Любимица публики — так определила сценическое амплуа Людмилы Касаткиной ее педагог по ГИТИСу Мария Осиповна Кнебель. Нынешнее молодое поколение знает эту талантливую актрису разве что по кинокомедии «Укротительница тигров», в свое время сделавшей ее знаменитой. Но люди постарше помнят и многие другие блистательные роли Касаткиной в театре и кино, и отнюдь не только комедийные.
А недавно мы имели возможность увидеть народную артистку СССР Людмилу Касаткину на казанской сцене во время гастролей Центрального академического театра Российской Армии. На этот раз она мастерски раскрыла драму душевного одиночества своей внешне легкомысленной героини мадам Мод в спектакле «Школа любви» Г.Хиггинса.
Наперекор годам Людмила Ивановна по-прежнему очаровательна, любит жизнь и испытывает радость, когда занимается любимым делом. А в том, какая она интересная собеседница, мы убедились, дважды встретившись с ней для интервью.
— Людмила Ивановна, в театре и кино вы потрясающе рассказали о героизме и трагических судьбах русских женщин в годы Великой Отечественной войны. Смею предположить, что столь правдиво сделать это вы смогли не только благодаря таланту, но и потому, что знаете о войне не понаслышке.
— Да, война застала меня, когда я гостила у бабушки под Вязьмой. Никогда не забуду, как воскресным июньским утром сорок первого года через нашу деревню промчался всадник с криком «Война! Война!», как заплакали и заголосили женщины… Довольно скоро над нами загудели самолеты с крестами на крыльях — они летели бомбить Москву. А через нашу деревню шли и шли люди, спасаясь от фашистов. А они, по слухам, уже были около Вязьмы, и я решила добраться до Москвы, где были мои родители и брат. И вот я в толпе беженцев. Начались бомбежки, пулеметные обстрелы с воздуха…
Помню, я очень продрогла и на окраине одной деревни попросилась на ночлег. Но услышала: «Детка, ногу поставить негде, столько людей впустила, даже дверь не могу открыть». Тогда я опустилась на крыльцо, прислонилась к сидевшей здесь большой собаке и задремала. А утром — снова в путь. В Можайске на вокзале попыталась сесть в поезд. Но меня все отталкивали и отталкивали… Обессилев, присела на скамейку и вдруг услышала крик моей мамы. Оказывается, она шла мне навстречу, чтобы забрать домой. Это была одна из счастливейших минут в моей жизни!
(Рассказывая, Людмила Ивановна разволновалась и не удержалась от слез.)
— Мы добрались до Москвы только на третьи сутки, — продолжила она. — А спустя два года мы с мамой пришли в театр Красной Армии на спектакль «Сталинградцы», и он всколыхнул во мне все то, что я видела и пережила в первые дни войны. Конечно, я не могла тогда знать, что этот театр станет для меня родным и с ним будет связана вся моя творческая жизнь.
— А как вы стали актрисой?
— В школе я занималась в хореографическом классе, которым руководил балетмейстер Большого театра. Он отобрал двух девочек, в том числе и меня, в студию при Московской консерватории, и мы участвовали в спектаклях. Потом была студия художественного слова в Доме пионеров, незабываемые вечера, посвященные Пушкину, и замечательный педагог Анна Гавриловна Бовшек. Она-то и посоветовала мне поступать в ГИТИС, тогда он только вернулся из эвакуации.
На экзамене читала одну из «Итальянских сказок» Горького. Видела, как некоторые члены комиссии вытирали слезы. А возглавлявший ее великий мхатовский актер Михаил Михайлович Тарханов спросил: «Девочка, а нет ли у тебя
Тогда же познакомилась с моим будущим мужем Сергеем Колосовым, вернувшимся после двух ранений с фронта. После института, узнав, что идет набор в мой любимый театр Советской Армии, решила попробоваться. Да и Сергей мне это настойчиво советовал. И меня приняли.
Я тогда была небольшого роста, кругленькая, с косичками, и уверена, что на роль героинь не подхожу. Поэтому когда главный режиссер Алексей Дмитриевич Попов предложил мне роль девушки, прообразом которой была Ульяна Громова, я ему сказала: «Если решили меня убрать из театра, сделайте это открыто». И услышала: «Нет, ты будешь играть!» Так я получила свою первую большую роль. Всего в родном театре я сыграла их более шестидесяти…
— Успех сопутствовал вам и в кино. Казалось бы, вы должны одинаково любить оба эти искусства. И все-таки вы предпочли театр. Почему?
