Возможно, подведение жизненных итогов преждевременно для большинства людей, которым исполняется “полтинник”. В наше время именно на этот возраст приходится пик деловой и творческой активности. Но в случае с известной татарской писательницей Набирой Гиматдиновой, чей юбилей общественность республики отмечает в эти дни, можно без сомнений “рапортовать” о том, что ее жизнь удалась. Набира Минахметовна не только популярный писатель, чьи книги не пылятся на полках библиотек, являясь самыми читаемыми, но еще и главный редактор литературного молодежного журнала “Идель”, публицист, общественный деятель. В чем же заключается для нее источник творческого вдохновения, какими вехами отмечен ее жизненный путь до и после выхода в 1981 году в свет первой книги “Сказ о воде”?..

– Вы родились в замечательном районе Татарстана – Аксубаевском, богатом историей, старинными преданиями и красотами природы. Как он повлиял на ваше творчество?

– В Аксубаевском районе проживает много национальностей: татары, русские, чуваши, марийцы. Они сосуществуют в мире и согласии не одну сотню лет. Вот и деревня Карасу (она расположена в 30 километрах от Билярска), где я родилась, наполовину русская, наполовину татарская. Речка Карасу разделяет земли их компактного проживания. Но не могу не отметить такой особенности – “государственный” язык в деревне был татарский. Все русские владели им. Даже такой случай был. Появился у одной девушки ухажер из других мест, подружил какое-то время, а потом удивился: что такое? Вроде бы русскую девушку провожаю каждый вечер до дома, но постепенно забываю русский язык.

Аксубаевский район – край загадочный, полный легенд и сказаний. Например, о горе из лаптей, которую воздвигли три девушки. Рядом с нашей деревней располагалась таинственная роща, попав в которую люди начинали блуждать, будь то день или ночь. “Черти шутят”, – так объясняли эту особенность старожилы. Но я никогда не боялась заблудиться в лесу.

– Как знаменитая героиня Марины Влади из фильма “Колдунья”?

– Возможно. Все мое детство прошло в лесу. С мамой мы собирали лечебные травы, их сушеными пучками у нас был увешан весь амбар. С отцом заготавливали дрова. Нас у родителей было пятеро, и они трудились не покладая рук, чтобы большая семья не бедствовала. А моя бабушка была народной целительницей, но не травницей… она лечила пиявками. Мы, внуки, героически стоя в пруду, помогали ей собирать этих пресноводных червей. Пиявки жили у бабушки в 15 банках, она даже разговаривала с ними. А еще лечила молитвами, поскольку была истинной мусульманкой: пять раз в день читала намаз, всегда ходила в белом.

Став горожанкой, я не оборвала нити, связывающие меня с природой. Я и сейчас очень люблю лес, специально выезжаю в заповедные места. Часто во время деловых поездок по районам у меня возникает желание остановить машину посреди дороги, выйти из нее и бежать в даль к горизонту. По ночам мне постоянно снится лес.

– Не ваша ли бабушка послужила прототипом колдуньи в известной повести “Сихерче”?

– Нет, у этого персонажа – другой прототип, Шарифжамал-эби из деревни Узи. Эта женщина имела дар от Всевышнего лечить молитвами, умела читать мысли людей и некоторых не пускала на свой порог. Впервые я написала о ней по рассказам своих знакомых, не будучи знакомой лично. Каково же было мое удивление, когда мне передали, что Шарифжамал-эби неведомо откуда прознала об этом и рассердилась. Мне ничего не оставалось, как ехать в деревню Узи, чтобы засвидетельствовать почтение чудодейственной абыстай. Первое, что меня поразило, – молодые глаза столетней женщины, яркие, нисколько не выцветшие. Усадив меня на стул, Шарифжамал-эби около часа читала надо мной молитву. Помню, горячая волна прошла тогда по моему телу, очень хорошо стало мне в тот момент. За внимание подобного рода у татар принято благодарить, поэтому ничего удивительного не было в том, что я протянула двадцатипятирублевую купюру. Однако врачевательница рассерженно кинула мне их обратно: мол, почему жертвуешь не свои? Откуда она узнала, что деньги я заняла у знакомой, поскольку собиралась впопыхах? С любопытством я рассматривала старые книги на арабском языке, которые лежали у нее на столе. Сохранились ли они после ее смерти? Надо сказать, что односельчане сторонились своей аксубаевской “Ванги” – Шарифжамал-эби была очень одинока.

