Ревдар Садыков… Этим именем, несущим в себе “дар революции”, назвал его отец, не зная и даже не предполагая, сколь многое сбудется в судьбе сына. Сам Ревдар Фаизович, представляясь и называя свое имя, полушутя-полусерьезно добавлял: “…гордый сын татарского народа”. Он не претендовал на красную строку в истории, но цену себе знал всегда, и на протяжении более чем двадцати пяти лет его имя писали с красной строки на всех балетных и концертных афишах Татарского театра им. М.Джалиля, в том числе и за рубежом.
В эти дни ему исполнилось бы семьдесят, но Ревдар и этот возраст – понятия несовместимые. Был он рыжеволосым, порывистым, коммуникабельным, часто бесшабашным и во всем искренним. Его любили, и он любил многих, но преданность Ревдара являлась не каждому. Любого рода амикошонство некоторое время он терпел “из вежливости”, но потом не выдерживал и с яростью отвергал…
Уроженец села Мишкино, что в Башкирии, сын кадрового военного, внук шорника из татарской слободы, Ревдар рано осиротел. Война застала семью в Прибалтике, в городе Алитус, когда мальчику шел пятый год, чуть старше была его сестра. Потом их разбросало по стране, они лишились детства. Может быть, поэтому Ревдара всегда тянуло к домашнему очагу, хотя семьянина из него так и не получилось, о чем говорят несколько неудачных браков. Но это другая история…
После скитаний по детским домам, уже в Ташкенте, усилиями дяди, вернувшегося с фронта, семья было воссоединилась, но вскоре умерла мама Ревдара, и он снова оказался в детском доме – для особо одаренных детей, а затем в хореографическом училище.
Дар, дарование, одаренность, дарованное… Это та сущностная часть имени, которая определила его судьбу и ее творческую составляющую, не самую простую, бурливую до предельной точки кипения, отчаянно яркую и не очень длинную – Ревдар ушел, едва разменяв шестой десяток…
“Неправда, друг не умирает, а просто быть перестает”. Вспоминая эти симоновские строки, думаю, что удается такое не всем. Наш брак распался лет за десять до его небытия, а вот, поди ж ты, я ни о чем никогда не пожалела.
Талант Ревдара, без сомнения, был многогранен. Все, чем он увлекался и что сопутствовало его увлечениям, он скрупулезно изучал и постигал почти в совершенстве, пропуская через себя, свои душу и сердце. Иногда мог надолго забросить какое-то занятие, но на самом деле никогда о нем не забывал. Я не помню, чтобы Ревдар сидел сложа руки и ничего не делал. И это не по обязанности, а по творческому складу души как способ исканий и открытий. Он любил английскую поговорку “Business before pleasure” (“Сначала дело, а потом удовольствия”). Произнося ее по-английски, но с французским прононсом, Ревдар был очень доволен собой и даже немного кокетничал своей иностранной речью. Это “прилипло” к нему после первых заграничных гастролей, а восприимчив он был как губка…
В круг интересов заслуженного артиста России, народного артиста Татарстана, лауреата Тукаевской премии, солиста балета Ревдара Садыкова входили живопись, скульптура, музыка, литература (правда, к поэзии он относился сдержанно, говорил, что не понимает ее). Кроме того, он страстно увлекался фотографией и любительским кино. Я уверена, что толчком к этому послужило рождение дочери. Сохранилось много его снимков, любительских фильмов – изобретательных, неожиданных по наблюдательности и просто очаровательных. Бог наделил его умением рисовать, и наши домашние киносеансы начинались заставкой в виде мультяшного человечка в комбинезоне, приподнимающего в приветствии берет, который плавно возвращался на голову, и далее шли титры: “Ревдфильм”. Проявка, печать, монтаж фото- и киноматериалов тоже проходили в домашних условиях – в ванной, в конце отпуска. Творческий энтузиазм Ревдара и наше ожидание, любопытство и восторг – все это смешивалось в одно сплошное удовольствие. Мне памятна и та картонная коробка с гримом, с крышки которой, с ее внутренней стороны, на меня смотрел идиллический зимний пейзаж, как новогодняя сказка, нарисованный растушевкой всеми цветами грима…
Воображение и мысль Ревдара, его сценические образы имели свойство не иссякать и часто находили воплощение в скульптурной пластике – Павел I из балета “Подпоручик Киже”, маленький, курносый, в облачении командующего со всеми регалиями и деталями костюма царской особы; драматический дуэт Алексея и Натальи из II действия балета “Я помню чудное мгновенье”; Шурале, опрометчиво просунувший свои пальцы в расщепленное бревно и орущий благим матом (аналогичная композиция на тему “Шурале”, быть может, до сих пор хранится в музее Санкт-Петербургской академии танца им. А.Я.Вагановой).
Замечательны и высокопрофессиональны работы Ревдара в технике чеканки с чернением и резьбой по дереву, выполненные не трафаретно, а по духовному озарению… Несть числа всему, что рождалось в его “умных” руках, подмеченное острым, терпеливым взглядом; рождалось и расходилось по друзьям и знакомым в виде подарков. Ревдар любил делать эти подарки, загораясь, как ребенок, и нетерпеливо, как творец, приближая волнующий момент завершения работы.
Истинный, от природы, талант, должно быть, не ведает, что творит, настолько изменчивы и загадочны его пути. Для него нет ничего запретного. Все – от повседневного до высокого – притягивает его к себе как чудо… У Ревдара, так мне сейчас кажется, это чувство свободы было в крови, и он отчитывался в своих поступках одному Всевышнему, хотя, может, и не всегда осознавал это. Он заблуждался с такой же подкупающей искренностью, с какой позже раскаивался и недоумевал…
Вся гамма чувств, ощущений, наблюдений и разнообразного опыта гармонично перетекала в его сценические образы. Кого тут только не было: принц Альберт в “Жизели” и Шурале, собирательный образ поэта-воина в “Бессмертной песне” и легкомысленный И.Штраус в “Большом вальсе”. А какую метаморфозу пережил он в балете З.Хабибуллина “Раушан” – от мальчика Гали (в 20 лет) до кокетливой, хоть и горбатой Бабы – Яги с “мушкой” на щечке (в 40). На сцене Татарского театра оперы и балета Ревдар Садыков станцевал более сорока мужских партий, и каких! Не родился еще тот Пер Гюнт, каким делал его Ревдар, будто с него писал одноименную драму Г.Ибсен, и не будет уже того капитана Грея из балета “Алые паруса”, в которого я влюбилась однажды без памяти…
Будучи прекрасным танцовщиком и чутким партнером, Ревдар блестяще использовал главные свои возможности: мужественность, страстность, легкий бесшумный прыжок, стремительную силу вращения, экспрессию танца. Он был актер милостью божьей! В жизни искал творчество, а на сцене просто жил, как дышал, ни в грош не ставя ни почести, ни славу – не пристало это гордому сыну татарского народа. Не считая себя центром вселенной, он покорял всех силой своего таланта и человеческого обаяния, но до сих пор никто в нашем театре не покорил вершину по имени Ревдар Садыков.
Наталья САДЫКОВА.
Преподаватель Казанского хореографического училища.