— Потому что театр — это близкое соприкосновение со зрителем, и здесь можно импровизировать, с каждым спектаклем делая роль все глубже, все интереснее. Другое дело — кино, здесь уже ничего не изменишь.
— А какая роль в кино самая любимая?
— Разные в разные периоды жизни. Вначале, конечно, Лена Воронцова — укротительница тигров. Мне все было интересно: знакомство с цирком, симпатичные звери. Входила даже в клетку с тиграми. Этот фильм и эта роль мне дороги, как все первое. Потом была «Душечка» Чехова. Очень дороги мне и роли в телефильмах о войне, режиссером которых был Сергей Николаевич Колосов. В первом советском телесериале «Вызываем огонь на себя» у меня была роль Ани Морозовой, руководившей партизанским подпольем на брянской земле. И как приятно было потом получить письмо от мамы реальной Ани Морозовой. Она мне написала: «Примите мой материнский поклон до земли за Аню. Вы не играли. Вы жили и страдали». Такая оценка, согласитесь, дорогого стоит.
А как не полюбить роль в фильме «Мать Мария» — героини французского Сопротивления, русской поэтессы Елизаветы Кузьминой-Караваевой, принявшей в монашестве имя Мария. В концлагере Равенсбрюк, спасая одну из узниц, она вместо нее пошла в газовую камеру… А с Зинаидой Григорьевной Муравьевой, разлученной в Освенциме со своим сынишкой и искавшей его двадцать лет, я была знакома лично. Ее судьба легла в основу фильма «Помни имя свое». И чтобы полнее представить обстановку в этом концлагере, мы с Сергеем поселились в кабинете бывшего коменданта лагеря, эсэсовца, казненного в 1947 году. За окном были видны сторожевые вышки, здания тюремных блоков. Мне пришлось для этой роли постричься наголо, что не очень приятно для взрослой женщины, и похудеть на двенадцать килограммов. К концу съемок я была так истощена, что потом три месяца пролежала в больнице. Так что эта роль досталась нелегко. Но и она мне дорога.
— Вы снялись в двенадцати фильмах Сергея Колосова. А сейчас продолжаете совместную работу?
— Да. Наш последний двухсериийный телефильм по мотивам произведений Тэффи — о судьбе эмигрантки, отношениях матери и сына. Он был показан на фестивале в Смоленске.
— Людмила Ивановна, вы не только чудесная актриса, но такая же мать и бабушка. Какими, на ваш взгляд, должны быть взаимоотношения в семье, чтобы из детей не вырастали эгоисты?
— Считаю, что все закладывается в малолетнем возрасте. И самое лучшее, когда родители и дети живут общими интересами и все делают сообща: готовят еду, моют посуду, обсуждают все события, книги, фильмы… Так было в нашей семье. Моя мама — вагоновожатая с пятью классами, папа — рабочий на заводе, у него семь классов. Но это были прекрасные люди и воспитатели. Только один пример. Мама чистит картошку и говорит: «Пока я это делаю, ты, детка, почитай мне книжку, которая тебе понравилась». И я читала…
Очень люблю детсадовских ребятишек. С ними интересно разговаривать и играть. Сужу по своей семилетней внучке Анечке. Она родилась с творческими задатками. Судите сами. Мы — Сергей Николаевич, наш сын Алеша, он музыкант, и я — выступаем в посольстве Польши. В зале человек восемьсот. Дело идет к концу, и Алеша объявляет: «В заключение… » И вдруг из последнего ряда голосок: «Папа! Как в заключение?! А я?!» И наша Анечка — пулей на сцену. Спрашивает: «Люлечка (она так меня зовет) , можно я прочитаю стихи?» И начинает: «Булат Окуджава. Ах, Арбат, мой Арбат… » Зал аплодирует. Аня: «Можно прочитаю Анну Ахматову?» И снова после стихов овация.
— Как вы относитесь к домашним животным?
