В последнее время Качаловский театр не балует премьерами. “Вишневый сад” в постановке Александра Славутского вышел в 2004 году. “Пороховую бочку” – постановку, отданную годом позже с дружественными целями режиссеру с солнечного Адриатического побережья, но как-то не очень задержавшуюся в репертуаре, в расчет брать не станем. Будем считать, что ждали мы очередной премьеры театра долгих два года.

Такую творческую неторопливость вполне можно записать театру и в актив. Чего же, как выражаются приверженцы новояза, париться, если и на давно играемом репертуаре держатся аншлаги? Да мало ли еще какие причины мешали радовать премьерами почаще: ремонт и реконструкция театра, до сих пор не завершенные, или с финансами, возможно, проблемы… Главное, что наконец-то мы дождались. И в некотором роде имеем теперь право увидеть что-нибудь высокохудожественное, на воплощение которого понадобилось не менее двух лет.

Правда, название, пополнившее афишу, особой новостью не оказалось: “Визит дамы” Дюрренматта. Пьеса вышла из-под пера швейцарского классика добрых сорок лет назад. В свое время и на отечественных подмостках она шла довольно широко. Михаил Козаков успел ее даже экранизировать. С тех пор к пьесе как-то охладели.

Почему же сегодня Славутский остановил свой выбор на Дюрренматте? Ну, один резон легко узреть: “Визит дамы” – пьеса густонаселенная, главному режиссеру удалось занять в постановке практически всю труппу театра. С другим резоном сложнее.

Помнится, еще лет двадцать назад театр у нас был гражданской кафедрой. Он просвещал зрителя и освещал ему путь в туманное, но светлое будущее. А также сеял в душах разумное, доброе, вечное. Но потом театральные “кафедры” были сочтены этаким архитектурным излишеством. Возобладало мнение, что зрителю достаточно просто отдыхать и развлекаться, а театру на этом деле – побольше зарабатывать.

Однако Славутский по-прежнему широковещательно ратует за воспитание и просвещение зрителя, совмещенные с его, зрителя, развлечением. Славутский и теперь приверженец театра с рукой, как сказали бы раньше, на пульсе времени. Так что же такого пульсирующего учувствовал главный режиссер в Дюрренматте? В интервью, предшествующих премьере, он неоднократно заявлял, что в новой постановке он противостоит фашизму. Это заинтриговало. Тем более что, как помнится, в пьесе ни одного фашиста автором как бы не предусмотрено.

Напомним вкратце. В город своей юности прибывает миллиардерша Клара Цаханассьян. Некогда процветавший, ныне он влачит жалкое существование: все предприятия позакрывались, царит свирепая безработица, жители буквально нищенствуют. Клара обещает дать городу целый миллиард при единственном условии: его жители должны совершить правосудие и восстановить справедливость. Для этого всего-навсего следует приговорить к смерти хорошо известного им согражданина и бывшего возлюбленного миллиардерши Илла.

Добропорядочный Илл, оказывается, сорок пять лет тому назад подкупил двух лжесвидетелей, чтобы те показали на суде, что они якобы переспали с его подружкой Кларой (естественно, тогда еще не миллиардершей). Лжесвидетели за литр водки клятвенно в этом суд заверили. Возлюбленный Клары с успехом отбрыкался от признания его отцом рожденного Кларой ребенка и женился на дочери лавочника. Ребенок вскоре умер. Сама Клара была с позором изгнана из города и попала в публичный дом. Но там в нее влюбился миллиардер, который завещал ей все свои деньги. И вот теперь Клара хочет осуществить правосудие и восстановить справедливость.

У Михаила Козакова экранизация этой пьесы в свое время не очень прозвучала. Потому, видимо, что для нас тогда пьеса эта была “про них”. Сегодня оказалось, что эта пьеса очень даже и про нас…

Художник-постановщик Александр Патраков так точно воссоздал тоскливую атмосферу дымно-железного городка Гюллена, нищету его и запустение, что показалось: я вернулся в многострадальную Отчизну двадцатилетней давности. Нынешние двадцатилетние могут представить те безрадостные городские пейзажи хотя бы по фильму “Маленькая Вера”. Мертвящие ритмы Тома Уэйтса доводят эту атмосферу до ощущения полной безнадеги и омерзения. Соответствующие костюмы действующих лиц картину дополняют.

