Когда я гуляю по улицам родной Казани, с интересом вглядываюсь в новые красивые дома, иномарки, в лица прохожих. Вот стайка студентов спешит на занятия в институт, о чем-то возбужденно спорят двое мужчин, громко кричит в коляске ребенок, пока мама разговаривает с кем-то по мобильному телефону.

Вот вижу довольно странную картину: по тротуару важно, с достоинством шествует огромный рыжий кот с ошейником, а за ним, держа в руках поводок, семенит почтенный старик в старом армейском бушлате. Идут они так вдвоем, вызывая улыбки прохожих и насмешки мальчишек.

 Ну как такую парочку мне, любопытному от рождения, пропустить? Извинившись, останавливаю их и представляюсь, желая познакомиться. Бабай не против, называет себя: Фарид Абдуллович Кадырлеев. Сообщает, что кота зовут Рыжик. Узнаю, что гуляют они здесь, по улице Чуйкова, ежедневно три раза и уже много лет, живут неподалеку, вдвоем в маленькой комнатке панельного дома.

Фариду Абдулловичу идет уже 82-й год, человек он бывалый и неробкого десятка – бывший морской офицер, капитан, служил почти на всех флотах бывшего СССР, участвуя в послевоенном разминировании морских театров военных действий. Наша беседа с ветераном затянулась, так что Рыжику надоело стоять и он стал громко мяукать, возмущаясь. Мне ничего не оставалось, как напроситься к новому знакомому в гости, где мы и продолжили разговор.

Фарид Абдуллович прежде всего с гордостью показал мне самую дорогую для себя награду – приказ главкома ВМФ России В.Куроедова о награждении нагрудным знаком “За боевое траление”, в котором читаю: “За заслуги в проведении боевого траления, уничтожения и разоружения морских мин на Балтийском и Черноморском флотах в период 1945-1961 годов и проявленное при этом мужество и высокий профессионализм наградить…”

Пока я неспешно разглядывал и перелистывал фотоальбом, мой собеседник не без удовольствия вспоминал былое:

– Родился я в 1926 году в Бугульме. Отец был партработником, поэтому мы часто переезжали: сначала в Казань, а потом аж в Ташкент. Вскоре началась война, и я, окончив семилетку, без колебаний поступил в Одесскую военно-морскую спецшколу, находившуюся тогда в поселке Кувасой. Через два года она была передислоцирована в Баку, где мы ходили в шлюпочные походы и совершали прогулки на катерах в море. Тяжело было без привычки поначалу – укачивало, но постепенно привыкли.

А пока мы учились – война закончилась, и я продолжил обучение в Каспийском высшем военно-морском училище, по окончании которого был направлен в Севастополь, командиром торпедного катера. Кстати, скажу вам, деревянного, хоть и океанского.

– Как деревянного? А как же скорость и молниеносные торпедные атаки?

– Это были американские торпедные катера “Воспер”, сделанные из красного дерева. Во-оружены они были четырьмя торпедами и давали до сорока узлов, то есть до 74 километров в час.

Потом я служил в Феодосии, в группе обеспечения испытаний на местном корабельном заводе. Что испытывали? Катера на подводных крыльях “Комсомолец”, развивавшие скорость до 60 узлов – более 110 километров в час! Несся он по волнам почти как самолет “По-2”, “кукурузник”, имевший скорость 130 километров.

Вскоре приказом перевели нас в Керчь, на базу по подготовке тральщиков. Жили на берегу, принимали вооружение, испытывали ходовые качества. В звании лейтенанта я был назначен командиром подразделения, обеспечивающего связь, радиолокацию и гидроакустику. Базировались мы в легендарном Севастополе.

После войны наши моря – фарватеры и даже гавани – оказались нашпигованы якорными “рогатыми” минами, контактными и неконтактными, магнитными и электромагнитными, плавающими и подтопленными. И задача была поставлена такая: привести эти районы в безопасное состояние.

Как обезвреживали мины? Плавающие обнаруживали впередсмотрящие матросы, а подтопленные – подцепляли тралом. К тем и другим направлялась весельная шлюпка-“шестерка” с саперами, которые наводили на мину взрывпакеты, поджигали бикфордов шнур, быстренько отплывали подальше, ложились на дно шлюпки, и раздавался сильный взрыв. Порядок. Еще одной миной стало меньше, а ведь в каждой из них до 300 килограммов взрывчатки, и подходить к ним в море в сильный ветер и высокую волну не так-то просто.

Через год мы на своем тральщике речным путем ушли на Север, в Полярное, что у Кольского залива. Там сформировали караван из полсотни судов и пошли Северным морским путем во Владивосток. Так что послужил и на Дальнем Востоке, на Тихо-океанском флоте…

Ветеран еще долго рассказывал мне о службе, походах, о том, что в звании капитана демобилизовался и вернулся в Ка-

зань. Работал много лет в системе ДОСААФ, в морской школе, воспитывал будущих моряков. В заключение нашей беседы Фарид Абдуллович высказался и о современной жизни:

– Очень переживал я развал Советского Союза. Словно очутился на необитаемом острове. Ладно хоть сын Азат (работает в Арктике инженером) пишет и навещает. Вот и живем мы вдвоем с Рыжиком – с ним легче и веселей. Вон как разговаривает, бранится, царапается – ревнует к чужому человеку. Хотелось бы, конечно, хоть на денек съездить на море, побывать в местах службы, вспомнить друзей-товарищей, которых уже почти не осталось – недавно прервалась переписка с последним товарищем из Севастополя. Хорошо бы съездить, да как Рыжика одного оставить?

Седой капитан ласково погладил кота, о чем-то вздохнул и улыбнулся мне как своему старому знакомому.