— Очень люблю собак. Никогда не забуду, как в свое время мы лишились нашей овчарки Альмы. Шла война, и однажды к нам во двор вошли красноармейцы. Увидев овчарку, они сказали, что такая нужна на фронте. Надели ошейник и потащили Альму к грузовику. Я бежала за ней, падала, кричала, и она рвалась ко мне… А месяца через два пришло письмо от тех красноармейцев: «Спасибо за вашу Альму. Она уже спасла двух раненых… »
А сейчас у нас живет Черчик — йоркширский терьер. В жизни, как известно, не все бывает гладко. Мужа и сына огорчать не хочу. А с Черчиком делюсь. Рассказываю ему все. Если плохо мне, то плохо и ему.
Признаюсь, не терплю тех, кто способен бросить своих домашних животных на произвол судьбы.
— А что еще не любите в людях?
— Не выношу жадных. Мне повезло. Вернувшись с фронта, Сергей получал копеечную стипендию, но не было дня, чтобы он не подарил мне хотя бы цветок.
— Ваш любимый семейный праздник?
— Встреча Нового года. Перед этим прощаемся с уходящим. Благодарим удачный, сетуем на неудачный с надеждой, что следующий год будет счастливым. Если этот праздник встречаю дома, то Рождество, которое тоже очень люблю, — в церкви. У меня есть любимые святые, любимые иконы. Я верующий человек, верующий не фанатично, а нормально. Не мoгу заснуть, не прочитав «Отче наш… »
— Что вас печалит?
— Знаете, я трое суток проплакала, узнав о смерти Муслима Магомаева. Как он чувствовал каждую песню! А сколько в нем было обаяния!
— Но разве не чудовищно, что Муслиму Магомаеву надо было умереть, чтобы в течение одного вечера по нескольким телеканалам шли передачи о нем и мы могли вновь насладиться его голосом? Ведь сколько лет мы его не слышали. А слышали и слышим одну попсу!
— К сожалению, это наша сегодняшняя действительность. Обидно за молодых, которые почти не знают такого певца. И мне жаль их.
— Как относитесь к авангарду в искусстве?
— В кино авангард — это немного заумные картины. А вот такой авангард, как у Шнитке, — гениальный. Люблю классическую музыку, но не отрицаю и современные ритмы.
— Во время недавней встречи актеров вашего театра с воинами-курсантами и суворовцами выяснилось, что эти молодые ребята никогда не видели фильмы о войне с вашим участием. Хотя их значение для воспитания защитников Отечества трудно переоценить.
— Эти фильмы давно не показывали по телевизору. Я уже не говорю о кинотеатрах. Руководители большинства телеканалов предпочитают «кормить» народ сериалами, в которых кровь, убийства, бандиты, проститутки… Хотя все это давно надоело, и люди хотят видеть на экране не сто серий, а две-три, но такие, что пробуждают совесть, берут за душу, говорят о чести, достоинстве, красоте человека.
— Помню, Сергей Николаевич приезжал к нам с картиной «Маска и душа» по автобиографической книге Федора Ивановича Шаляпина. Это синтез художественного и документального кино с интереснейшими актерскими работами. Какова судьба этого фильма?
— Он демонстрировался в нескольких странах и имел успех.
— Как ни парадоксально, в Казани, на родине Шаляпина, его увидеть нельзя. Думаю, правильно было бы поднять вопрос о приобретении его копии.
— Для этого надо связаться с режиссером Сергеем Колосовым.
— В чем секрет вашего творческого долголетия и того, что так прекрасно выглядите?
— Ну, мне еще не сто лет, чтобы говорить о долголетии (улыбается). А нахожусь в приличной форме благодаря гимнастике. Потом душ, чашка кофе, черный хлеб с брынзой. И бегом на репетицию. Главное — энергетика.
— Ваши пристрастия в еде?
— Как нормальный человек, люблю селедку, квашеную капусту, картошку, черный хлеб. И совершенно не завидую тем, кто ест красную или черную икру.
— Расскажите, пожалуйста, о вашей семье.
— Обо мне вы знаете. Сергей Николаевич Колосов тоже профессор ГИТИСа, народный артист СССР, основоположник отечественного многосерийного телевизионного кино. Наш сын Алеша окончил факультет журналистики МГУ и Гнесинское музыкальное училище. Он ведет программу о джазе на «Радио России». Его дочь, наша старшая внучка Людмила, завершила учебу в Юридическом университете при МВД, но мечтает стать кинорежиссером. Об Анечке я уже рассказала, могу добавить, что она также танцует и поет. Ну, а я, видно, однолюбка: один театр, один муж, один сын…