Лауреат Горьковской премии 2008 года поэт Алексей Остудин, пожалуй, самый известный за пределами столицы Татарстана казанский литератор. Он является лауреатом многих всероссийских конкурсов поэзии: Волошинского (г. Коктебель, 2003, 2004, 2005), “Заблудившийся трамвай” (г. Санкт-Петербург, 2005), литературного конкурса произведений о музыке “Бекар” (2005), а также многочисленных поэтических интернет-конкурсов. Один столичный критик назвал Алексея “Русским Гаргантюа, … сыплющим из пленительного Рога гурты спрессованных пейзажей и натюрмортов”.
В “бурные” 1990-е и в последующие 2000-е Алексей Остудин смог не потеряться, сохранить в себе многое – от себя же образца ранних 80-х. Яркая, броская манера его стихосложения по-прежнему вызывает огромный интерес любителей поэзии. При этом ему удалось опровергнуть расхожее мнение о том, что стихотворец – существо не от мира сего и в наше время он может состояться, если найдется добрый человек, который выкупит его из нищеты, как Тараса Шевченко из крепостной неволи. Несмотря на то что в груди поэта “прошедшая эпоха гуляет, как хронический бронхит”, его социально-правовой статус и материальное положение соответствуют уровню его творчества.
– Да, обычно в союзы сбиваются господа не слишком уверенные в себе – коллективный разум, единство во мнениях и оценках по поводу творчества тех, “кто не с нами”, бодрит и придает значимости собственной персоне. Работать профессионально, особенно в области искусства, – добровольная каторга. И каждый машет своим кайлом в одиночку.
– Считаешь ли ты присуждение Горьковской премии признанием тебя как поэта литературной общественностью Казани?
– Не более чем приятно. Важно понравиться самому себе, что бывает крайне редко. А я никогда за премиями и литературными чинами не спешил, например, палец о палец не ударил, чтобы вступить в Союз писателей. Но раз придумали мой какой-то вклад в литературу, удостоили – спасибо большое.
– Не надобен клад, коли такой вклад… Мне известно, что издательство “Вента-Граф”, специализирующееся на выпуске школьных учебников, собирается включить пятнадцать твоих текстов в одну из хрестоматий для старшеклассников. Вроде бы и договор подписан. Кстати, какие там будут стихи?
– Не помню, какие-то двух-, трехлетней давности. По договору я уступаю права на эту подборку издательству на семь лет. Денег мне не заплатят, зато грозятся перевести на европейские языки и разместить в европейских же профильных журналах. Поскольку Украина теперь тоже часть Европы, очень надеюсь на публикации в Конотопе, Жмеринке и Крыжопле!
– Почему у твоей последней книжки такое прозаическое название?
– Будете смеяться, Галина, только ничего другого придумать не удалось, кроме как “Проза жизни”… Название, конечно, слабенькое и мало о чем говорящее. Одно знаю точно: с подобным названием книжки не выдвигаются ни на какие премии, вот и ломаю голову – откуда Горьковская-то взялась? Хотя вру – полгода назад эту книжку уже выдвигали на Бунинскую премию, которую отдали Андрею Дементьеву. Компания тогда собралась звездная: Владимир Гандельсман, Алексей Парщиков, Юрий Кублановский, Кирилл Ковальджи, Бахыт Кенжеев – настоящие, крупные поэты. Мне все равно ловить там было нечего. Но почему все-таки Дементьев оказался впереди? Непонятно.
Книжка презентовалась в Москве, в Чеховской библиотеке, что на Пушкинской площади. Я еще никогда до этого не подписывал 70 книжек подряд – сидим с друзьями в буфете после вечера, налит стакан, а выпить не получается – ручка в руке мешает!
– Я люблю многие твои стихотворения, но особенно о детстве: “Урок нежности”, “Первая любовь”, “Слепой”, “АО”…
– Я вырос в казанском саду “Эрмитаж” на улице Щапова. Представляешь, весной прямо под окнами распахивались огромные клумбы с какими-то густыми и разноцветными райскими цветами, дымилась сирень, кустилась акация, душно пахла черемуха, затем зацветала липа. С утра клокотали и щелкали скворцы, а по ночам с ума сходили соловьи в кустарнике большого оврага! На моих глазах с газонов сползал снег, становясь серым и пористым, проваливаясь в воду, как “Титаник”, выстреливала первая трава, цепляясь за синий воздух тугими усиками… Июньский ветер хлопал просвеченными солнцем занавесками, а в окна кубарем закатывались любопытные воробьи. Даже совы и дятлы залетали в “Эрмитаж” погостить…
Ощущения детства, восторг проникновения в гигантский мир природы живы во мне до сих пор. Каждый мало-мальски серьезный автор, пишущий прозу или стихи, эксплуатирует память своего детства. Именно ностальгия, тоска по утраченному счастью – самое сильное чувство, хранимое человеком в душе. Любовь мужчины к женщине со счетов не сбрасываю, но в первую очередь ностальгия. Никогда не забуду, как нашел в “Эрмитаже” заржавевший дамский пистолет с перламутровой рукояткой – осколок дореволюционных времен, когда в парке прогуливались дамы с собачками и господа просматривали свежие газеты за столиками летнего кафе.
