Всю первую половину марта я работал над статьей “Современный татарский театр и проблема эстетического воспитания зрителя” для международного научного конгресса “Человек в мире культуры”. Почему я начинаю разговор о спектакле “Гульжамал” с этой информации? Приведу цитату из моего доклада, а там, глядишь, все встанет на свои места.
“Последняя по времени премьера в Камаловском театре – “Гульжамал” Н. Исанбета. Воплотить эту пьесу “как написано” в современном театре не рискнул бы никто. Это “вербальный гигант” с прологом и эпилогом, с последовательным развитием действия, охватывающим всю творческую биографию первой татарской актрисы. Поэтому текст пьесы урезан режиссером в разы, в спектакле проступают иные, чем это предполагал автор, структурно-композиционные принципы организации действия.
Пьеса Исанбета – о первой татарской актрисе, спектакль Фарида Бикчантаева – о первых татарских актерах. Но это материалом оправдано. Просто любое классическое произведение объективно движется во времени, обрастает новыми смыслами, вступает в контакт с новым типом сознания зрителя. Это к вопросу о ритмах эпохи. Режиссер предельно динамизирует действие, активно используя сценический круг, люки, подъемники, машинерию сцены. Спектакль насыщен режиссерскими находками, актерскими импровизациями, музыкой, танцами, юмором, но… сквозь безудержное веселье зрителю транслируется печаль и грусть навсегда ушедшей эпохи. Эпохи любителей, никудышных поначалу актеров и еще худших администраторов, но безудержных энтузиастов и бессребреников, чьими нелепыми и смешными поступками и действиями и строилось здание татарского театра. Того театра, который на современном этапе не устает поражать публику российских и международных фестивалей, которым мы по праву гордимся.
Центральным в композиции спектакля стал монолог героини, в котором есть такие слова: “Моя вера – театр!”. Люция Хамитова, исполнительница роли Гульжамал, на мгновение перестает играть образ и отношение к нему: тема первой татарской актрисы начала прошлого века и личная тема актрисы современной, последовательницы Михаила Чехова, неожиданно звучат в унисон. Потому что и Люция Хамитова, и каждый из актерского ансамбля “Гульжамал” мог бы от себя лично сказать “Моя вера – театр!”. И это в спектакле главное – связь веков. Не только на уровне актерских, но и, что особенно важно, зрительских поколений.
На сверхзадачу спектакля работает и оригинальное сценографическое решение С.Скоморохова – намеренно и подчеркнуто эклектичное, в котором прошлое прорастает в настоящее, а вместе они устремлены в будущее… И не тронет этот спектакль лишь самое зачерствелое сердце. Последнее очень важно, ибо эстетическое воспитание зрителя находится в прямой связи с эмоциональным посылом спектакля”.
Длинная вышла цитата, но, хочется думать, уместная. Так вот, не тронул спектакль “Гульжамал” сердца Г.Ахмеровой – автора рецензии в “Восточном экспрессе” с хлестким названием “Высокие идеи в дырявых штанах: камаловцы замахнулись на историю”. Но еще более странным образом новая работа камаловцев отозвалась в поэтической душе Р.Рахман, которая не замедлила выплеснуть шквал эмоций на страницы “Шахри Казан”.
О театре у нас пишут все кому не лень – так уж повелось. Конечно, остро сказывается нехватка профессиональных критиков, хотя… Предвижу удивление г-жи Ахмеровой: а что, театральных критиков где-то готовят профессионально? Да чему там учить – сходил на спектакль, настрочил текст, делов-то! Увы, вынужден огорчить – учить есть чему. Например, элементарным вещам: что такое сценическое действие, какие существуют театральные системы, кто такой Мейерхольд, а кто – Вахтангов, чем перевоплощение отличается от самовыражения или преображения, что такое гротеск и фарс, а что такое стиль и стилизация… Таким, наконец, понятиям, как такт и профессиональная этика.