– Как вы, “дитя природы”, адаптировались к городской жизни?

– Достаточно тяжело. После восьмого класса я совершила шаг, который мог стать роковым в моей жизни, – поехала в Иваново, город невест. Совсем еще девчонкой была, у меня даже паспорта не было. Причиной такого отчаянного шага послужили нужда и… мечта – хотелось выйти за привычные сельские рамки, увидеть большой мир. Мне хватило полутора лет, чтобы насытить свое любопытство и начать скучать по маме и, самое главное, родному языку.

Тут нельзя не сказать, что мне очень повезло с воспитателями в общежитии – супругами Ульяновыми. Они изучали татарские песни и, собрав пять татарок, работниц текстильной фабрики, в число которых, разумеется, вошла и я, организовали ансамбль. Мы выступали в детских домах, домах культуры – сергачские мишары нас слушали. От исполнения песен моя ностальгия стала еще сильнее, появилось желание излить свои печальные раздумья на бумагу – так я начала писать. Так что первые мои произведения, три повести, родились на прикроватной тумбочке в общежитии. Как-то за этим занятием меня застала воспитательница, и уже на другой день она пришла с адресом: вот Союз писателей Татарии – пиши! Приглашение на творческий семинар из Казани пришло быстро. За спиной мгновенно выросли крылья, но как уехать? Я, выпускница ФЗО, по закону тех лет должна была три года отработать на предприятии, вернуть потраченные на меня государством деньги. Тогда Ульянова взяла меня за руку и повела к генеральному директору текстильного комбината. Тот внимательно выслушал нас, подумал и отпустил.

– То есть карьера ваша была, как в советском ура-патриотическом фильме, головокружительной – из ткачих в знаменитые писательницы?

– Я не могу так сказать. Первые годы жизни в Казани мне пришлось работать на стройке, а по вечерам учить немецкий язык, чтобы поступить в вуз. В 1977 году я была зачислена на первый курс факультета журналистики Казанского государственного университета. Студенческие годы тоже были трудными, когда денег порой не было даже на кусок хлеба, ведь родители не могли мне помогать. Это сейчас благодаря Всевышнему я ни в чем не нуждаюсь. Поэтому я вопреки распространенному желанию помолодеть в молодость возвращаться не хочу. Не все было гладко и с утверждением на писательском поприще. Вступить в Союз писателей тогда было сложно. С одной стороны, одаренную молодежь хвалили и обнадеживали, с другой – отталкивали. Например, меня упрекали в том, что я пишу “с мишарским акцентом”, в создании “чуждых народу” образов. Дело доходило до жалоб в обком партии. Но сломить меня не удалось, я осталась верна избранной теме и интонации.

– А наставников, которые помогли вам состояться, можете назвать?

– Не могу сказать, что у меня были наставники, так как с самого начала я понимала особенность избранной в творчестве тропинки. Но были личности, чей пример восхищал и заставлял держать уровень. Это в первую очередь писатель Аяз Гилязов. Его мнение всегда было ценно, он высказывался прямо. Познакомившись с моей прозой, Аяз Мирсаидович сам обратился в Союз писателей со строгой, но благожелательной рецензией. Помню, в ней были такие слова: “…у этой девочки ошибки, как у большого писателя”. Конечно, подобные оценки заставляли осознаннее относиться к призванию. Ведь у меня была возможность стать чиновником: два года я работала в обкоме в отделе пропаганды.

– А ваша личная жизнь благополучно сложилась на каком этапе?

– С мужем Рафкатом Бикчуровым я познакомилась на первом курсе КГУ, мы вместе учились. Сейчас он является заместителем главного редактора журнала “Магариф”. Сама я согласно родословной происхожу от мурзы Рыскула, муж – потомок богословов. Он главный мой советчик во всех делах. Двух наших дочерей можно назвать уже взрослыми: старшая – медик, младшая – школьница. Семья – главная моя опора в жизни. Думаю, подобное нечасто можно услышать от творческого человека, но факт остается фактом – на первом месте у меня семья.

