений типа: “Я ухожу”. Всегда может случиться так, что придется вернуться. А вообще-то, оперную карьеру надо уметь завершить в срок, героини высокого сопрано – молодые девушки, и должно быть соответствие, иначе публика не простит. Надо уметь вовремя сделать поклон и уйти.
Гуля ГАЙНУТДИНОВА.