Но, какой бы ни была атмосфера, а действующим лицам надо действовать, не натыкаясь друг на друга. Поскольку пьеса, как уже было сказано, весьма густо населена. К тому же действие не раз переносится из одного места в другое, и перемонтировка декораций потребовала бы слишком много времени. Александр Патраков элегантно справился с этой задачей, организовав сценическое пространство аж в трех уровнях. Благодаря этому спектакль не теряет своего темпоритма.

И даже в таких удобных декорациях сосуществовать друг с другом жителям города Гюллена становится тем сложнее, чем дальше разворачивается сюжет. В самом начале спектакля Александр Славутский представляет горожан в танцевально-музыкальном действе под уже упомянутые мертвящие ритмы. Подобные дивертисменты настолько часто вплетаются в спектакли Славутского, что могут показаться единственным известным ему режиссерским приемом. Однако здесь “фирменный” дивертисмент оказался на месте – точнее сплоченность коллективного каннибальского чудовища театральными средствами, пожалуй, не продемонстрировать.

Также коллективно граждане Гюллена отвергают поначалу предложение миллиардерши умертвить Илла. Затем персонажи вроде бы начинают жить каждый сам по себе, как бы даже рассуждают о гуманизме. Но каждый точь-в-точь как его сосед, пользуясь случаем, обирает перепуганного лавочника Илла, забирая у него “в долг” все что понравится. Жадноватый Илл не рискует сопротивляться этому грабежу, ведь каждый приходящий к нему обещает поддержку и защиту. А вот когда брать у Илла стало уже нечего, горожане как-то внезапно приходят к выводу, что действительно Илл сорок пять лет назад поступил по-свински и надо бы ему по справедливости за это ответить. Нет, не зря миллиардерша Клара Цаханассьян предусмотрительно привезла с собой гроб…

То, что с миллиардом гораздо легче добиться правосудия, нам было известно и до Дюрренматта. Хотя бы от графа Монте-Кристо. Конечно, пьеса-притча швейцарского классика много сложнее. Она и об относительности гуманизма, морали и нравственности. Она и о любви, порывающейся простить, и о памяти, не желающей прощать, о догмате христианского всепрощения с добрым пастырем, торжественно выносящим Иллу приговор. Много тут всего… Но вот как насчет проанонсированного Славутским антифашизма?

Чтобы зритель не путался, кто есть кто (а то, чего доброго, могут записать в фашистки миллиардершу, скупившую предварительно все предприятия города и закрывшую их с целью загнать жителей в нищету), Славутский обувает жителей города Гюллена в красные ботинки. Чтобы все всем было ясно. Однако и при таких прямых режиссерских указаниях я немного запутался. Если эти, которые фашисты в красных ботинках, вершат правосудие и восстанавливают справедливость, то что же получается? Получается, какие-то справедливые фашисты. Это явно не входило в режиссерский замысел… Это все от моей путаницы. Надеюсь, более понятливые зрители разберутся. А также поймут, почему жители Гюллена переобуваются режиссером в символические ботинки только после приезда миллиардерши с гробом. Я же, несколько отчаявшись найти здесь логику, просто наблюдал за игрой актеров.

Александр Славутский, отдав главную роль Клары Цаханассьян Светлане Романовой, принял это решение на несомненную пользу спектакля. Романовой удались и те сцены, где она железная леди, и сцены лирические. Правда, на мой взгляд, в лирических она все-таки смотрится органичнее. Может, такова природа ее дарования?

Михаил Галицкий, ставший за последние годы привычным исполнителем главных ролей, добросовестно и талантливо тащит на себе и роль Илла. А роль совсем не проста: в ней есть динамика не только поведения, но и характера, и преображается Галицкий весьма убедительно. Хорош в своем убежденном фарисействе и Бургомистр Геннадия Прыткова (знатный из него, наверное, получился бы Тартюф!) Но, пусть не обидятся на меня достойные всяческих похвал исполнители главных ролей, с самым большим удовольствием я наблюдал за удивительной игрой Юрия Федотова и Феликса Пантюшина в небольших ролях лжесвидетелей, кастрированных и ослепленных миллиардершей. Впрочем, чему же тут удивляться? Давно и не мною сказано, что маленьких ролей не бывает, а бывают маленькие актеры.

С премьерой!