– Тогда почему же у многих ваших героинь несчастливая личная жизнь?

– Я не согласна, что мои героини несчастные, такими они кажутся только на первый взгляд. Всем им дан редкий дар всепоглощающей любви к другому человеку в отличие от многих, которые всю жизнь не могут познать, что такое любовь. А мои героини знают, что значит благодаря возвышенному чувству подняться на душевную высоту. Они не приемлют душевного комфорта, сопряженного с рабской зависимостью пусть даже от любимого человека. Эту гордость дает им богатый внутренний мир, а следовательно, и счастье, несмотря на их одиночество.

– Да, подобных героинь не- часто встретишь на страницах российской женской прозы, которой свойственны жесткие, порой циничные интонации.

– Я против деления прозы на женскую и мужскую. На мой взгляд, проза или есть, или ее нет. Более продуктивным считаю деление авторов книг: на писателей и пишущий народ. Фоном для изображения отдельно взятой судьбы во всех моих произведениях служат размышления о жизни, о счастье, о судьбе татарской деревни, природе, экологии, сохранении народных традиций. Неизменно уделяю внимание народным методам лечения, поскольку в детстве многое переняла у мамы. Часто слышу от читательниц: “Мы лечимся по твоим книгам”. А еще они благодарны мне за романтичность. Свою задачу я вижу в том, чтобы приподнять людей над серой обыденностью. Они и так устают от быта, и если удается кого-то оторвать от круговерти повседневных дел хоть чуть-чуть – это хорошо. Еще лучше – если читатель прослезится. А то слишком многие разучились плакать, ожесточились.

Созвучно моим целям в литературе и такое непривычное направление в медицине, как библиотерапия. Умелым подбором художественных текстов действительно можно улучшать физическое и душевное состояние людей.

– Но порой людские беды требуют более радикальной помощи, чем просто хорошая книжка.

– Да, именно поэтому я уже второй созыв работаю помощником депутата Госсовета РТ Ильшата Фардиева, генерального директора “Татэнерго”. Откровенно говоря, я думала, что, работая с руководителем такого уровня, избавлюсь от излишней мягкотелости, характер станет тверже. Но получилось с точностью до наоборот. Каждый вечер я изучаю его депутатскую почту (поступает примерно 20-25 писем в месяц), отвечаю на звонки по телефону и знаю, что ни одно обращение он не оставляет без внимания, даже если проситель не принадлежит Заинскому избирательному округу. Ильшат Шаехович помогает инвалидам, сиротам, онкологическим больным, творческим союзам, театрам. Каждый год материально поддерживает поступающих в казанские вузы 30 одаренных абитуриентов… Иногда мне, как помощнику депутата, бывает обидно: скажем, приходят здоровые мужчины и высказывают претензии, что такая богатая организация, как “Татэнерго”, им отказывает в помощи. При этом они забывают, что есть более богатые предприятия, но при этом никак не проявили себя на ниве благотворительности.

– Обязанности помощника депутата, мне кажется, достаточно тяжелый груз, но в марте прошлого года вы взвалили на свои плечи еще одну ношу – руководство литературно-художественным молодежным журналом “Идель”. Какие задачи ставите перед собой в качестве главного редактора этого издания?

– Поскольку журнал литературный, главной своей целью я вижу объединение творчески одаренных юношей и девушек Татарстана. В последнее время с тревогой отмечаю, что не вижу молодой смены, приток талантов в писательское ремесло прекратился, и возникла угроза нарушения преемственности в писательской традиции. Вот почему на днях мы создали при нашем журнале литобъединение. Его двери, как и страницы “Идели”, открыты для начинающих прозаиков и поэтов. Для зрелых и маститых авторов существует издание “Казан утлары”… Зато мы можем принять “полуфабрикаты” с условием дальнейшей целеустремленной работы юного дарования над собой. Главное, что начинающий писатель должен усвоить, – разницу между бытовым и литературным языком. Вот почему благодаря уникальности ниши, занимаемой на медиаполе, нашему изданию не грозит конкуренция.

Галина ЗАЙНУЛЛИНА.