– К сожалению, в Казани нынче практически не осталось скверов, в лучшем случае – какие-то образования вроде собачьих площадок. Я помню, как после таяния снега закрывался Лядской садик на пару недель, пока не высохнут газоны! “Эрмитаж” еще совсем недавно совершенно одичал – зарос американским кленом, столетние липы увязли в строительном мусоре. Наконец-то сад почистили, но заодно с дикорастущим кустарником порубили всю черемуху и акацию. Не мудрствуя лукаво смели все, что ниже деревьев. Со стороны улицы Некрасова срыли половину оврага. Построили дом, загородивший естественный вход в сад. И все-таки в “Эрмитаже” появились, как в былые времена, фонари, скамейки, обновилась лестница, по которой можно очень быстро попасть с Щапова на Кольцо…
– …Осталось вернуть флигель для садового сторожа и эстраду, где пел Шаляпин. Итак, духовно родившись в “Эрмитаже”, в надежные руки какого наставника ты попал?
– Помню свое первое появление в литобъединении при Музее М.Горького. Народу человек пятьдесят сидит, а Марк Давыдович Зарецкий, руководитель, стоит, он был еще без бороды, курит “Беломорканал” одну за другой – пуп земли, скала! Мощный был человек. Замечательный педагог. Марк тонко понимал, творчество какого маститого поэта созвучно задаткам того или иного новичка, и точно рекомендовал, что читать, у кого и чему учиться. С тех пор я полюбил Заболоцкого, Павла Васильева, Пастернака, Евтушенко, Вознесенского, Ахмадуллину…
Позднее многих поэтов я открыл сам. В школах тогда практиковали сбор макулатуры, и я старался попасть в приемщики: взвешивать, принимать растрепанные пачки газет и журналов от “тимуровцев”. Пока ждешь очередной партии вторсырья – что-нибудь да нароешь интересное. Так я собрал почти все подписки “Юностей”, еще “катаевских” с 1958 года. Открыл для себя Ваншенкина, Горбовского, Кушнера, Чухонцева…
– Сейчас, глядя на тебя, никак не скажешь, что ты сочиняешь стихи. Стать бывшего спортсмена, человека, занимающегося серьезным бизнесом, которому не до поэзии, не до лютиков-цветочков…
– А мне в жизни многим приходилось заниматься – строительством, например. Никогда не брезговал заработком дворника, грузчика. Почему нет, ведь деньги честные. Пробовал я себя и в журналистике. В “Вечерней Казани” полтора года сидел в отделе права и быта, писал о треснувших унитазах и протекающих крышах. Попутно подрабатывал спичрайтером у новых политиков, вел литературное объединение при Доме детского творчества имени Абдуллы Алиша.
– Помнится, ты был вдохновителем проекта молодежного журнала “Айда”, который просуществовал четыре года, с 2001-го по 2005-й…
– Создавая литературно-художественное издание, я наивно думал, что мне будут помогать: комитет по работе с молодежью, отдел культуры мэрии. Но помощи я не дождался даже с распространением. Хотя на словах все было хорошо: “Действуй – поддержим!”. Приглашал я и казанских авторов: “Давайте вместе делать журнал! Помогайте, если не материально, то своим участием в проекте…”. Но местное литсообщество отреагировало довольно прохладно. А все потому, что у некоторых литераторов оказались замашки мелких чиновников. Вместо того чтобы собраться и сообща решать творческие проблемы, они увлеклись борьбой за сферу влияния в литпроцессе. Но выход я нашел – из Интернета начал выуживать достойных авторов, их стихи, надеюсь, тогда дошли до многих местных читателей.
Всегда с благодарностью вспоминаю редактора “Айды” Николая Коновалова и сотрудников – талантливых журналистов Антона Хусаинова, Гузель Подольскую, Аделя Хаирова. Ребята продержались эти годы на символической зарплате, работая за идею. Весь тираж журнала, а это четыре тысячи экземпляров, разлетался по городу, и возврата почти не было. Только продавать журнал по 15 рублей при себе-стоимости 45 оказалось, мягко говоря, крайне невыгодно…
– А по какой причине ты свел к минимуму свое присутствие в Сети?
– Десять лет я принимал живейшее участие в делах интернет-сообщества. В середине 1990-х годов списался по электронной почте с другом Игорем Кручиком из Киева. Он, будучи пропагандистом всевозможных сетевых изданий, снабдил меня адресами литературных сайтов. И пошло-поехало, я стал публиковаться, узнал новых интересных людей. В то время в Казани многие были заняты выживанием, а в Интернете шла гуманитарная жизнь, где можно было общаться, разговаривать о литературе, себя показывать. Я лишь сейчас потерял к Сети интерес. Все же интернет-общение утомляет, отнимает энергию. Это равносильно нахождению в толпе под прицелом большого количества глаз. Я сократил свое присутствие в виртуальном пространстве культуры до двух сайтов, появляюсь изредка в литсалоне на сайте “Поэзия” и в “Живом Журнале”.
– Ты делаешь жизнь нашего города ярче, интереснее тем, что регулярно организуешь в Казани выступления известных поэтов. Кого нам ждать в этом году на ставшем почти традиционным Форуме поэзии?
– Уже созвонился с Андреем Поляковым, замечательным симферопольским поэтом, и с Владимиром Ткаченко, лидером рок-бард-группы “Ундервуд”. Кроме них надеюсь на визит в июньскую Казань барда Сергея Корычева и уже ставшего для казанских ценителей поэзии своим Александра Кабанова.