Зачем писать о театре надменным тоном великосветской львицы, не ориентируясь в базовых понятиях, не говоря уже о стилях актерской игры, принципах организации действия, современной режиссуре и сценографии? Например, как можно всерьез оценить высказывание о “почти бесполом существе” в исполнении Л.Хамитовой? И это при том, что женственная природа актрисы становилась и становится подспудной темой многих созданных Хамитовой образов, и случай с Гульжамал не исключение. Еще пассаж: “Как Гульжамал, так и другие актеры в спектакле показаны бесчувственными истуканами. Ни одной любовной линии, если не считать похотливых богачей, заглядывающихся на Гульжамал. Будто всех основателей татарского театра выхолостили, оставив в душе одну страсть – театр”. Что тут сказать… Никто никого не “выхолащивал”, разумеется, но, очевидно, художественный вкус г-жи Ахмеровой не позволяет благожелательно воспринимать спектакль без традиционной love story. Неуместно звучит и сравнение с оперой “Любовь поэта”, тему и суть которой журналистка трактует весьма произвольно. Характерен с точки зрения авторского стиля и заключительный пассаж: “…патриотические чувства вызывает последняя фишка постановки…”. Фишки, знаете ли, хороши только в азартных играх…
А вот еще нечто вроде рецензии под названием “Люди смеются, я плачу”. Звучит многообещающе. Но сам пафос статьи г-жи Рахман – боль за современный татарский театр – мне непонятен. В то время, когда спектакли театра имени Г. Камала с восторгом и овациями принимают в Москве и Лондоне, Баку и Алма-Ате, Уфе и где-нибудь еще, рецензент, отчаянно напрягаясь, выдумывает какие-то несуществующие театральные беды и несчастья. Конечно, проблемы у театра есть. Если в миллионном городе, претендующем на некое особенное культурное положение, на высокохудожественный спектакль “Три сестры” тотально не ходит зритель, то проблемы есть. Проблемы эстетической зрелости общественного сознания. И располагаются они на уровне осмысления нашей интеллигенцией феноменов культуры. Однако вместо поддержки театр постоянно получает нарекания за чрезмерное увлечение русской и зарубежной классикой. Все-то наши “борцы” за достоинство и права национальной культуры ратуют за обращение к ее сокровищнице, забывая или опять же просто не зная объективное положение вещей.
Светская культура татар еще очень молода, и это тоже объективный факт. Ренессанс нации пришелся на первую треть ХХ века и был прерван сталинскими репрессиями, выхолостившими татарскую культуру. Мы до сих пор ощущаем последствия этой трагедии. Татарская классическая драматургия, увы, не богата именами. Все, чем мы располагаем, – это несколько десятков пьес, которые будут всегда актуальны на театре. Просто потому, что лучшие наши драматурги были вынуждены писать о “черном” прошлом татар, о коллективизации, бдительных пограничниках и сталинских пятилетках чаще, чем могла себе позволить молодая театральная культура. Прекрасный драматург Т.Гиззат, но где, в каком театре в обозримом будущем мы увидим поставленными его пьесы “Потоки”, “Искры”, “Таймасовы”? А много ли пьес Р.Ишмурата заинтересуют сегодня театр? Что, кроме “Хаджи женится”, написал хорошего для театра Ш.Камал? Похоже, безвозвратно канули в Лету многие пьесы и самых крупных наших драматургов – К.Тинчурина и Н.Исанбета. И в этих нелегких условиях режиссер Ф.Бикчантаев берет громоздкую (!) пьесу Н.Исанбета, бережно сокращает ее, оставляя лишь самое дорогое и ценное – уважение и благодарность людям, создававшим татарский театр. И что же?..
Статья г-жи Рахман на пятьдесят процентов с гаком – это рассказ о себе любимой на фоне “падения” татарской культуры и нравов, “ужасной” игры Л. Хамитовой и Л.Рахимовой и т.д. Мне лично безынтересны досужие размышления автора на отвлеченные темы. Меня интересует спектакль “Гульжамал”… И первое, с чем не согласна поэтесса, – изменение жанра исанбетовской пьесы с драмы на комедию. А можно ли так безапелляционно утверждать это?
Чеховская “Чайка” ведь тоже комедия, но в ее финале Константин Гаврилович Треплев убивает себя, и смеяться над этим обстоятельством никому доселе не приходило в голову. Подколесин в гоголевской “Женитьбе” перед самой свадьбой выпрыгивает из окна, а стены города, где живет Турандот, украшают головы неудачливых женихов… А ведь это тоже комедии. Что я хочу сказать? Комедия комедии рознь.
Кроме того, режиссура Ф.Бикчантаева утверждает право театра говорить последнее слово в споре с литературным первоисточником. Довольно заурядную с точки зрения формы и стиля пьесу режиссер превращает в многожанровое сценическое полотно, где есть комическое, но драматическое, а порой и трагическое прорывается сквозь гротесковую природу юмора спектакля. Поэтесса, похоже, давненько не перечитывала пьесу Исанбета. Не стану перегружать примерами свой текст, но прошу поверить на слово: режиссер неукоснительно следует за ремарками автора. Это не Бикчантаев придумал спадающие штаны Инзарского, Гульжамал, перелицовывающую ветхое платьице, вечно голодных актеров… Нет, это сделал драматург. Режиссер нашел современную форму звучания авторского задания – приблизил текст пьесы полувековой давности к сознанию сегодняшнего зрителя. Это яркий и выразительный театральный язык. Но искажает ли он смысловые акценты пьесы?
Пронзительна по своему эмоциональному накалу кульминация спектакля – сцена перед уходом героини из труппы “Сайяр”. Разве это не драматизм? Разве то, о чем спорят Кадырмет, Инзарский и Кирамов, это не спор о путях театра, о его будущем? Разве это смешно? И разве гротеск используется режиссером не для того, чтобы контрастно подчеркнуть узловые моменты в структуре действия? Да, смешные, а порой откровенно жалкие, наивные, по-детски доверчивые и искренние люди создавали татарский театр! Тут нечего стыдиться и не над чем смеяться! Пройдет каких-то 20 лет, и театр получит статус академического и поздравительную телеграмму от самого Станиславского, а в его репертуаре появятся национальные шедевры – “Голубая шаль” и “Без ветрил”! Их, актеров первого призыва, к тому времени в театре уже не будет. Умрут Кариев и Мангушев, сойдет со сцены Гиззатуллина-Волжская, сгинет в застенках НКВД Иманский. Но сам театр будет жить! Спектакль-то об этом, о связи времен! Не прочувствовать этого нельзя, и сегодняшний зритель не только смеется, но и плачет. Куда же смотрела г-жа Рахман?
Главным объектом “критики” поэтессы становится исполнительница главной роли – Люция Хамитова. Актриса-де кривляется, плохо владеет сценической речью… Где, в каких эмпиреях пребывает сознание автора статьи, мне неведомо, но обвинять одну из лучших актрис тюркоязычного мира в непрофессионализме (!) – это, знаете ли, за гранью разумного. Никакой объективностью здесь не пахнет, а значит, нет и повода для дискуссии. Не стану ничего говорить в защиту Л.Хамитовой, она в этом просто не нуждается. Скажу лишь, что роль Гульжамал станет (уже стала) этапной в творческой биографии талантливой актрисы.
Л.Рахимовой, исполнительнице роли Фархинур, достается за “безразличие” к театру. Кто мне внятно объяснит – почему актриса должна нести ответственность за сценический характер, созданный в соответствии с заданием драматурга и концепцией режиссера? Это все равно, что побить актера, исполняющего роль Яго (как и происходит в короткометражке Пазолини “Что такое облака?”). А потом, о каком безразличии идет речь и в этом ли суть образа Фархинур, ближайшей подруги, наперсницы главной героини? Впрочем, достается и всему ансамблю. Молодым актерам – за однообразие созданных характеров, опытным актерам – за то, что не вдохновили молодежь. Тут впору лишь руками развести… Яркая индивидуальность каждого персонажа – одна из главных задач, которую ставил перед собой режиссер. Эпизодическая роль Х.Искандеровой становится маленьким шедевром, чеканно выразительны Р. Юкачева и А.Арслан, продуман каждый образ массовки – чего стоят цыгане в финале первого акта! Роль Сабинского – звездный час И.Мухаматгалиева. Про исполнителей более объемных по тексту ролей я уже и не говорю…
И напоследок вот о чем. “Гульжамал” – этапная и художественно зрелая работа камаловцев. При кажущейся простоте и легкости спектакля он очень сложен технически. Не могу сказать, что постановка свободна от недостатков, но все они “премьерные” – спектакль еще будет “расти”, шлифоваться. И единственное, о чем сожалею – то, что вместо подготовки конструктивной и детальной рецензии приходится спорить с критикессами, плохо понимающими и, похоже, не любящими театр. Конечно, хотелось бы надеяться, что в будущем станет меньше публикаций, подобных упомянутым опусам. Но в любом случае – мое перо всегда наготове, если вновь потребуется защитить театр от несправедливых нападок. Сразимся?
Нияз ИГЛАМОВ.
Театровед
